— Торкеш? — недоверчиво покосилась на котелок и судорожно сглотнула при виде кувшина. — Ты с чего это вдруг с подарками пришел?
— Ты ведь к Галате бегала за водой, вот я и решил зайти тебя порадовать, — ухмыльнулся мужчина. — А животом ты так урчала громко, что даже их, — он ткнул в сторону спящих охранников пальцем, — разбудила. Не спала бы долго, сама бы у Галаты котелок взяла. На, ешь, а то до Харлаха только твои кости довезем.
Кашесуп был холодный, его можно было резать ножом на кусочки, как мамалыгу, и есть, но самое главное — я присосалась к кувшину, как умирающий в пустыне. Отвар был вкусен необыкновенно, оторваться не было никаких сил.
— Остановись, ты уже половину выпила, лучше поешь. Да хватит искать, чего ты роешься? Нож у тебя где?
Пришлось признаться, что ножа у меня нет, а ищу я ложку — не пальцами же есть. Отсутствие ножа повергло Торкеша в неподдельное изумление, он покачал головой и вытащил из сапога свой.
— И как ты в такую дорогу отправилась, ума не приложу — ни ножа у тебя нет, ни плаща теплого, обувка странная — долго такая не проживет. Денег, поди, тоже нет?
— С ножами у нас не ходят, да и пользоваться я ими не умею. У вас не ножи, а мечи, куда я такой засуну? Плащ — дело наживное, если понадобится — куплю. Обувка моя не странная, а сделана именно для таких дорог, я в этих ботинках оттопала столько, что твои сапоги уже бы развалились. — Я уже нашла ложку и теперь быстро поглощала кашу, которая проваливалась во внезапно открывшуюся черную дыру.
— Нож — дело обязательное, — Торкеш наставительно поднял палец кверху. — Лучше всего в сапоге его держать, но можно и в ножнах у пояса. Тогда тебе надо еще и пояс покупать хороший, чтобы и ножны повесить можно было и деньги в пояс положить. У вас и мужчины ножей не носят, ну и ну, что ж это за край такой? А если зверь какой нападет, что делать будете?
— С одним ножом на зверя не попрешь.
— С одним — не попрешь, а если есть меч, копье, топор — вполне пойдешь.
— Топор, да, был у нас в пути топор гномьей стали, голубоватый такой. Все рубил, как масло, до сих пор жалею, что остался он у того мага. Был еще нож, скорее кинжал в ножнах и небольшой кривоватый нож темной стали, но они вроде бы у Ларса остались...
— Твоего же мужа Реем звали...зовут. А Ларс это кто?
Вот черт, ляпнула, не подумавши, чем меньше имен, тем меньше возможностей прихватить меня на каком-либо вранье. Не потому, что Ларс с Ханкой шпионы иноземные, а единственная причина в том, что начав говорить, можно ненароком выдать и то, что я из другого мира, а про такие вещи молчать надо, как рыба в пироге. В деревне дебилов и то не шибко верили, но по причине своей замкнутости допускали возможность, что некие пришлецы неизвестно откуда появились, а стоит попасть на знающих местную географию наемников или, не приведи боже, какую-нибудь королевскую стражу или магов — и все, схарчат без соли. Кто может поручиться, что тот же самый Торкеш не имеет родственника, приближенного к страже или не служащего в ней? Прицепился же он сразу, что я все вру...ну не вру, а не договариваю кой-чего, и потом приперся ночью не на красоту же мою неземную полюбоваться? И сейчас выспрашивает...только успевай следить за языком, здесь же газет нет, все новости сарафанное радио передает...
— Чего задумалась, вспоминаешь, кто такой Ларс?
— Знакомый один, мы на лесную деревню с Реем набрели, там некоторое время жили, вот парень из той деревни с нами и увязался, в большой мир хотел уйти, а один боялся. — Котелок я отставила в сторону, Торкеш заглянул в него, хмыкнул и быстро доел остатки.
— Тебе помыть вечером и отдать Галате.
Котелок опять перекочевал ко мне. Я кивнула и отложила его в сторону, вместе с пустыми кувшинами.
