Они успели...
Подбежавшие мужчины бережно подняли старого шамана и его ученика. Да-а, о таком Степь еще долго будет вспоминать — вытащить пятерых из-за Грани, вот это силища, на такое никто из ныне живущих шаманов вряд ли способен! И парень молодец, до последнего держался, вон, совсем без сил лежит, а мордашка довольная, понимает, ЧТО они с Учителем сделали. Теперь, если только кто посмеет хоть слово сказать поперек старому шаману, все племя встанет на его защиту! Женщины захлопотали вокруг обессилевших, укладывая их поудобней, надо еще им влить во рты укрепляющие отвары — у самих-то руки еще пару дней не смогут даже пиалу держать, но на то они и женщины, чтобы за слабыми да ранеными ухаживать. Шаман лежал, обессиленный, но гордость за сделанное светилась в его глазах и на губах держалась улыбка. Давно он уже так себя не чувствовал, давно он так собой не гордился! А женщины-то, женщины-то как вьются вокруг него...приятно такое внимание и забота. Не все, конечно около него с учеником сидят, — те, что помоложе отираются около Вернувшихся. Ох и хитрые же они...но ведь он сам рассказывал, что не все Вернувшиеся помнят себя, некоторые возвращаются, а в голове туман и тогда, если воин не имеет жены, можно его к себе привязать. Тех, кто прошел обряд в храме, бесполезно очаровывать, только гнев Богини на себя навлечешь, а вот холостого приманить можно. Были и такие случаи, кто-то в племени оставался, некоторые уходили и с ними и девушки уходили, не в силах оторваться от мужчины. Всякое бывало...Жизнь в племени трудна, их не осуждали. Кто привык жить, как предки, не оставят Степь ни за что, а молодежь всегда была горячей на голову. Когда-то, еще во времена Великой Войны, в Степь приходили посланцы от Великого Короля, звали в свое королевство сородичей шамана. И после Войны приходили, говорили, что все разумные расы должны жить в мире друг с другом и защищать друг друга. Учитель о том времени рассказывал...И ведь ушла часть соплеменников шамана в людское королевство. Доходили слухи, что сперва они жили своим племенем, отдельно от людей и прочих разумных, а потом — то люди с ними, то они с людьми стали общаться, переняли многие обычаи и жить стали рядом. Только редко вести оттуда доходили до детей Степи, а интересно было бы узнать, как сложились судьбы тех, ушедших. Похоже, что часть отряда — как раз из них, уж больно несколько воинов похожи на мужчин их племени, только соплеменники головы бреют, а те — с хвостами на затылках. И обычай делать татуировки по всему телу сохранился, у хорошего воина весь его путь прочитать можно по рисункам, в Степи ни один мужчина просто так задираться не полезет к чужаку, особенно если тот близко подойдет. Каждый рассмотрит друг друга и поймет, а нужна ли ему эта стычка? Последний Вернувшийся тоже весь в татуировках был, интересно бы на него посмотреть, да с воинами поговорить о жизни там, за горами...
