Курт сидел в кресле у стола, чуть развернувшись к кровати, вытянув одну ногу, и, поставив один локоть на подлокотник, подпер кулаком висок, смотря на лежавшую на кровати летчицу, уснувшую сразу после осмотра врача. После приземления и ее падения с крыла, девушка поднялась, и сама дошла до командирского пункта, отказавшись от помощи. Он молча шел рядом, краем глаза следя, чтобы девчонка не упала в обморок, тем более ее и так сильно шатало, а на бледном лице выступил пот. Войдя в дом, полковник сказал, чтобы Эрика легла, бросив солдатам, чтобы те привели Вигмана. Пока доктора не было, летчица умылась, затем вошла в спальню, двигаясь скованно, заторможено, медленно стянула сапоги, поставив их у кровати, прошептав, что не хотела, что извиняется, и что хочет спать; она уверяла, что с ней все хорошо, просто надо немного отдохнуть, снимая одежду, но Курт видел, что ей действительно плохо. Он даже наорал на солдат, чтобы те поторапливались, а потом еще рычал долго на Карла за его нерасторопность. Что же там сказал Вигман? Полковник перевел взгляд с девушки под одеялом на стакан в руке со шнапсом. "Переутомление, — вспомнился ему хриплый голос доктора, — Стресс. Нужен покой, иначе возможны осложнения, и даже срывы. Физически она здорова, но морально ее здоровье сильно подорвано." "Психологическое истощение" — как потом выскажет мнение Карл, смотря в ледяные глаза полковника. Поднеся стакан к губам, мужчина на секунду задумался, чтобы это могло значить, но не найдя ответа, осушил содержимое тары. И тут услышал, как на кровати зашевелилась летчица. Перевернувшись на бок, девушка теперь лежала лицом к нему. Веки дергались, что свидетельствовало о том, что то, что снилось Эрике, не было приятным. Поставив стакан на стол, Герцог поднялся, почему-то ему захотелось подойти к блондинке. Курт прищурился, подвигав челюстью. Несколько раз она неосознанно спасала его от самого злейшего врага — от его самого и кошмаров, годами, мучавшими разум. Но почему он так переживает из-за нее? Почему так часто задумывается о ней? Покачав головой, полковник быстро вышел из спальни.
Выйдя из медчасти, Штуббе отошел на пару шагов от крыльца, бросив недовольный взгляд на двери, после чего закурил. На этот раз ему удалось навестить Марию-Елену, чему был несказанно рад, но слова Вигмана о том, что девушка все еще слаба, огорчили. Не смотря на недомогание, радистка смогла немного поговорить с ним, убеждая, что она скоро поправится. И тут мужчину посетила одна хорошая мысль. Выбросив недокуренную сигарету, притоптав ее, он кинулся за здание госпиталя, где росли красивые цветы. В душе Рихард был романтиком, правда вся его романтика оканчивалась именно в тот момент, когда девушка раздвигала перед ним ноги, готовая отдаться, но сейчас это вновь возродилось, захотелось порадовать Айзенбах, чтобы она побыстрее выздоровела. Нарвав небольшой букетик, майор прошел с гордым видом мимо ухмылявшегося Уца, в этот момент несшего лопату к полигону. Палата радистки находилась на первом этаже, поэтому проникнуть в нее не составляло труда. Осторожно постучав кончиками пальцев о стекло, одноглазый дождался, пока Мария-Елена подойдет к окну и откроет его.
— А это снова я! — улыбнулся Штуббе, сначала положив цветы на подоконник, а потом взявшись за его край, подтянулся вверх, — Я соскучился.
Улыбаясь, девушка взяла букетик, а потом нежно поцеловала майора, приятно удивившись тому, что он сделал только что.
— А теперь иди, — погладив мужчину по щеке ладонью, Айзенбах улыбнулась уголками губ, — Если тебя заметят...
— Пусть, — беззаботно усмехнулся тот, — Мне все-равно...
— Спасибо тебе, — ласково поблагодарила радистка, прижимая цветы к груди.
Но все же он спрыгнул обратно на землю, и махнув на прощание девушке, пошел в столовую.
