— Ах ты психованный ублюдок! Твою мать! Боевым!.. — голос Штуббе в наушниках заглушал рев мотора.
"Тигр Е" приблизился на расстояние до 700 метров, и когда машина Райля начала движение, учебная болванка попала аккурат в маску орудия. Несмотря на уменьшенный заряд и обычный кусок железа вместо снаряда, acht-acht обладала чудовищной дульной энергией, "Королевский Тигр" затрясло, Райль едва успел схватиться за сиденье, а Алекс вылетел со своего места, ударившись лицом о пол.
— На место, быстро... Пугнем его. Фугасный. Угол возвышения — минус 1.
И через несколько секунд фугасный снаряд Kwk-43 рванул прямо перед "Тигром" Штуббе, заставив того выплевывать землю, залетевшую в смотровую щель и осыпать Райля проклятиями.
— Так, мальчики, концами будете меряться на гражданке! Домой! — проскрежетал по рации Герцог.
8.
Почти весь день Эрика пробыла в медсанчасти, как оказалось, кровь из носа опять пошла прямо на выстреле "Тигра" с черепом, когда "Королевского тигра" тряхануло. Девушка так распереживалась, боясь, что друг пострадал, что ее пришлось увести с полигона, но перед уходом она строго наказала подруге встретить Алекса и расспросить его про бой. Дождавшись того момента, как полковник отдаст приказ возвращаться, Мария-Елена поспешила к тому месту, куда поехали танки. Вылезая из башни, Штуббе уже успел увидеть почти бежавшую к ним радистку.
— Эй, псих, — гаркнул он, спрыгивавшему с брони Райлю, а когда тот повернулся, кивнул в сторону девушки, — А не к нам ли красавица бежит?
— Да, — сухо ответил ему Юрген, отворачиваясь, — Повязку поправить тебе хочет.
Такой ответ только умилил одноглазого, знавшего характер друга, тем более, как считал Рихард, выстрел по "Кеннингу" мог стать причиной плохого настроения Юргена, как ущемление его гордости. Но решив не делать акцент на этом, майор вылез из танка и, спрыгнув на землю, подошел к Айзенбах, смотрящей за тем, как из башни вылезает Алекс.
— И как тебе наша маленькая игра? — чуть ли не мурлыкнул мужчина, наклонившись к девушке.
— Все в порядке? — прервал его Хартманн, подошедший видимо, как раз вовремя, так как одноглазый майор собирался приобнять молоденькую радистку.
— Да, — как-то замялась та, отходя от Рихарда, заметив некоторое разочарование на его лице, но это быстро сменилось мирным спокойствием, — Эрику увели... опять... у нее кровь из носа пошла, — забыв слово, радистка попыталась быстро объяснить, что случилось.
— К Вигману что ли? — усмехнулся Штуббе, доставая из кармана пачку сигарет, но тут у него попросил одну Алекс, и одноглазый охотно поделился, — Что-то у вашей подружки кровь неправильная идет — не из того места, — подкуривая, он усмехнулся, а когда выпустил дым в сторону, с прищуром глянул на девушку, — Можем навестить ее...
— Сходи, — тихо рассмеялся Хартманн, поднося сигарету к губам, — Если не боишься второй глаз потерять.
Райль не спеша шел по территории базы. Около большой палатки, выполнявшей роль столовой, сидел на корточках Клинге, и кормил котят. У них давно жила неизвестно откуда взявшаяся крупная кошка, "норвежская лесная", как сказал однажды сам Мик, периодически приживавшая котят от диких котов и самцов полярной рыси, водившихся в округе.
— Михаэль, — Райль позвал унтер-офицера, — Эй! — он подошел и хлопнул того по плечу.
Клинге вскочил:
— Ну ты напугал, майор.
— Не ври, Клинге, ты нихера не боишься! — как-то грустно усмехнулся Юрген, опустив голову к мяукавшим возле ног животным.
Мик отвел глаза в сторону, взял одного котенка, крупного, с кисточками на ушах, и посадил себе на плечо. Как-то один из гренадеров сказал, что этих засранцев пора топить, а то жрут за целый взвод. Клинге, не говоря не слова, хлестким ударом сбил парня с ног, а потом Штуббе, Райль и Лундстрем с трудом оттащили его от бойца. Котенок повис на гимнастерке Михаэля, но того это не особо волновало.
