— А чего у нас тут...все, как у всех...Сидим, да едем. Гнать днем ни к чему, лошади по жаре устанут...Дороги спокойные, но без охраны никто не поедет. Тебя же Риной кличут? — я кивнула. Можно и не представляться, в обозе уже все знают про меня.— А меня Мартом зовут. Я уже давно с обозами хожу, Джанир завсегда меня берет. Помоложе был, в охране ходил, теперь вот возницей, только без оружия я никуда. Да, если тебе куда в кусты надо, вот вдоль леса поедем, тогда прыгай да беги, ждать никто не станет. Еды с собой много брала?
— Сыр взяла головку, фруктов сушеных, хлеба ковригу. Да, я еще крупы мешочек прихватила...
— Сыр половину Галате отрежь, и крупу отдай. Она готовить будет, ей пригодится. И хлеб тоже на общий стол пойдет. Галата завсегда с мужем ездит, он у нее до баб охочий...
— Март, а как тут спать, в повозках или все на земле ложатся? И как долго ехать будем?
— Ну, ехать мы будем вот так до первой воды, встанем у реки. Место там удобное, завсегда останавливаемся. Спать же — ложись где хочешь, пока товару в повозке нет. Молодые ребята на земле спят, кто постарше — под крышу ложатся. Охрана ночью будет бдить, они сейчас в телегах отсыпаются.
— Отсыпаются? А верховые — это кто, не охрана разве?
— От ты даешь! — Март передернул плечами и укоризненно глянул на меня, как на ребенка. — Эти днем следят, а ночью другие будут. Ты одеяло брала с собой?
— Да, купила. Не люблю чужим пользоваться.
— Правильно это, у человека завсегда все свое должно быть — и одеяло, и дом, а то не человек получается вовсе, а пустая трава, которую ветер гоняет. Твой-то дом далеко?
— Эх, Март, так далеко, что и не знаю, когда я туда попаду, — отвернувшись, я сглотнула подступивший к горлу комок. Не зареветь бы ненароком...— А домой я сейчас попасть никак не могу, дело у меня есть одно.
— Джанир сказывал, что ты с нами в Харлах пойдешь, а потом пойдешь магов в столице искать. И что мужа у тебя разлучница заколдовала, а помочь только сильный маг может.
Ну вот, уже и тут все знают, сарафанное радио, мать его! Хорошо, если лишних подробностей не приврут, с них станется. Может, и рассказывать ничего не придется, ведь как пить дать пристанут с расспросами что там у меня приключилось, да как, и будет гулять сказание обо мне по дорогам...Будь моя воля, я бы ни слова о своей истории не сказала никому, не люблю о себе рассказывать и эффекта попутчика в упор не понимаю, а в здешнем обществе, где нет газет и все живут новостями, которые приносят на хвосте путешественники, оных субъектов любопытствующие выворачивают наизнанку. Лучше я других послушаю, информация никогда лишней не бывает.
— Да, я с вами до Харлаха только, там буду искать попутчиков, кто в сторону столицы пойдет.
Март мерно трясся на своей скамейке, не испытывая никаких видимых неудобств, я же вся извертелась на одеяле и пару раз успела даже звонко клацнуть зубами. Кошмар, а не путешествие!
— Ты, прежде чем с кем-то сговариваться о пути, подойди к Джаниру. Он мужик хороший, подскажет, с кем можно идти, а от кого надо бежать сразу. — И, помолчав, добавил, — негоже женщине одной в такой путь пускаться, всякий люд на дорогах встречается.
— Да я бы не шла одна, только вот помочь моему мужу могу только я. Поэтому я и должна дойти.
Мысли о том, что я не дойду, я старалась гнать сразу из головы. Не дай Бог им материализоваться...
— Чего маешься? — заметив мое ерзанье, Март обернулся и осмотрел повозку. — Сдвинь тюки, да ложись спать. Я и сидя засыпаю, лошади сами идут по дороге.
Ну уж нет, спать днем я категорически не могу, а что потом ночью делать буду? Охранников развлекать? Март усмехнулся в ответ:
— Ну и посидишь с ними, поговоришь. Ваше дело молодое...