38.
За ужином Курту было даровано одиночество, которым он насладился в полной мере; не смотря на огромное количество солдат в столовой, за его столом не было никого, что предоставило полковнику задуматься о более насущных делах. Близилась середина лета, а вестей с Берлина о переводе не было, и это наталкивало на мысль, что ему придется остаться тут на зимовку, и отсюда появлялась другая мысль: нужно было поторапливать людей со строительством. Надо было найти еще рабочую силу. Отдать приказ о том, чтобы солдаты прочесали расположенные неподалеку деревни, чтобы там отобрать крепких мужчин на строительство, — именно с этой идеей Герцог вышел из столовой. Вечерний воздух плавно опустился на землю, окутывая все в сумрак, на дороге залегли причудливые тени, прощаясь с заходящим солнцем. Слышались голоса солдат, мирных жителей, возвращавшихся с работ, сменяясь с другими, лай собак и звуки моторов техники, — все это было приятно слуху полковника, он привык к такой жизни, не представляя себе что-то другое. Дойдя до командирского пункта, мужчина прошел в дом, но спустя несколько минут вышел, увидев, что кровать застелена и летчицы нет.
— Куда вышла оберштурмфюрер Моргенштерн? — строго спросил Курт у одного из стоявших на посту рядовых.
Выпрямившись по "струнке", тот несколько секунд хлопал глазами, смотря на командира.
— Отвечай!
— Вышла, — ответил солдат.
— Я вижу, — достаточно вкрадчиво сказал Герцог, — Я тебя спрашиваю, куда она вышла?
— Не имею представления, — ляпнул рядовой, но тут же осекся.
— Так, — протянул полковник, набирая полную грудь воздуха; этот прекрасный вечер, который не успел еще начаться, уже закончился; ему не нравилось то, что девчонка куда-то пропала, не нравилось то, что его подчиненные стоят, как бараны, а командирский пункт превратился в проходной двор, — Куда вышла Моргенштерн? — по слогам проговорил он, чувствуя нарастающее раздражение.
— Не знаю, — чуть заикаясь ответил солдат.
— Она была тут, — послышался голос второго, — Но куда-то... ушла.
Герцог перевел взгляд на говорившего, потом закатил глаза, выдохнув:
— В какую сторону пошла?
— Не видели.
— Что значит, не видели?! — тон голоса полковника начал повышаться, — Она вышла из дверей и растворилась в воздухе?
Солдаты молча таращились на него, готовые побросать оружие и убежать, лишь бы не испытывать на себе гнев командира.
— Была тут, — наконец-то, нарушил молчание один из них, — Стояла вот здесь, — он взглядом показал на крыльцо, — Поговорила с нами немного...
— Дальше, — прохрипел Курт.
— А потом, — продолжил второй, — Ушла.
— Куда? — утробно прорычал полковник, уже готовый вот-вот разораться; но оба рядовых, как воды в рот набрали, — Постовые, мать вашу! — заорал Герцог, сверкая глазами, — Поставь рядом с ними мешок картошки, и его украдут! — приблизившись к одному из солдат, зарычал в лицо, — Оба. Вы оба у меня сейчас же получите "наряд вне очереди", будете ямы на стройке руками голыми рыть! Я последний раз спрашиваю, куда она свалила: влево, вправо, под землю, прыгнула и улетела вверх? По диагонали, махая руками?
Совсем рядом послышалась мелодия, насвистываемая одноглазым, это была веселая всем знакомая песенка "Ах, мой милый, Августин", которую не знал только ленивый. Засунув руки в карманы брюк, майор вышагивал по дороге со стороны полигона. Странно, что его не было на ужине. Рихард старался никогда не пропускать время кормежки. Все той же расслабленной походкой, он добрел до компункта.
— Ты по какому поводу разоряешься, Дьявол? — усмехнулся Штуббе, переведя нагловатый взгляд с полковника на рядовых, мерзенько улыбнувшись, — В чем же пареньки провинились?
