— Оно мне надо?
И опять пошло-поехало...
— Что принес вам Норман на обед?
— Что вы взяли у служанки на кухне?
— Что вы делали, когда обнаружили, что Ларса и Ханки нет в доме?
— Как вы стирали свои вещи?
— Что вы помните после того, как выпили отвар и проснулись с больной головой?
— Что такое наркоз?
И так до бесконечности...
Пить хотелось ужасно, под конец дня я уже не ворочала языком совершенно и мысли тоже разбредались в разные стороны. Лерд сдержал слово и все наши общения происходили теперь не выходя на поверхность. В туалет, кстати, тоже не пускали и ведро притащили прямо в допросную. Ну и хрен с вами, мне в таком состоянии уже ничего не стыдно, тем более, что в условиях плохого света я видела еще хуже, чем днем.
В камере меня ждал кувшин воды и кусок хлеба. Негусто, но я и так привыкла есть немного, так что отщипывая кусочки хлеба и медленно запивая их водой, постепенно утрачивала чувство голода. Болела голова, подбиралась апатия и больше всего хотелось заснуть и проснуться где угодно, хоть в деревне дебилов, но подальше отсюда. Я потрясла головой. Если так будет продолжаться, то скоро меня вынесут отсюда вперед ногами, а прошел еще только один день заключения. Наши революционеры в тюрьмах языки изучали, книги писали, Николай Морозов два года в Алексеевском равелине отсидел, 25 лет в Шлиссельбурге и вышел оттуда не сломленным дебилом, а маститым ученым. Так что рано еще плакаться... Опыт ограничения свободы уже имелся — у стервы Мирандины в замке я тоже бесилась и не знала, что делать, пока ... пока...ага, вот и придумала...не дождетесь, сволочи... русские еще и не то выдерживали...
Солома равномерно была распределена под одеялом, а я, постояв, начала неспешно заниматься физкультурой. Наклоны, приседания, кручение обруча, растягивание мышц... на все это вечно не находилось времени дома, приходилось спешить на работу, в садик, в магазины, на кухню, а тут времени хоть отбавляй и опять же — поганенькие и предательские мыслишки отползают на второй план, остается только ритм и счет. Запыхавшись, я повалилась на одеяло, полежала с полчаса и опять пошла мерно махать ногами и руками. Стражники задерживали шаг, рассматривая, чем это я занимаюсь, но поскольку предосудительного в этом не было ничего, не приставали. Когда по телу уже разлилась приятная усталость, я завернулась в одеяло и завалилась спать.
Дни потекли однообразно и то, что это дни я определяла только по тому, что вели на очередной допрос. После расспросов о всех подробностях нашего путешествия в этом мире, начались расспросы о моем, цель которых тоже была совершенно непонятна, тем более, что никаких военных тайн я потенциально выдать не могла...
— Как у вас управляется страна? — вопрос.
— Директивной системой управления. — ответ.
— Поясни, что это такое. — вопрос.
— Начальство приказало, все побежали выполнять. — ответ.
Ну что тут они хотели понять? Или вот еще.
— Кто управляет твоим королевством? — вопрос.
— У меня в стране нет короля. — ответ.
— Как тогда происходит управление страной? Кто стоит во главе? — вопрос.
— Президент. — ответ.
— Что делает президент? — вопрос.
— Раздает указания министрам, встречается с послами других стран, подписывает документы о финансах и налогах, принимает решения о перемещении войск, совместно с министром обороны.— ответ.
— То же самое делает и король. Чем они отличаются? — вопрос.
— Полномочиями. У короля неограниченная власть, а у президента есть парламент, сенат, дума и еще целая куча министерств, которые занимаются делами соответствующего профиля. — ответ.
— Личное твое отношение к власти? — вопрос.
— Положительное. — ответ.
— Расскажи подробнее. — вопрос.
На это я могла распинаться часами, благо читала всегда много и в голове держала информации до фига. Анархия, демократия, автократия, парламентская республика, конституционная монархия, абсолютная монархия — да подавитесь вы, когда перечитывать будете!