Ага, знаем мы это "дело молодое", как кому приспичит, хоть оборись, никто не поможет. Если уж дома, когда в походы ходят, у парней крыши сносит, то в здешнем обществе, не отягощенном лишней моралью и место женщины где-то ниже лошади, лучше не давать повода — поела вечером у общего костра и смылась подальше спать. Мысли начали принимать тревожный оборот — а если ночью кто полезет? Оружия у меня никакого нет, драться я не умею и орать тоже не буду, одна надежда, что по местным меркам я уже старовата и на девушку не тяну, двадцать семь — не шестнадцать. А положа руку на сердце, надо признать, что местные девахи и хороши лищь до восемнадцати от силы, дальше они становятся дебелыми тетками непонятного возраста. Впрочем, и молодые девицы тоже аристократичностью не блещут, круглые щеки, оттопыренные зады и выпирающие титьки по молодости вроде и ничего...по молодости...м-да...
— Март, я уже себе все отсидела, больше не могу. Ничего, если я пойду рядом с повозкой пешком?
Март уже дремал, опустив голову на грудь и прикрыв голову войлочной шляпой. Я спрыгнула на дорогу и бодро потопала рядом с повозкой с наветренной стороны. Повозка двигалась чуть быстрее пешего хода, но я держалась за ее край и идти было легко. Солнце светило спереди и справа, ветер сдувал пыль от колес, колыхалась трава в полях (или посадки овощей?) — можно было закрыть глаза и наслаждаться хорошей погодой и одиночеством. Глядишь, и загорю...до купальника бы раздеться, да не поймут...
Споткнувшись на очередном камне, глаза пришлось открыть. Волосы раздувал теплый ветер — платки я категорически не носила, хоть Криста и пеняла мне за это, — рукава рубашки я закатала чуть ли не до плеч, горьковато пахло сухой травой и пылью. Пели птицы, в полях стрекотали местные цикады и над головой проносились быстрые облака — закрой глаза и обстановка ничем не отличается от той, что дома....
Цокот копыт прервал приятную задумчивость.
— Рина! — мужской силуэт на лошади казался черным из-за бьющего у него за спиной солнца. — Ты ведь Рина, правильно?
— Ну да, с утра ею была, — из-под руки лица было не разглядеть, кто тут такой любопытный пожаловал. — Что-то не так?
— А чего пешком идешь, Март выгнал из повозки? — лошадь уже шла шагом почти рядом со мной, мотая головой и до меня донесся острый запах лошади. — У него же почти ничего там нет, а ты пешком топаешь!
— Никто меня не выгонял, сама вылезла. Сидеть не могу, трясет, спать тоже не хочу.
— Устанешь быстро и солнце скоро подымется высоко, жарко будет.
— Будет жарко, пойду с другой стороны. А ходить пешком я привыкла.
— С той стороны пыли много будет.
— Тогда и залезу в повозку.
— А...по солнцу ты специально идешь?
— Чего?
Повернув голову, я еще раз пыталась рассмотреть всадника. Ну чего пристал, спрашивается?
— Только селянки ходят с такими...темными лицами и то платками завязываются. А ты и без платка на волосах, да и лицо почернеет от солнца. — Улыбается или так заботу проявляет? Загар, вишь, ему не нравится! — Женщины наоборот стараются сохранить лицо белым, а ты уже давно так идешь...Кстати, меня Нереном зовут.
— Там, откуда я родом, солнце любят и никогда не закрывают лица от него.
— А откуда ты? И что у вас там еще любят?
А ехидно-то как сказано, поддеть решил, ну да вряд ли это удастся. Насмешек я не боюсь, если он решил на чем-то поддеть меня от скуки, да и комплексами особыми не страдаю. Местные женщины краснеют по любому поводу, меня же, воспитанную на ТВ, инете и Голливуде, вогнать в краску невозможно.
— Любят? — сейчас, дорогой, сейчас... — Купаться у нас любят. Точнее, плавать. Реки у нас похолоднее ваших будут, но зато в холодной воде бодрее себя чувствуешь. Зимой любят париться в бане, а потом валяться в снегу или прыгать в холодную воду. Но это делают в основном мужчины, хотя и женщины, бывает, тоже.