— А Ларс тоже у того мага остался?
— Нет, они пропали на следующий день.— Боже, ну почему это "они" сорвалось с языка? Понятно, что я подумала о Ларсе с Ханкой, может, мою оговорку Торкеш и не заметил? — Мне управляющий сказал, что он ушел рано утром, даже не попрощавшись с нами.
— Интересно, — задумчиво протянул мужчина, маги обычно одни живут, а тут — управляющий. У этого мага большой дом? И почему "они"? Ларс ушел не один, с ним еще кто-то был?
Ну вот прицепился, как пиявка...сделаю вид, что не слышала и усе.
— Да, большой, только вот прислугу я не видела, ни кухарок ни конюхов, ни служанок. Должны были где-то быть, наверное...
— А за столом кто подавал, управляющий?
— Ну...в первый день были, кажется, слуги, а вино управляющий разливал.
— А потом? Вы же не один день жили у этого мага?
— Потом...— потом я сидела взаперти и при воспоминании об этом невольно сжались кулаки. — Потом...было...потом....
Повозка медленно катилась по каменистой дороге, подскакивая на выбоинах, о рессорах тут и понятия не имели и все демпфирование кочек сводилось к толстому слою соломы и одеялам. Единственное положение, в котором я могла нормально себя чувствовать, было восседание на невысоком тючке, перевязанном веревкой. Торкеш же спокойно полулежал на правом боку, подперев голову рукой и дорожная тряска его ни капельки не волновала. Вот только его любопытство мне совершенно не нравилось, последний вопрос просто повис в воздухе, а ответа на него никак не находилось. Я поерзала на импровизированной табуретке и решила закончить эти неприятные расспросы разом:
— Это что, допрос?
— Ну ты что, милая, я же сам пришел к тебе, — опять этот тягуче-мурлыкающий голос и сощуренные глаза так и сверлят дырки, — и даже накормил. Ну какой же это допрос, любопытство просто гложет, что там у тебя произошло.
— Мало ли что произошло, я не обязана всем рассказывать об этом. Ты же не треплешься всем подряд о своих делах, верно?
— Почему бы и не поговорить с красивой женщиной, которая мне нравится?
— Кра-а-асивой? — издевательски передразнила моего собеседника со всем возможным сарказмом, копируя мурлыкающий голос и кривую ухмылку. — Знаю, что врешь, но все равно приятно.
Последние слова мне очень хотелось гордо выплюнуть ему в лицо, но в этот момент Торкеш неожиданно дернул меня к себе. Среагировать от неожиданности я не успела и мгновенно оказалась зажатой в его объятиях на боку да еще и с закинутой на меня ногой. Положение было самое что ни на есть пикантное, загляни кто в этот момент к нам — даже додумывать ничего не надо, чем тут занимаются. Безуспешно подергавшись, пришлось попытаться разойтись миром.
— Торкеш, я, кажется, не давала повода...
— А зачем он мне...
Губы мужчины уже пошли по шее, обдавая горячим дыханием и заставляя сердце сжиматься в ответ. Одна рука уже гладила спину, проходя по позвоночнику твердыми пальцами от шеи до талии, а вторая лежала под затылком, не давая отстраниться.
— Торкеш, еще раз говорю, я не давала повода думать, что меня можно заваливать прямо тут...
— А если ты мне нравишься, что я должен делать — ходить вокруг и вздыхать? Мне больше по душе тебя поцеловать...и не только...
Дыхание уже стало совсем тяжелым, пришлось крутиться изо всех сил, лишь бы сбить ему все желания.
— А моего согласия ты спросить не хочешь? Или для тебя женщина — бессловесный скот, задирающий юбку по первому знаку с твоей стороны? Даже скотина не лезет сразу друг на друга, а мы люди, а не животные! Еще вчера ты понятия не имел о моем существовании, а сегодня уже пытаешься завалить днем прямо тут, в повозке?
На мое счастье завозился спящий охранник, проснулся на своем облучке и с кем-то заговорил Март — Торкеш опомнился и разжал руки. Мигом выскользнув из его объятий, я оправила рубашку, отряхнула волосы и уселась на свой тючок.