С этими мыслями старый шаман погрузился в сон. Целебное питье сделало свое дело, женщины хлопотали над ранеными и Вернувшимися, поскольку чтобы поднять последних на ноги, требовалось больше времени, чем для просто раненых обычным оружием. На некоторое время жизнь маленького степного племени стала частью существования небольшого воинского отряда, успешно выполнившего свою задачу и теперь восстанавливающего силы до момента выздоровления раненых воинов. Здоровые мужчины занялись обычными для себя делами — строили легкие навесы, помогали степнякам в их нелегкой жизни, обихаживали оружие и посматривали на девушек, прятавшихся от них между шатров. Под одним из навесов уселся командир отряда. После перевязки у него еще болела рука, но это не мешало ему писать доклад о событиях, произошедших в течение последних пяти дней. Маги-некроманты были уничтожены, главная задача выполнена, а вот действия шамана захудалого степного племени произвели на бывалого солдата большое впечатление. Что-то подобное он слышал, но считал сказками, а тут оказался прямо сказать в центре и все успел хорошо рассмотреть. Пожалуй, его докладом очень, очень заинтересуются. Хорошо бы еще дождаться, когда придут в себя Вернувшиеся из-за Грани, как их тут называют, да расспросить их...между прочим, и его друга вытащили оттуда, хоть и последним. Командир сам наблюдал, как старик и его парнишка тянули тело друга из последних сил...сам бы кинулся помогать, да старик запретил, нельзя никому туда было соваться, кроме него самого и его помощника. В смерть друга он никак не мог поверить, сколько раз они бились спина к спине, а тут проворонили удар, да эти проклятые маги еще добавили...даже когда тело положили на будущий погребальный костер, все равно не верил, что уже ничего не вернуть. И когда старик рассказал ему. ЧТО он собирается сделать, не поверил, что такое возможно. Но помогал сам из последних сил и думал только о друге, лежащем там...ждал чуда и в тот момент больше ничего так на свете не желал, как чтобы вокруг друга загорелся голубой огонек надежды...ждал, сжав кулаки, чтобы успели до рассвета...молясь всем на свете Богам...и теперь можно расслабиться, осталось немного — подойти, когда женщины позовут, когда друг придет в себя и посмотреть в его черные глаза и сказать: "Хвала всем Богам этого мира, ты жив! Как я рад этому!"
Письмо было уже написано, как его учили в Академии — ничего лишнего, только сухие факты, в подробностях будут разбираться другие, его дело — боевые действия, чтобы противник был уничтожен, а подчиненные целы. Командир запечатал послание и приказал найти ему двоих самых здоровых солдат, чтобы доставить отчет до служебного телепорта в столицу в ближайшем городке. Информация о произошедшем должна быть очень любопытной для Совета Магов и Службы лерда Рейнона, чем быстрее она достигнет адресата, тем лучше. Мужчина опять потер руку — синяк еще долго будет держаться, но это лучше, чем удар мечом, а тут меч соскользнул...и как там в пылу боя получилось, непонятно, но вместо предполагаемой раны вышел синяк, вот только болел он здорово и чувствительность руки медленно восстанавливалась. Надо бы к целителям сходить, вон, на ноге пора повязку поменять, да и отвар ему обещали дать хороший. Командир встал, провел здоровой рукой по коротким русым волосам, потер глаза и медленно двинулся в сторону шатра с ранеными.
— Лерд! Лерд! — женщина, похоже, звала его. — Лерд, идите сюда!
Боги, неужели кто-то из Вернувшихся очнулся? Он повернулся в сторону зовущей его степнячки. Она махала ему рукой все сильнее. — Лерд, ваш друг открыл глаза!
Командир прибавил шаг и шагнул под полог шатра.
— Ты живой, я так рад, что ты живой! — он шагнул к лежащему на одеялах мужчине с татуировками на лице. — Мне сказали, что ты очнулся...Схаркр, — уже тише произнес командир, их имена всегда давались ему с некоторым усилием, уж больно необычные были сочетания звуков. — Ты теперь Вернувшийся из-за Грани, ты знаешь это? Местный шаман постарался...
Лежащий открыл глаза и командир осекся на полуслове. Глаза друга были не черными, какими он привык их видеть уже пять лет, а серо-зелеными.