— Скоро марш-бросок, Мик. Штуббе просил и вас погонять... Готовься! — прищурился Райль, переведя взгляд с котенка на лицо собеседника.
— Есть! — тихо сказал Клинге, еле заметно кивнув.
То, что он наглухо отшибленный на голову — знали все, причем далеко за пределами полка Герцога. Как-то, в первые дни войны, когда Мик еще воевал в другом экипаже, он и еще 10 однополчан попали в плен. Один догадался побежать и на свое счастье получил пулю. При Клинге одного из бойцов иваны повесили вниз головой и вспороли живот, еще одного, переломав ноги, посадили на обрубок осины, а парню из экипажа Клинге, подвесив его в форме Андреевского креста, начали тянуть железным крюком кишки через зад. По случайности, Михаэля не связали, и он, снеся плечами двух ржущих советских рядовых, ломанулся куда-то из деревни, где стояли русские. Занятия легкой атлетикой с самого детства, и то, что вместе с Райлем он был еще одним некурящим, дали о себе знать. До своих было километров 7: Клинге несся не менее трех, потом, упав к луже в лесу, жадно пил, и снова — опять бежал... Его, оборванного, с царапиной от пули на левом плече, с безумными глазами, взял патруль "Мертвой головы", ребята буквально на руках дотащили Клинге до расположения полка. О том, что произошло в плену, знали только Райль, Штуббе и Герцог. Полковник тогда отдал приказ не брать пленных неделю. Он слышал, что Зепп, командир "Лейбштандарта", приказал своим бойцам три дня не брать пленных, после того, как иваны зверски убили шестерых его солдат. Курт считал Зеппа везучим глупцом, но это не отменяло того, что тот мог отдавать иногда толковые приказы... И они не брали! Нет, конечно принимали советских пленных, но только затем, чтобы покрошить их. Самым простым было — переломать или прострелить ноги и закопать живьем. Как-то батальон Райля, — Штуббе был тогда его адъютантом, — взял поселок, недалек от Харькова, там располагался штаб полка. Перебив прикладами и саперными лопатками раненых рядовых, бойцы СС принялись за офицеров. Командира, довольно молодого полковника, привязали к двум бронетранспортерам, растянув в струнку. "Ну, я поехал!" — крикнул Штуббе из люка "четверки". Райль махнул рукой, и танк, на медленном ходу, проехался по задним ногам советского офицера. Верхняя часть тела раздулась, из ушей, носа и глазных впадин хлестала кровь. Перед этим он уже не кричал, а только тихо стонал. Было ли жалко его Райлю?.. Нет. Сам процесс был неприятен... За всем этим смотрела, плача навзрыд, девчушка лет 18, радистка из штаба полка. Покинув танк, Штуббе подошел к Райлю:
— Может, отдать ее солдатам?
— Нет, здесь и так слишком много говна. Пусть валит, — голос Юргена тогда был жестким, не терпящим возражений.
Рихард подошел к девице, поднял ее на ноги и рявкнул на ломанном русском: "Вали. Туда!" — махнув рукой. Потом дал ей отхлебнуть первача из фляги. Девушка, шатаясь, с пустыми глазами, пошла куда-то на восток. Когда до нее было метров 150, Штуббе схватил из рук одного гренадера карабин, резко присел на колено, и выстрелил. На этой дистанции маузеровский патрон калибра 7,92 обладал огромной поражающей силой. У девушки исчезла голова, а тело, нехотя сделав шаг, упало в дорожную грязь.
— Вы трое! — Рихард ткнул в группу рядовых, — Похороните ее по-христиански, хотя она и коммунистка, — а, отдав карабин обратно, добавил, уже обращаясь к майору, — Это война, Райль!
Юрген ничего не ответил, два дня они вообще не говорили со Штуббе. Уже после, когда они сделали небольшую остановку в каком-то маленьком поселке, Рихард все же решился поговорить, улучив момент:
— Слушай, Райль!
Юрген сидел на берегу речки, кажется, это был какой-то мелкий приток Днепра.
— Ты когда-нибудь доиграешься со своим сраным рыцарством, и погибнут люди... — Штуббе вещал, как пастор на проповеди, — Ну не тебе же одному рубить девкам бошки! — как бы пошутил он тогда, закурив.
— Пошел ты! — нехотя сказал Райль.