— Это не рядовые, а пастухи, — раздув ноздри, Курт выдохнул, — Причем те, которые вечно без стада остаются, — мотнул головой; если бы не вовремя появившийся майор, то он бы точно пристрелил этих двух ротозеев, — Наша непоседа только с кровати встала и куда-то ушла, а эти двое даже не видели, в какую сторону, — голова вновь начинала болеть, и на долю секунды, мужчина подумал, что кошмары могут вернуться, — Теперь в командный пункт может заходить, кто хочет, а эти бараны даже не шелохнутся! Мне теперь с собой "Шмайсер" надо носить? — он снова посмотрел на подчиненных, — А перед тем, как зайти гранату кидать?!
Заржав во все горло, Рихард запрокинул голову, а когда он успокоился немного, похлопал Герцога по плечу:
— А вот это хорошая идея, — закивал, — А еще лучше с этими пастухами в придачу, — оскалился, отчего его лицо приобрело более резкие черты, — Ты бы еще за своей фройляйн приглядел, а еще лучше к себе привязал. Цепью от якоря.
— Дибил! — сквозь зубы выдавил полковник, метнув в Штуббе холодный взгляд, — Она чуть не угробилась! Ей Вигман покой прописал, а ее черти куда-то уже понесли.
— А я в чем виноват?! — расширив глаз, Рихард отступил от полковника на шаг, — Твоя баба, ты и разбирайся! — пожав плечами, приподнял один уголок губ, снова хитро глянув на товарища, — Видел я ее только что на аэродроме, сидит с другими "пернатыми" возле ангара.
Услышав это, Курт тяжело вздохнул, посмотрев наверх. И почему в его части все не может протекать куда более размеренно? Решив забрать летчицу из ангара, первым делом полковник отобрал у рядовых оружие и послал их к полигону, чтобы там их пристроили для работ, потом нашел заместителя и приказал ему найти двух солдат для охраны компункта, и чем быстрее, тем лучше, а иначе все офицеры по очереди будут стоять у двери.
Идя по, уже до боли, знакомой тропинке, Курт отсюда слышал веселое пение летчицы. Она пела все ту же песню, что и обычно, но теперь он смог даже разобрать несколько слов. Позади шел Штуббе, предчувствовав, что будет что-то интересное, он не мог упустить такой возможности, как поприсутствовать. Но как только они обошли один из ангаров, полковник резко остановился, придержав при этом одноглазого. Тень скрывала их, но вот все те, кто был у входа в ангар "Швальбе", предстали, как на сцене в театре, отсюда их даже было прекрасно слышно. Моргенштерн сидела спиной на перевернутом ящике, окруженная товарищами, среди которых были и другие летчики, механики, а также пара девиц из борделя, прижимавшихся к взявшим их сюда мужчинам. Все молчали, слушая Эрику.
— "А потом нас уже ничто не сможет побеспокоить. Мы держимся вместе, никто не сражается в одиночку, мы умираем вместе, никто не уходит один," — допела блондинка песню, после чего похлопала вместе со всеми.
Но вдруг все замолкли. Удивленно озираясь, летчица обернулась и тут же расширила от удивления глаза, видя, как позади нее стоят Герцог и Штуббе. Почему-то хотелось задать вопрос о том, зачем вернулся Рихард, так как он совсем недавно ушел, но потом девушка догадалась, что одноглазый привел Курта, а Эрика не успела того предупредить, что ушла. Молчание затянулось, и одна из девиц, что-то промямлив, быстро ушла.
— Привет, — улыбнулась Моргенштерн, наконец-то, прервав гнетущую тишину, чувствуя напряженные взгляды товарищей, — А мы тут ужинаем, — подняв брови, пожала плечами, — Хочешь присоединиться к нам? — она на самом деле хотела, чтобы полковник принял ее предложение, с нескрываемой радостью смотря в его ледяные глаза.
Сжав и разжав кулаки, Курт негромко задал вопрос, скрывая свое раздражение:
— Тебе доктор что сказал?
Эрика все еще не убирая счастливой улыбки с лица, кивнула:
— Покой, да?
— Правильно! — голос Герцога был спокоен, пока еще спокоен, — Следующий вопрос. Что ты тут делаешь?