— Дай пожалуйста кувшин с отваром, он за твоей спиной стоит.
— Возьми сама. Или боишься меня?
— Боюсь не тебя, а твоих действий. Вот смотрю я на вас, мужиков, и не могу понять, неужели силу применять так приятно? А почему не по обоюдному согласию все делать?
— Ишь, умная какая...А если женщина против?
— Если она против, у тебя есть два пути. Или найди другую, которая к тебе по первому зову прыгнет, или добивайся расположения той, которая тебе по сердцу. Насилием ты женщину к себе не привяжешь никогда.
— Ну ты даешь... Зачем привязывать-то? Покувыркался в свое удовольствие и пошел дальше. А в храм идти с женщиной, значит, прости-прощай вольная жизнь, больше я сам себе не хозяин. Не хочу я сидеть на одном месте, не мое это.
— Тогда иди к тем, которые никогда не отказывают. Тебе же все равно, с кем кувыркаться в свое удовольствие. — Я намеренно подчеркнула "свое", авось, задумается. — Глаза только закрой и можешь перед собой хоть королеву представить, а утром уходить спокойно, зато никому ничем не обязан. Правда, когда раны да болезни начинают одолевать, вы все равно к женщинам ползете за помощью да утешением, но каждый считает, что с ним такого не будет никогда. Кувшин-то лень передать или из вредности? Ну да ладно, сама возьму, не переломлюсь...
Отвар пришелся очень кстати, Торкеш делал вид, что задумался, гоняя соломинку во рту и глядел в потолок. Ну лежит, и пусть лежит, я тут весь день сидеть не собираюсь. Пойду, пройдусь пешком, вечером стоянка на реке будет, искупаюсь да голову помою. Поплавать бы да понырять в прохладной водичке! И этот паразит тут мозги парит, непонятно что ему надо...точнее, что надо, понятно, только вот мне это не нужно ни под каким соусом.
— А если ты своему мужу...ну, помочь не сможешь...что тогда делать будешь?
Я уже собралась выскочить на прогретую солнцем дорогу, как меня остановил вопрос Торкеша. Мудрым человеком была Скарлетт ОХара, она думала обо всем завтра!
— Пока у меня есть надежда, я буду прикладывать все силы, чтобы помочь ему. Об ином исходе я стараюсь не думать. У нас говорят, что мысли материальны, если я не буду думать о неудаче, то она обойдет меня стороной.
— Рей твой муж или твой мужчина?
— А тут есть какая-то разница?
— Мужем и женой становятся после обряда в храме, с мужчиной же ты можешь ... спать и так, без обряда.
— Тогда Рей мой муж по всем вашим и нашим правилам.
— Ты любишь его?
— Конечно.
— А он тебя?
— Тоже.
— Тогда почему он позволил магу произвести над ним обряд, после которого он, как ты говоришь, не узнал тебя и потерял память? Кстати, ты тоже говорила Корнелиусу, что ничего не помнишь, а теперь вспомнила?
— Откуда ты знаешь, что я говорила Корнелиусу? — встрепенулась я.
Такой оборот разговора меня насторожил. Что и кому рассказывал маг про меня? И почему Торкеш в курсе этих дел?
— Слышал, когда он Джаниру рассказывал про тебя. А чего ты в лице переменилась так?
— П-подожди, повтори еще раз, что ты сказал про обряд над Реем? — мне мгновенно стало нехорошо, кольнуло сердце и на секунду все поплыло перед глазами. — Ну, говори, что ты знаешь об этом?
— А ты ничего не слышала разве? — мужчина уже не лежал, а сидел по-турецки напротив меня без тени его вечной идиотской ухмылки. — Если вы прошли обряд в храме, то вы привязаны друг к другу, можете даже слышать мысли друг друга на расстоянии и чувствовать боль. Хотя могут такое не все...Провести такой обряд можно, когда... ну... мужчина увлекся другой женщиной, связь между вами ослабла, а маг только приложил во-время свои заклинания....Эй, ты меня слышишь? Рина, ты слышишь меня?