— Плавать? В воде? Ты умеешь плавать?
Ну так и знала, сухопутные крысы в этом королевстве! Ни одной приличной реки я пока не видела, какие-то ручейки...Им бы нашу Неву или Свирь показать!
— Не только плавать, но и нырять и прыгать в воду, иначе бы не говорила об этом. У нас раньше, когда хотели выразить презрение к необразованности, говорили: "Ты не умеешь ни читать, ни плавать".
Ну и что, что это древние римляне сказали? Из моей безысходной дали они мне почти родные...
— Значит, ты с полуночи, — уверенно заключил собеседник. — У нас таких зим не бывает, чтобы реки замерзали. А что такое "баня"?
Пришлось объяснять. Заодно посетовать, что тут негде мыться, даже ручейков не попалось пока на пути.
— К вечеру должны до реки дойти, там будет стоянка. Пока, до вечера!
Нерен ускакал вперед, я же, размеренно переставляя ноги, шла дальше. К вечеру, почесываясь то тут, то там, я уже была согласна окунуться даже в лесную лужу, лишь бы она помогла смыть пыль. Ноги устали, но это была приятная боль, днем приходилось то залезать в повозку, снимать ботинки и сушить от пота портянки, то опять вылезать и идти рядом с бортом. Ботинки, выловленные в секонде еще в прошлом году, оправдали себя еще дома в поездках за грибами и пока стойко выдерживали все неприятности путешествия. Телеги скатились с дороги по убитой отворотке и остановились на широкой луговине на берегу реки.
Сама по себе речка была невелика, вряд ли ширина ее превышала метров двадцать, но вода была чистой и прозрачной, в воду спускались заросли осоки, а на противоположном берегу над водой нависали деревья. Наш берег был пологим и мужчины тут же распрягли лошадей и загнали их в воду. Лошади фыркали, пока их обтирали пучками травы и смывали пот. Как я и подумала, плавать так никто и не стал, попрыгали у лошадей, помылись и все повылезали на берег. Веснушчатая Галата уже рылась в мешках с припасами, постоянно пиная своего мужичка. Он был на полголовы ниже ее и весь какой-то щуплый и вертлявый, шкодливые глазенки ярко-голубого цвета бегали по сторонам, а обширная лысина блестела на заходящем солнце.
— Рина, Рина-а! — Галата голосила так, что уши закладывало. — На котелок, воды черпни, да промой крупу. Смотри, не упусти только! Мареш, ну-ка живо за хворостом иди! — это уже она пошла пинать своего благоверного, хмуря брови и громко сопя. — Эй, кто там еще прохлаждается, кормить не буду бездельников! Карс, давай вылезай и иди с Марешем за дровами, хватит спать!
Зычный голос Галаты разбудил тех, кто спал в повозках, еще три мордоворота двинулись к реке. Один так и вообще выглядел как....тролль, что ли? Широченные плечи делали его просто квадратным по сравнению с другими, двигался он вразвалку, а кулаки даже издалека были размером с детскую голову. Такой как ударит, так в землю и вобьет по маковку. Суета на стоянке была неимоверная, все куда-то двигались, что-то таскали, трясли одеяла, вещи, лазали то в повозки, то обратно, добродушно ругались друг с другом и тыкали кулаками в живот.
— Рина, почисти и порежь помельче, — Галата ткнула мне небольшой котелок с овощами типа нашей брюквы или крупной редиски.
На берегу я пристроилась на плоском камне, нагретом за день, и пошла шкрябать шкурку. Овощ оказался ярко-оранжевым, я даже попробовала отрезать кусочек и пожевать. Ни фига, нож соскользнул, чуть не задев палец. Ну и овощи тут...Пожалуй, сосребу все шкурки, потом попробую порубить прямо на камне. Нож у меня был размером с хорошее мачете и соответствующей остроты, пораниться им было легче легкого. Слева за осокой гомонили мужчины, домывавшие лошадей, тут же было тихо, от камня шла дорожка между высокими кустами водяной осоки к середине реки. Надо вечером сюда прийти искупаться...или сейчас купнуться, ночью холодновато будет...Твердокаменный овощ не устоял против мачете, я притащила котелок Галате и по ее знаку вывернула содержимое в большой котел. Женщина сунула мне кусок вяленого мяса, это я уже довольно быстро раскромсала на ближайшем бревне.