Все тот же по-щенячьи радостный взгляд блондинки. Секунду она молча смотрела на полковника, потом повернулась к ящикам, выполнявшим роль стола, оглядев все то, что было поставлено и разложено на газету-скатерть, и вернувшись к Курту, кивнула, улыбаясь:
— Ем.
— Неправильный ответ, — прохрипел полковник, чувствуя, что внутри него начинает что-то закипать, но он всячески старался сдержать гнев, — Начинаем сначала. Тебе доктор что сказал?
— Что сказал? — повторила Эрика, и не думая издеваться, она на самом деле не понимала, почему Курт злится.
— Это я тебя спрашиваю, — глубоко вздохнул мужчина, — Что сказал доктор относительно твоего здоровья?
— Что сказал? — снова повторила летчица, но потом видимо в ее голове что-то зашевелилось, — Покой? — неуверенно переспросила.
— Еще раз угадала, — еле заметно кивнул полковник, не сводя глаз с лица блондинки, — Возвращаемся ко второму вопросу. Что ты тут делаешь?
Эрика снова повернулась к столу, видимо убедиться в том, что тот не исчез. Наблюдая за этим разговором многие начали тихо смеяться, стараясь скрывать улыбки.
— Ем, — ответила Моргенштерн, вернувшись к Герцогу.
Курт не мог припомнить, чтобы имел столько терпения. Но как бы в нем не было сильно раздражение, он старался подавить его. Тяжело вздохнув, мужчина представил себе, что разговаривает с неразумным ребенком.
— Снова неправильно, — в его взгляде уже проскальзывал неприятный холод, — Еще раз. И это будет последний раз. Что ты тут делаешь? — задав вопрос по слогам, смотрел в глаза летчицы.
Та округлила глаза, от чего те стали еще больше, смотря на мужчину будто ничего не понимающий тюлень, несколько секунд молчала, потом еще раз повернулась к столу, откровенно не понимая, что от нее требует полковник; почему-то в этот момент она представила себя на каком-то очень важном экзамене и ее спросили очень сложный вопрос, но вместо ответа, в голове был слышен звук сверчка и маленькая бумажка с надписью: "Не тупи!".
— Ем? — неуверенно переспросила Моргенштерн, вернувшись к Герцогу, подняв брови, с воодушевлением глядя в глаза.
Первым не выдержал Рихард, прыснув от смеха, стоя за спиной Курта, быстро зажал себе рот ладонью, согнувшись пополам от разрывавшего его хохота. Сидящие за столом уже не пытались скрывать улыбки и тихие смешки, многие из них открыто посмеивались над всей этой ситуацией, наблюдая с интересом, в особенности, ожидая реакции командира. Полковник замер, чувствуя, как начало дергаться веко. Проведя по лицу ладонью, еле сдержался, чтобы не разораться, напомнив себе, что должен держать себя в руках.
— Доктор сказал, что тебе нужен покой. И вместо того, чтобы лежать, ты пришла сюда. Ты совсем не хочешь летать? — вдруг вспомнил он о любви Эрики к полетам и небесам.
Та щенячья улыбка медленно пропала с лица девушки, смотрящей теперь так, будто вот-вот расплачется:
— Но... но я просто хотела есть, — почти не слышно ответила, опуская взгляд.
Видя, что слова полковника сильно задели летчицу, Штуббе встал рядом с Куртом положив тому на плечо ладонь, решив разбавить и без того гнетущую обстановку, искаверкав свою речь:
— Засем лугаися, насяльнике? — усмехнулся одноглазый, но только хотел добавить, что девчонке и так совестно, как Герцог повернул голову к нему; расширив глаз, Рихард быстро убрал ладонь с плеча полковника, теперь держа руку согнутой, — Убрал. Все.
В какой-то момент сдерживаемое раздражение в миг исчезло, лопнув, как мыльный пузырь, и в этот момент Курт вдруг вспомнил, как они с братом часто проводили время вместе, еще до того, как пошли добровольцами. Еще один тяжелый вздох. Как же он устал от всего того, что окружало.