Вечером я выщипала весь хлеб, выпила половину воды и начала упорно махать руками и ногами. Только это заставляло собираться в человеческое состояние, а не расползаться отвратительным студнем. Нынешняя смена уже была в курсе моих тренировок, потому что очередной страж остановился у решетки. Я как раз остервенело домахивала четвертый десяток левой ногой для внутренних мышц бедра и останавливаться не собиралась.
— Леди...а чем это вы занимаетесь?
Ну не сборище ли патологических идиотов? Скажу, что колдую и отращиваю крылья, так еще на цепь прикуют, с них станется.
— Худею! А то целлюлит замучил! — полсотни махов я сделала и теперь дышала, как рыба, лежа на животе.
— А-а...— понимающе изрек страж и побежал к караулке. Записать непонятное слово, не иначе.
Опасения оправдались. На следующий день разговор про целлюлит всплыл, как г..о в проруби. Лерд никак не мог взять в толк, где это я худею и что есть целлюлит. Лекция длилась часа два, в течение которой секретари извели кучу листов и поломали перья. Ничего, им полезно! Лерд, уяснив проблему, долго и с сомнением глядел на меня и наконец скромно попросил показать, где я худею, ибо ему это страшно интересно. Мне было не жалко, задрав рубашку я потыкала в живот и пояснила, что вот тут есть прослойка, от которой необходимо избавиться, иначе я буду считаться толстой. Захотелось еще спустить штаны и показать голый зад, но в этот момент пожаловал сам лерд Рейнон.
— Что тут происходит, лерд Террел?
— Веду допрос, лерд Рейнон! Продолжаем выяснять подробности государственного устройства и управления территориями, откуда леди Рина родом!
— Про это я и так понимаю, а что тут за ...рассматривания?
— Стража доложила, что леди Рина худеет и ее замучил целлюлит! Они были напуганы, что это какая-то болезнь и доложили утром об этом!
— Ну и что вы выяснили?
— Что леди Рина не носит корсет...— растерянно протянул Террел. — А целлюлит это жировые отложения под кожей в виде толстой корки и они почти незаметны, но если леди Рина настаивает, что они ее мучают...
Тут я больше не могла сдерживаться и истерически заржала в буквальном смысле этого слова. Подумать только, стоят два серьезных мужика из наисерьезнейшего ведомства и обсуждают, хожу ли я в корсете и где у меня целлюлит!
Рейнон понял, что над ним элементарно издеваются и сразу озверел, а Террел скукожился на стуле и стал похож на ощипанного кошкой воробья. Жаль, в общем-то неплохой мужик...
— Я тебе это еще припомню! — прошипел Рейнон. — Целлюлит, говоришь... Террел, сегодня допрос вести до темноты. Ясно? А ты, если будешь издеваться, сядешь на цепь. Поняла?
Вечер был просто упадническим. Только безумным усилием воли я заставила себя выполнить необходимое количество упражнений, валясь на одеяло в два раза чаще, чем раньше. А на следующий день Рейнон потребовал от меня рассказа о быте и жизни дома.
Я и не представляла, что эти воспоминания будут для меня так тяжелы. Каждая мелочь, каждый предмет, который я описывала, вызывал такую горечь в душе, что сжимало горло. Всплывали в памяти лица друзей по институту, сослуживцев по работе, но страшнее всего было вспоминать самых родных. Мама, крутая и властная, уже не казалась мне такой отсюда, отец, ушедший от нас почти пятнадцать лет назад представлялся мне добрым и растерянным человеком, но страшнее всего было вспоминать о сыне. Сволочь Рейнон знал, на чем можно играть и теперь сыпались вопросы, изматывающие похлеще всяких пыток, в подробностях заставляющие вспоминать тех, кого, возможно, мне уже не суждено было увидеть. Слезы катились сами собой, утирать их было бесполезно, глаза опухли и болели. И так до самого вечера...