— Галата, — я заговорщицки зашептала ей на ухо, — я вся такая грязная, помыться хочу. Я сбегаю на речку, ладно? Тут место неплохое рядом, все осокой закрыто, сполоснусь и назад.
— Ты, девка, смотри, поаккуратней там...и далеко это твое место?
— Да вот оно, отсюда не видно, а там проходик в осоке небольшой, его не видно почти. Мужчины все заняты, никто не полезет за мной.
— Ох...Ну иди, если не боишься..
— А чего бояться? Мужчин?
— Не-е, мужик он что? Полапает да уйдет, а вот в воде кто может жить...водяницы или омутные проснутся...
— И часто они...просыпаются? — надо было понять, бред аборигенов это или реальные страхи? — Утаскивали кого?
— А как же не утаскивать, вон, Тормаш Косой сколько раз с ними воевал, когда с обозом ходил да тут останавливался, аж одну водяницу почти поймал, да вырвалась она от него...а потом все же подкараулила и утащила к себе...
— И где караулила эта...водяница? — приврать для важности тут горазды, как и везде, ясно дело. — В воде ждала или на берегу пряталась? И, кстати, почему Тормаша Косым прозвали?
Галата проказливо захихикала, отчего ее круглое лицо вдруг покраснело и сощуренные глаза совсем утонули в щеках.
— Вона туды глянь, — указующий палец тыкал аккурат в заросли осоки, где я уже присмотрела себе местечко для купанья. — Там, за той травой, она и поджидала Тормаша. Там три камня больших в воде стоят, два как есть низких, а одни из воды торчит, и на седло похож, вот там и поджидала. А Тормаш мужик хороший был, женщины его любили и он на них всегда засматривался, потому его жена и Косым называла...кому ж понравится такое...Там и утоп, потом за осокой его нашли. Уж когда хоронили, жена больно убивалась, да платок на нем все поправляла, чтобы синяков не было видно...Народ у нас это живо заприметил, да у покойника не спросишь, а вдова его сильно злая была. Одним словом, водяница утащила и все!
— Ну вот, я-то думала, что Тормаш выпить любил, потому и прозвали так, а он оказывается на баб охотился! Спасибо за рассказ, но мыться я все-таки пойду.
Гомон вокруг не стихал, ржали лошади, тоненько кто-то визжал на одной ноте — не удивлюсь, если везут с собой местного поросенка. Вроде все заняты и до меня нет никому дела, быстро подхватив для вида пустой мешок, я пошла к берегу.
Прохладная вода после дня пути по жаре и пыльной дороге — истинное наслаждение! Вещи я сложила и прикрыла сломанными стеблями осоки — купаться пришлось в рубашке с короткими рукавами и самопальных трусах. Камни, о которых мне толковала Галата, действительно напоминали седло со ступенями, туда можно было легко забраться в случае опасности. Но вода была чистая, дно в основном из мелких камней хорошо просматривалось, а в более глубокую воду я и не собираюсь лезть, помыться и тут можно.
По земле уже стлались вечерние сумерки, темнело тут достаточно быстро, на покатой луговине ярко светился костер, вокруг которого собрался и наш караван. Слышался раскатистый смех, басовито гудели мужские голоса, дым поднимался вертикально вверх — нормальное походное состояние. Одежка лежала нетронутая и на малюсеньком пятачке чистого берега никто меня не поджидал, что очень обрадовало — как общаться с местными мужчинами я себе не представляла. Лучше держаться тишком и подальше, пока не разберусь в местном этикете, а то запросто можно попасть в ситуацию если не дурацкую, но в патовую, заступиться за меня тут некому и полагаться надо только на себя.