...Женщина проснулась и прислушалась. В доме было тихо, рядом спал муж, закинув руки за голову. Все было спокойно, но какая-то тревога, родившаяся у нее внутри, не давала покоя. Она села на постели, рассыпались по плечам длинные светлые волосы, заколотилось сердце и зазвенело в ушах. Это явно был знак, только вот что не в порядке? Рука инстинктивно схватилась за подвески-амулеты на груди, настроенные на детей. Ладонь кольнуло холодом и она пришла в ужас — это был амулет старшего сына. Он появлялся в доме редко, скандал с отцом семилетней давности сделал свое дело, но сын был уже взрослым мужчиной и имел право на свое мнение и свой путь, который и вел его по просторам королевства. Женщина еще раз сжала амулет — ледяной холод пронзил ладонь, сердце прыгнуло от мысли, что с ним случилась беда. Неужели он убит..нет, не может этого быть! Он прекрасно владеет мечом, отец не зря учил его, он был одним из лучших бойцов, и старший сын уже не уступал ему в поединках...она сжала голову руками, застонала...Что делать, чем она может помочь? Если бы она или муж были магами! Но им бы и то понадобилось время, чтобы добраться в то место, где сейчас умирал ее сын, а они были только очень хорошими бойцами, без капли магической силы... Решение пришло, когда она уже сорвалась с постели и надевала сапоги. Муж проснулся как всегда — тихо, мгновенно перейдя от сна к действительности, походные привычки въелись ему в кровь. Вскочил, осмотрелся по сторонам, уже сжимая в руке меч, который всегда был рядом.
— Каррина? — они понимали друг друга с полуслова.
— Схаркр.
— Убит?
Каррина уже стояла полностью одетая, с длинным кинжалом на поясе.
— Амулет. Его амулет. Я почувствовала...
— Куда?
— К Забытому Богу. Он ближе всех.
Мужчина уже был одет и согласно кивнул головой. Они молча вышли из комнаты и, накинув плащи, вышли из дома. Ночь стояла лунная, тянулись длинные тени, слышались шорохи и возня в углах двора. Где-то лаяли собаки, перекликались люди на улицах вдалеке, пахло дымом и пылью. Мужчина и женщина быстро дошли до калитки храма, не встретив никого по пути. Те, кто их видели, спешили спрятаться в тень — слишком хорошо знали в городе мечника Герхарка и его жену Каррину, — чтобы попытаться напасть на них, надо было быть полными идиотами. Мало того, что порядок в городе поддерживался неукоснительный и стража была дисциплинирована, но эта пара была еще известна и тем, что раньше оба были наемниками, сражались в одном отряде и привычек своих не прогуляли, а даже и наоборот — школа Герхарка была известна в королевстве, а Каррина не осела на кухне, а вела в школе занятия и постоянно тренировалась вместе с мужем.
Проскользнув в низкую калитку, Каррина дернула дверь храма и вошла в полутемное помещение со сводчатым потолком, освещаемое лишь скудным пламенем лампад. Жрецы предпочитали заливать масло в лампады, но не ставить магические световые шары. У дальней стены, на небольшом постаменте, стояла статуя Забытого Бога — фигура, полностью закутанная в плащ и с капюшоном, закрывавшим голову. Женщина упала на колени перед статуей и закрыла глаза.
— Прошу тебя, не оставь своей милости, я так редко о чем-то просила богов...Я пришла к тебе, потому что время уходит, а я боюсь не успеть...Где-то умирает мой сын, я только мать, я не маг, я хочу помочь ему выжить, чего бы мне этого не стоило... Обращаюсь к тебе, ты помогаешь тем, кто не знает, к кому обратиться или забыл, потеряв свой путь ...ты можешь направить мою просьбу тем богам, которые помогут, я не знаю, кто из них был последний, смотревший на моего сына, но я заклинаю тебя, помоги вернуть его сюда, выведи его из-за Грани...неужели его путь окончен, я умоляю тебя, я мать, я согласна на любые твои условия и клянусь, что приму их безропотно, только помоги моему сыну...
Она то шептала слова молитвы, глядя на складки плаща перед собой, то продолжала молиться молча, прислонившись лбом к статуе, потом замирала, уносясь мыслями к своему сыну и не чувствуя проходящего времени. Настал день, в храм вошел жрец в традиционной серой накидке, посмотрел на Каррину и встал на колени рядом с ней, закрыв глаза и сложив руки в молитвенном жесте. Помолился и вышел на храмовый двор, залитый солнцем.
— Это ваша жена в храме? — обратился жрец к высокому крупному черноволосому мужчине, сидевшему у стены. На скрещенных ногах сидевшего лежал меч, прижатый мощными руками. — Кто?