Сцепив зубы, я все-таки хоть немного позанималась физкультурой и теперь прислонилась к стене, закрыв глаза. Зачем все это? Для чего Рейнон выворачивает мою жизнь наизнанку? Чем я могу быть полезна или вредна Тигории? На эти вопросы, которые я задавала каждый день тем, кто допрашивал меня, мне не отвечали, а вежливо задавали свои. По-моему, я тут сижу уже много лет и скоро у меня вырастет седая борода, волосы повылезут и я ослепну без света. Все, все плохо, я тут брошена и никому не нужна-а... опять полились слезы, щекоча грязную шею. Ни умыться, ни зубы почистить, а уж про запах и говорить страшно — умереть в этом каменном мешке на куче соломы, что может быть ужасней? Неужели я уже достигла своего предела? Посчитала, сколько дней я тут нахожусь. Получалось, что уже шесть. Надо хоть царапки на стене делать, а то свихнусь окончательно. И слова сказать некому...
— Брайн, сволочь! — в сердцах ударила я по стене кулаком. — Хоть бы ты со мной поговорил!
...Я сидела на знакомой поляне, сжавшись в комок, вся грязная и совершенно голая. Брайн плел из тонких кожаных ремешков шнурок, не обращая на меня никакого внимания.
— Брайн!
Мужчина повернулся вполоборота, как бы раздумывая, смотреть в мою сторону или нет.
— Брайн, раньше я приходила к тебе одетая, почему я сейчас в таком виде?
— Ты еще не видела свое отражение. Там тоже ничего хорошего. Такая рожа...сочувствую, — издевательски протянул он.
— Ну почему со мной все это произошло? За что?
— Потому что ты все сделала не так. Все было неправильно, отсюда и закономерный конец — ты в тюрьме, уже пала духом...осталось совсем немного и все закончится.
— Я все сделала не так? — слезы опять подступили к глазам и все вокруг поплыло. — Пожалуйста...почему ...все... не так?
— Ну-у, если уж ты таких очевидных вещей не понимаешь, как я могу с тобой дальше разговаривать?
— Все...все ...было ...не...так...— я уткнулась лбом в грязные колени и заревела. — Я...как я могла ...еще ...поступить...как?
— Для начала тебе не надо было идти в магазин. Ну там, у себя дома.
— Как не надо? — опешила я. — Это разве тоже причина?
— Конечно. Сидела бы дома, ничего бы не проморгала тогда.
— Но...подожди, ведь нам надо было что-то поесть...— слезы уже высохли и я пыталась поймать мысль Брайна.
— Ну и что, потерпели бы! Потом, тебе не надо было цепляться за Рея, когда его потянуло в монитор. Между прочим, вы вполне могли бы остаться и в той деревне дебилов, как ты ее называешь. Жили бы себе припеваючи...
— Не поняла. — Реветь уже не хотелось, а вот постучать кому-то по голове — очень даже. — Ты чего несешь, кто это жил бы там припеваючи?
— Вы, конечно! Ну, порознь, так бегали бы по ночам друг к другу, не вы первые, не вы последние. Потом вы сбежали от спокойной жизни...и чего ты стала права качать у Мирандины? Оскорбила влюбленную женщину...А так осталась бы у нее, Норман к тебе уже неровно дышал, прекрасная из вас пара бы получилась! И с Мирандиной еще подругами бы были. А ты в бутылку полезла...
— Ах, это я, значит, виновата во всем, да? Я несчастную Мирандину оскорбила? Да еще и Нормана мне пришили бы, да? И эта сука была бы мне лучшей подругой? Да ты что несешь, Брайн? Ты с бодуна, что ли? За Рея не надо было цепляться дома, а смотреть, как его туда затягивает? Да я тебя сейчас просто поколочу за такие слова, кто бы ты там ни был, хоть Бог, хоть фраер!
Я поймала себя на мысли, что уже давно стою с приличных размеров дубиной посреди поляны в моей обычной походной одежде, только вот необычно чистой и руки-то с маникюром и голова чистая, а грязи как не бывало...