Я уже ничего не слышала, полностью погрузившись в те воспоминания...Первый вечер в замке, когда Андрей так и не пришел ночевать, таскаясь после ужина с Мирандиной... Тогда он сам признался, что выпил с ней еще и целовал ее, хоть она и сама якобы полезла. И его раздражение, когда мы решили уходить, и наутро пропали Ларс с Ханкой, а у него болела голова и он жутко не хотел идти на разговор с той паскудой... только когда я решительно направилась к ней сама, объявил, что так и быть, поговорит. И пропал...Неужели то, что говорит этот наемник, действительно правда и на самом деле Андрей просто повелся на красивую бабу? За семь лет совместной жизни мы притерлись друг к другу, безумной любви, о которой пишут романы, у нас никогда не было, может, в этом основная причина? Мы понимали друг друга, я иногда чувствовала даже его настроение, его переживания, знала, как отвлечь мужа от неприятных мыслей и помочь в трудную минуту, но значит, это была вовсе не любовь, а всего лишь сосуществование людей, когда-то назвавшихся мужем и женой? Или, проще сказать, я ему просто надоела, показалась пресной и невзрачной по сравнению с ослепительно красивой Мирандиной? И даже в глазах этого наемника я выгляжу всего-навсего брошенной женщиной, даже не женой, потому как мужа у меня увели на два щелчка...
— Эй, ты слышишь меня?
— Слышу. Я все слышу, не кричи.
— Да ты замерла, как каменная, и побледнела вся, — Торкеш тревожно всматривался мне в лицо. — Ты что-то вспомнила, да?
— Ответь-ка, знаток магии касательно памяти, откуда ты знаешь про такие обряды и заклинания? Насколько мне известно, эдиктом Великого Короля Тигора было строжайше запрещено совершать подобные вещи по вмешательству в человеческие головы. Эдикт этот до сих пор не отменен, то, что сделано с Реем подпадает под него вплоть до суда, и я не верю, что твои знания об этом — слухи, обсуждаемые на кухне слугами и пьяными солдатами. И еще — Корнелиус, который мне и посоветовал идти в Аргор, в Академию магии, ни словом не упомянул, что для обряда или заклинания, уж не знаю, что было в действительности, Рей должен был попросту изменить мне. А тебе известны такие подробности, отчего бы это? Может, потому что ты сталкивался с чем-то подобным? Или знаешь такого мага? Давай, говори, что ты знаешь!
— Знал бы, так сказал, а только слухи все это...— недовольно проворчал мужчина. — Просто я много где воевал в королевстве, много кого слушал. Ты же знаешь, сколько всяких историй рассказывают по вечерам за кувшином вина..
— Торкеш, ты врешь. Ты так нагло врешь, что даже тошно становится. Ты что-то знаешь, но не хочешь говорить, только не могу понять, почему. Боишься, что тебя привлекут к суду, потому что ты знаешь о нарушениях эдикта Великого Короля? Или был свидетелем такого обряда?
— Ты сдурела совсем! Никто на такое по собственной воле не пойдет!
— По собственной...А по принуждению на такое можно пойти?
— Каким образом, поясни, без сознания, что ли?
— Не знаю, не присутствовала, не участвовала...ты вот пояснять не хочешь ничего, хоть и знаешь. Раз орешь, значит, свидетелем не был, болтать о таком за пивом никто не будет. Но ты знаешь что-то...Жаль, что молчишь, ну да хрен с тобой, обойдусь и без тебя. Хоть ты и пытаешься убедить меня, что Рей мне просто изменил, но ты не знаешь ни его, ни меня. Он прекрасно знал, что если увлечется другой женщиной, я никогда не стану удерживать его, насильно мил не будешь.
— И ты хочешь сказать, что вот так просто отпустила бы его? — опять в тон вернулось ехидство и насмешка. — Зная баб, я в такое не верю!
— Твоя вера и неверие — твое личное дело, не равняй всех под одну гребенку.
— Знаешь, мне страшно захотелось посмотреть на твоего Рея, что же это за мужик такой, раз ты за него так стоишь?