— Сын. — Мужчина открыл чуть раскосые черные глаза и тяжело посмотрел на жреца. — Он далеко отсюда.
— Для богов нет расстояний. Надо только чтобы они услышали и они помогут. Но они могут запросить плату за свою помощь и никогда не знаешь, какова будет цена.
— Цена за жизнь? Разве она может быть слишком велика? — в низком хриплом голосе послышалось удивление. — Я был наемником и знаю цену жизни не понаслышке. И моя жена тоже.
— А, Герхарк, как же я тебя сразу не узнал! — жрец потер глаза сухой ладонью и наклонил к сидевшему бритую голову. — Давно я тебя не видел, да и Каррину тоже. Раз сегодня вы тут, значит, Забытый Бог жив и должен помочь. Он помогает всем расам, кто разумен для общения с ним, ибо все разумные только называют богов по-разному, но суть есть одна у всех. Обратись, как считаешь нужным, и твое обращение будет услышано, даже если ты не скажешь ни слова, лишь бы было искренним. Твоя раса не молится, как люди, но разве это имеет какое-то значение, когда речь идет о жизни дорогого тебе существа?
Герхарк согласно кивнул головой, легко поднялся на ноги и пошел в центр храмового двора к небольшому обелиску из темного камня. Снял с себя всю одежду, оставшись только в тонких штанах до колен и сел в позе лотоса лицом на восход у подножия, потом выпрямил спину и, чуть запрокинув голову назад, закрыл глаза. Волосы, стянутые на затылке в хвост длиной до плеч, легко коснулись каменной грани. Он был готов для обращения к Богам.
К концу дня Каррина уже не могла стоять на коленях, ноги у нее подогнулись и она села на них, обведя заторможенным взглядом обстановку храма. Амулет сына оставался ледяным, но не пронзал больше холодом ее ладонь и она сочла это хорошим признаком. Зажав его в кулаке, она прижала подвеску к губам, будто пытаясь вдохнуть в него жизнь.
К середине ночи она не могла уже больше сидеть и не падала только потому, что уперлась лбом в пьедестал статуи Забытого Бога. Амулет она держала в сжатых руках, прижав их к груди. Жрец подошел к статуе и, глянув на Каррину, опустился на пол рядом с ней. Две фигуры терялись в сумраке помещения, неподвижный силуэт мужчины у обелиска был хорошо виден посреди двора. Было очень тихо, даже листва не шелестела от ночного ветерка, никто не возился в углу, где в обычное время можно было заметить юрких мышей. Чистое ночное небо было усыпано яркими звездами, перемигивающимися друг с другом. Уже начинало светать и небо стало приобретать голубизну на крае крыш, как падающая звезда вдруг натолкнулась на другую, поднимающуюся в небо...получился яркий огонек, который чья-то темная рука, видимая лишь единицам в этом мире, легонько подтолкнула в направлении, ведомом только ей...огонек чуть подумал...рука незримыми пальцами ускорила его движение и пропала, развеянная первыми рождающимися отблесками солнечных лучей...
Перед самым рассветом, когда небо уже становится светлым с одной стороны и вот-вот должно показаться солнце, Каррина медленно сползла вниз и коснулась лбом каменного пола. Она уже давно отключилась от всего мира, сосредоточившись только на мысли о сыне...без слов, на том уровне, который связывает только мать и ее ребенка... холод амулета в ее сжатых руках ощущался настолько постоянным, что Каррина даже не сразу поняла, что в ладонях у нее уже нет маленького кусочка холода, что он пропал и вместо него идет легкая пульсация живого тепла, в такт биению сердца. Оно билось сперва редко, потом все чаще и чаще и Каррина никак не могла поверить, что это ей не кажется и она боялась разжать руки, чтобы не спугнуть это тепло. Она скрюченной рукой прижала амулет к шее, потом к щеке, удостоверившись в своих ощущениях, слезы текли по щекам и капали на пол, а она счастливо улыбалась, потому что это огромное счастье знать, что твой сын жив!