— Вот это другое дело! — заржал Брайн сзади меня. — Такой ты мне больше нравишься, чем то грязное и сопливое существо с красными крысиными глазами, которое ноет и плачет по своей ужасной судьбе! А то свалилась мне, как снег на голову, какая она вся бедная и несчастная, пожалейте ее! Бороться кто будет, я?
— А как я должна бороться, сидя в этой чертовой тюрьме? — заорала я в бешенстве. — Что я должна там делать? Эта старая сволочь на цепь меня обещал посадить, как я на цепи буду заниматься физкультурой, а?
— О! — Брайн поднял палец вверх. — Правильно мыслишь! Не о том, как ты будешь спать или на ведро ходить, а о том, как физкультурой заниматься! И это будет твое спасение, иначе загнешься там!
— Загнусь! Потому что никто...
— Цыц! И думать даже не смей так! Твое дело — выдержать!
— Да сколько еще...
— Сколько надо, столько и выдержишь! Почаще думай, это помогает!
— О...
— О. Думай, на то тебе и голова дана, это твое спасение. Ну что, встрепенулась? — уже более ласково спросил он. — Тогда в бой?
— Повоюешь тут, в камере-то, — проворчала я, но упаднического настроения уже не было.
— Воевать везде можно. Эй, а...Схаркру-то что-нибудь передать? — Брайн с улыбкой смотрел в упор.
— Схаркру? — я чуть запнулась. — Передай, что я его люблю. Хотя теперь это уже не имеет значения...
— Я тебе покажу "не имеет"! — Брайн показал мне кулак.
— Тогда так и передай, что я люблю его! — весело заорала я, размахивая дубиной. — Да лети ты в голову тому, кто мне тут гади-и-ит!
Завертевшись вокруг себя, я послала мое нежданное оружие в полет, как молот — по круговой траектории.
После разговора с Брайном я внутренне успокоилась и даже как-то воспряла духом. Все-таки это очень много — вот такой разговор, могущий поддержать моральные силы в тяжелые времена!
Два дня прошли друг за другом в вечном и неизменном — в попытках уличить меня в какой-то лжи, но рассказ о движении отряда из Пейвеса в Барнард и далее мое со Схаркром передвижение в Лардан и оттуда в Аргор можно было хоть наизнанку вывернуть, но ничего изменить в нем было невозможно. Опустила я только наш поход к подземной реке да визит в храм Аштары. Незачем вам, дорогие мои, копаться там своими ручонками, что бы дальше ни было, об этом не узнает от меня ни одна живая душа.
Возвращали меня уже достаточно поздно, но, несмотря ни на что, я с упорством муравья продолжала заниматься в камере. По коридору неспешно прошел мужчина, встал поодаль и наблюдал за моими упражнениями. Ну, стоит и стоит, не окликает и ладно, значит делаем вид, что не видим его и только считаем махи. Глядишь, скоро и кожа сотрется до костей на коленках, на одном хлебе да воде не пожируешь. Мужчина постоял и ушел, я отдышалась и села по-турецки, закрыв глаза и сложив руки. Надо подумать о...вот и будем думать, так легче. За воспоминаниями о недавних событиях потянулись воспоминания о предшествующих, потом более ранние...Теперь знакомые лица и места сменяли друг друга с фантастической быстротой, раскручивалась пружина дороги, шел обоз, дул горячий ветер и я опять стояла на высоком водоразделе у Столбовых камней, рассматривая открывающуюся необыкновенную красоту под ногами. Мужская рука легла сзади на плечо, я знала, что это Торкеш, но на всякий случай скосила глаза. Пальцы стоящего позади меня мужчины были совсем не человеческие!
Солома подо мной от постоянных упражнений стала превращаться в труху. Скорее всего она не была рассчитана на такое отношение, потому что подняв утром одеяло я с удивлением рассматривала то безобразие, на котором я лежала. А пол ведь каменный, так и бронхит недолго заработать, это не Барнард, где естественное отопление в каждой комнате, а внизу и вообще речка с подогревом!