— Погибнут люди, Юрген! Я не тебя имею в виду, ты не человек, вообще-то, как и я! Я о тех малолетних пиздюках, которых нам шлют на пополнение. А если у девки под одеждой граната? Ты вроде и человек толковый, а дурак, Юрген! — говоря это, он пытался достучаться до разума товарища.
— Тебе объяснить, куда именно идти? — прошептал Райль, глядя в глаз.
— Дурак, — сухо сказал Штуббе и зашагал в сторону поселка.
Райль вытащил из-за пазухи флягу, отпил чуть ли не сто грамм, и завалился спать прямо на берегу, глянув на оранжевый закат. Впервые за много лет он ни о чем не думал.
Очнувшись от воспоминания, Юрген повернул голову туда, откуда слышался смех. Из палатки медсанчасти выходили новоприбывшие, а возглавлял их Штуббе, о чем-то оживленно рассказывая, при этом размахивая рукой, в которой держал сигарету, как заправская девица борделя. Шедшие рядом ребята смеялись, и теперь не походили на солдат, им бы сейчас домой к мамке, а не воевать. Заметив сослуживцев, Рихард кивнул следовать за ним, а подойдя к Райлю и Михаэлю, с довольной улыбкой рассказал, как молодежь довела доктора до истерии. Девушки тут же кинулись к котятам, умиляясь им. Наблюдая за этим, мужская часть по-быстрому обсудила прошедшее испытание, припомнив и утренние полеты летчицы, а потом вся компания плавно перекочевала в столовую на завтрак, решив, что вечером можно устроить и посиделки у костра за бутылкой шнапса.
9.
Костер бодро разгорался, поднимая языки пламени вверх, освещая часть стены дома и палатки, между которыми его разожгли, оранжевым приятным светом. Ночь плавно вступала в свои права, повесив на небо огромную белую луну среди крупных звезд. Будто предчувствуя тихую ночь, солдаты стали спокойнее, вспоминая семьи, мирную жизнь, рассказывая друг другу свои мечты и о том, как хотят вернуться домой. Сидя возле костра на корточках, Штуббе с умным видом закидывал в пламя небольшие ветки хвороста, чтобы пламя лучше разгорелось, держа в зубах сигарету, иногда делая затяжку, не вынимая ее изо рта, и тут же выпуская дым, от чего щурился еще сильнее. Но подняв голову, одноглазый заметил, как к ним приближается Клинге, неся несколько бутылок шнапса.
— Наконец-то, — как-то недовольно пробубнил Рихард, поднимаясь, — Тебя только за смертью посылать.
— Скоро она сама придет, — ответил ему кто-то из сидящих на принесенном из леса бревне.
— Закрой хлебало! — рявкнул Штуббе, садясь рядом с Райлем, жарившим сосиски, какое-то время все молча смотрели на пламя, но докурив, одноглазый выбросил бычок в костер, усмехнувшись, решив разрядить обстановку, пока товарищи разбирали бутылки, — У этой девчонки, — летчицы, — позывной, знаешь какой? — он аккуратно толкнул локтем Юргена, смотря на него горящим взглядом, — Смерть! — рассмеялся, помотав головой.
Мельком глянув на приятеля, Райль промолчал, но повернув лицо к костру, ухмыльнулся.
— Зато я красивее, — послышался голос, и вдруг между майорами села Эрика, повернув голову к одноглазому, похлопала глазами, нагло улыбаясь.
— Могу помочь стать еще красивее, — хмыкнул тот, поняв намек девушки на отсутствие у него глаза.
— Куда уж мне до Вас, герр майор? — не унималась летчица, — Смелости тем более не хватит, — подернув бровью, отвернулась к огню.
— Эй! — мимо прошел Алекс, по пути забрав одну из бутылок шнапса, — А у тебя какой позывной? Тигренок? — сев напротив, парень сделал один глоток и с довольным видом глянул на одноглазого.
— Котенок? — поддержала его Моргенштерн, расширив на секунду глаза, а потом взглянула на друга, улыбаясь.
— Северный олень, твою мать! — прошипел Рихард, сделав после несколько больших глотков.
— Да угомонитесь вы, день был хороший, хоть и напряженный, — решил разрядить обстановку Райль, — Лучше выпьем...
— Тем более есть за что! — поддакнул кто-то из сидящих возле костра.
Все подняли бутылки, уже потом, когда все выпили, Клинге заметил, что одна единственная девушка не пьет. Протянув ей бутылку, мужчина ухмыльнулся:
— Что же барышня не выпьет с нами? Али брезгует? — чуть понизив голос, приподнял одну бровь.
Эрика будто была удивлена такому вопросу, переведя взгляд с бутылки на лицо Михаэля, она похлопала глазами, не зная, что ответить, но заметив, что все на нее выжидательно смотрят, с какой-то неохотой взяла шнапс.
— Да я как бы... Не знаю, — пожала плечами Моргенштерн, рассматривая бутыль в руке.
Рихард прищурился, с довольной полуулыбкой наблюдая за тем, как меняется мимика на лице летчицы, и точно так же на нее смотрел и Райль, ожидая того шага, который сделает Эрика. Девушка мельком посмотрела на друга, тот коротко кивнул так, чтобы увидела только она одна, и только после этого, опрокинула в себя немного шнапса. По горлу прокатилась обжигающая жидкость, от которой летчица немного поморщилась. Чуть кашлянув, она выдохнула, выпрямившись.
— Закуси, — Юрген протянул ей одну из сосисок.
— Первую не закусываю, — ляпнула Эрика, возвращая бутылку Клинге.
— Ух! — Лундстрем рассмеялся, — Это по-нашему! — с этими словами он поднял бутылку тостуя, что означало, что пошла очередь второй.
После третьего тоста, девушка замотала головой, чувствуя, что даже закусь сейчас не поможет. И тут Штуббе вдруг разговорился, забыв обиду; он вдруг вспомнил об одной девушке, с которой его и Райля свела судьба. Поднеся горлышко бутылки к губам, Рихард усмехнулся, а, сделав глоток, поглядел на Юргена, смотревшего на огонь.
— После нашей вылазки в одну деревеньку, где засели иваны, — начал одноглазый, — Где мы их благополучно перебили всех, нас с Райлем вызвали в Берлин...
Слушая его в пол уха, Юрген следил за тем, как танцуют искры, вырвавшись из пламени, поднимаясь, они тут же гасли, как звезды перед утренней зарей. Он помнил и ту деревню, и то, что было там, и ту девчонку, которой оторвало голову от выстрела Штуббе. И тут воспоминания нахлынули на него, как снежный ком...
"А через несколько дней в Герцогу пришла телеграмма, что штурмбаннфюрер Райль и гауптштурмфюрер Штуббе вызываются в Берлин на награждение Рыцарским Крестом. Впрочем, Штуббе уже фактически был в следующем звании. Оставить подразделение было несложно: Герцог был на месте, а толковых офицеров помладше тоже хватало.
Райль два года не был в Берлине. Да, там, на востоке, был Ад, но здесь все еще, как казалось, играла мирная жизнь. Фюрер принял их обоих, пьяных и уставших с дороги. По пути к кабинету, Штуббе постоянно пытался подколоть товарища. На награждении фюрер отдал Рыцарские Кресты сидевшему там же Эйке, и сказал: "Это ваши, воины, генерал..." После того, как Эйке молча повесил награды на шеи офицеров, фюрер подошел сначала к Райлю, потом — к Штуббе, и сказал несколько напутственных слов, как-то тихо, без пафоса, по-отечески. "Надо же, совсем не похож на политика..." — подумал Райль. "Простой мужик! За того и повоевать можно" — решил Штуббе про себя. Кроме наград, парням достался ящик коньяка и немного нормальной, "гражданской", еды, от которой быстро отвыкаешь на фронте. Потом они сидели в кабаке недалеко от казарм в Лихтерфельде, Штуббе громко шутил и клеил миниатюрную блондинку, оказавшуюся стенографисткой в штабе одной из дивизий СС. "Хорошо, она не в форме, " — подумал Райль. А потом вся компания, несмотря на уверения девушки, что "она так не может", ломанулась в офицерский бордель. Райль снял себе пышнозадую брюнетку-венгерку, а Штуббе, держа в одной руке стенографистку, а в другой — ящик коньяка, заказал высоченную рыжую деваху, кажется, она была из Голландии. Страстность барышни и выпитое спиртное сделали свое дело, Райль на какое-то время забыл про Урсулу... Посреди ночи в дверь комнаты постучали, и на пороге возник пьяный Штуббе в каком-то розовом халате, который ему явно был мал:
