Вопрос этот оказался куда как сложен, потому что, как выяснилось, имелось у него и многочисленное лобби и многочисленные противники.
Так у княжат и бояр, чьи взгляды были направлены на южные тучные земли, главенствующим был татарский вопрос. Мол, ныне, пока ханство в замятне, надобно попрочнее на южных рубежах укрепиться и с чертой засечной покончить в первую очередь. Ведь какие деньжищи-то на неё выделены, какие силы ежегодно для охраны от летучих разбойников выделяются. А Ливония та карлова землица и стоит ли с ним из-за неё ругаться? Жили рядком годами и далее проживём. Да и торговым людям горько от той при станет. Испокон веков новогородские да псковские купцы выгоду от немцев имеют. Ладит с немцем купец, вот и пусть ладит. А случись война — опять все пути-дороги перекроют. За посла же спросить строго, тут спору нет, такое спускать негоже. Но, государь, Ливония не та землица, ради которой стоит воевать нонеча; на юг надобно все силы-то пускать, на юг.
Другая же часть думцев, наоборот, ратовала за большой поход в ливонские земли. Тут, как и в иной реальности, первую скрипку вели те, кто был непосредственно завязан на балтийскую торговлю. Так, в частности, новгородская архиепископская кафедра, кроме вложений в Руссо-Балт, вела через своих контрагентов активные связи с Нарвой, Дерптом и Ревелем. И её торговые интересы теснейшим образом переплетались с интересами новгородских "гостей". А эта связка уже напрямую воздействовала на ряды знатных людей, ведь большинство аристократов по-прежнему нуждались в деньгах и охотно брали у церкви займы. Ну и сила Шуйских, издревле связанная с новгородскими делами, была в Думе весьма и весьма велика. И даже Андрей, прекрасно помнящий иную историю, был больше за войну, хотя и понимал, что южное направление внешнеполитической экспансии выглядело в данный момент более выгодным. Но ему для флота были нужны леса Ливонии, а для торговли — ливонские порты вроде Нарвы и Риги. Ревель в этой цепочке становился излишним, но его можно было просто превратить в главную базу для нарождающегося флота.
Ну и не стоит сбрасывать со счетов то, что новгородчина в последние годы стала испытывать земельный голод (ещё не острый, но всё было впереди) оттого, что тамошние дети боярские чрезмерно размножились. А поскольку новгородская корпорация дворян была довольно обособленной, то и на юга её представители не особо-то и стремились. А вот земли соседней Ливонии её вполне устраивали.
И была так же третья группа, что ратовала за продолжение войны с Литвой за "ярославово наследие" и свои вотчины. А поскольку война с Литвой это был ещё и вопрос татарских набегов, то они больше склонялись к тем, кто отстаивал в Думе движение на юг.
В общем, как всегда с первого подхода Дума ничего на наработала, и вопрос Ливонии отложили на следующее собрание. Что тут же привело к многочисленным кулуарным переговорам.
* * *
*
В этот зимний вечер в покоях князя Семёна Фёдоровича Бельского, младшего брата Дмитрия Бельского, царил полумрак. Лишь неугасимая лампада едва теплилась перед большим образом Нерукотворного спаса. А вот все ставенки были плотно прикрыты, а массивный стол был накрыт на несколько персон. Князь Семён в столь поздний час ожидал гостей.
Негромкий стук в дверь заставил молодого аристократа обернуться. В проём втиснулась вихрастая голова слуги:
— Гости прибывают, княже.
Семён подскочил с лавки и накинул шубу, собираясь идти встречать пришедших.
— Свечи зажигай, да вели горячее нести, — бросил он слуге.
Вскоре хозяин с гостями вернулся в палату, уже достаточно светлую от света свечей. Андрей Хованский, Пётр Телятевский и Михаил Трубецкой — молодые, пышущие здоровьем — с удовольствием скинули тяжёлые шубы и взялись за кубки с дорогой романеей.
— И всё же Семён, грех тебе жаловаться, — первым о деле заговорил князь Трубецкой. — Наши отцы либо в опале, либо в безвестности пропадают, ты же к самому государю вхож.
— То не я, то братья мои. Меня же и стряпчим не пожаловали, хотя Митька в мои годы уже боярином был. А ведь как Ванька Рязанский в Литву сбёг, пророчили мне стол рязанский. А что вышло: забрал великий князь Рязанское княжество под себя. И ныне я никто: ни князь удельный, ни боярин.
— И всё же в приказе ты на старших местах стоять будешь. А мы по за кем-то.
— А я всё ж таки считаю, что не ценит государь не токмо вас, но и меня. А для того ли предки наши из Литвы отъезжали?
— Это да, — мечтательно протянул Хованский. — А ведь тамошние вельможи-магнаты подобной тесноты и поругания, что знатные люди на Москве имеют, не видывали и не слыхивали. Мои родичи о том весточки шлют. Живется им там много лучше, нежели мне на Руси. Мне, потомку Гедемина, не нашлось достойного места ни в великокняжеской думе, ни при дворе. Оттого и ушёл служить ко князю Старицкому.
— Да все мы, почитай, откинуты на обочину, — обиженно добавил Трубецкой. — Обходят нас и чинами, и землями. Одна надежда и осталась, что войдёт Семён в силу. А иначе...
Князь Трубецкой испуганно затих, хотя каждый из сидящих за столом и понял его мысль. Понял, но высказал лишь один — Семён Бельский:
— А иначе придётся обратно отъехать. Король обещает всем нашим отъехавшим боярам и князьям великие угодья, и вотчины, и почет высокий. А вот государь и ближники его заигрались. Митя-то говаривал, что это Шуйские на Ливонию зубы точат.
— Слыхал я об том, — покивал головой Хованский. — От побед над литвинами совсем голову потеряли. Где же нам справиться с немцами? Силища! Забыли, как в прошлый раз едва не опростоволосились.
— Так может и хорошо, коли немцы вразумят буйные головушки? Можно тогда будет и на горе советников указать, как на виновников, — несмело влез в разговор Телятевский. — А поскольку то Шуйские воду мутят, то быть в Думе большим переменам.
— А я вот не верю в рыцарей, — несогласно покачал головой Трубецкой. — Ныне за государем сила великая. Тевтоны вон ничего ляхам не смогли противопоставить.
— Так то ляхи, а не наши дворяне сиволапые, — не согласился с высказыванием Хованский. — Стоило только ляхам под Оршу прийти, так эти худородные и показали, что значить истинное рыцарство. Вот увидите — соберёт Орден армию и покажет свою силу ратную. А об отъезде пока что рано думать, — вернулся он к опасной теме: — Ты, Семён, головы не теряй. Братья в силе, и тебя вытянут. Ну а уж ты там и про нас не забывай. Про Ливонию же так скажу: не сдержать великого князя супротив похода, а потому не стоит свои мысли против высказывать. Выждать надобно, а там и видно будет.
И молодые князья, согласно покивав мудрым мыслям, с большим усердием набросились на угощения.
* * *
*
— Вот вы оба за поход, а тот же Воротынский с Литвой и Польшей свары боится. Мол, не отдадут они нам Ливонию без боя.
Шигона отхлебнул из стеклянного бокала и откинулся на спинку стула. Да, в доме Барбашиных давно не держали лавки для гостей. Возле хрупких на вид столов с хитрой резьбой, выставляли тонконогие стулья с матерчатой оббивкой и высокой спинкой. А на самих столах кроме мис и тарелей всегда лежали вилки, дабы гости руки меньше пачкали.
Михаил Барбашин, примчавшийся из Новгорода, где впервые за годы службы правил как наместник, схрумкал солёный огурчик и повернулся к тверскому дворецкому лицом:
— А неправ ты, Иван. Не до нас нынче Литве да Польше. Хан крымский да султан турский над ними нависает. Круля французского — союзника Жигмонта — гишпанец в плен взял, да и нестроение в казне тоже многое значит. Так что нонче самое время Ливонию к рукам прибирать.
— А чего там Воротынский-то надумал? — всё же спросил фаворита Иван Барбашин.
— Так он другую войну выдумал... В степях воевать, у Крыма и Перекопа.
— Так ведь степная война того губительней! — воскликнул Андрей Барбашин-младший, который нынче сидел за столом как равный, хоть и считался молодым да неоперившимся.
— Может и губительней, — не согласился Андрей-старший, — но тут князь прав. Не дело это татар на окских рубежах ждать. Выносить надобно войну в поле, громить кочевья татарские. Так Владимир Мономах в былые времена с половецкой угрозой покончил.
— Однако ему для того чуть ли не вся поместная конница требуется, — усмехнулся Шигона.
— Пусть берёт, то дело нужное.
— А кто же Ливонию воевать будет? — вроде как и удивился фаворит.
— Стрельцы да кованая рать. А ещё флот, раз у Ливонии побережье есть. А может ещё и князья померанские помогут.
— Эти-то с чего?
— А почто, думаешь, их послы к магистру притащились? Как и датчане — за землёю. Все кус ливонской земли хотят.
— И что же, предлагаешь всю Ливонию с ними делить?
— Ну, данам-то жирно будет, а вот с померанцами поговорить стоило бы. Вот смотри, — Андрей щёлкнул пальцами и отдал короткое распоряжение подбежавшему слуге. Тот кивнул головой, выскочил из залы, но вскоре вернулся с треножным мольбертом, на котором был натянут достаточно прорисованный план ливонских земель. А пока он ходил, гости всё же успели выпить за здоровье хозяина. — Вот земли Курзёмского епископства, Курземе и Земгалия. Вот этот кусок вполне можно учредить, как Задвинское герцогство, хотя всю Земгалию отдавать будет много. Курземе и часть Земгалии до реки Аа им вполне будет достаточно. Вместе с городком Митава, что находится на левом берегу. Аа как раз и судоходна до Митавы, так что с путями в этом лесном краю у новоиспечённых герцогов будет всё в порядке. А вот городок Бауск вместе с замком, а это здесь, — Андрей ткнул деревянной указкой в место слияния речек Муша и Мемеле от которого и начиналась собственно река Аа, — необходимо оставить за нами.
— И зачем это государю?
— Герцогство заберёт на себя часть границы с Литвой, плюс императору и эрцгерцогу будет не так-то просто оспорить наши завоевания, когда их люди тоже получат свои наделы. Главное в вассальной присяге предусмотреть, что при конфликте нас с Империей герцог Задвинский остаётся вне конфликта. Ну и нам ведь нужно выгнать куда-то немецкое население ливонских городов и тех рыцарей, что не захотят присягнуть государю по нашей вере. Вот и пусть идут к своим единоверцам. Хотя наиболее искусных мастеров мы, конечно же, для себя оставим.
— А не кажется ли тебе, брат, — вступил в разговор Михаил, — что ты делишь шкуру неубитого медведя? При прошлом государе война с Орденом дорого нам обошлась. Я-то помню те дни.
— И эти воспоминания застилают глаза не только тебе, брат. А между тем Орден давно уже держится только за счёт старых побед. А нынешние рыцари хоть и не разбегутся от звуков боевого горна, но противостоять правильной армии не смогут.
— А правильная армия — это стрельцы с пушками? — съехидничал Шигона.
— Да, Иван Юрьевич, — остался серьёзен Андрей. — Пушки и мушкеты вышибут дух из рыцарей в поле и прибьют их в замках. Хотя поместная конница тоже пригодится. Нужно же кому-то полонить чухонцев. Будут достойные холопы для южных земель. А тех, кто избежит полона разбавим нашими смердами. Вот только дубравы тамошние надобны для флота. Их бы под мой приказ отписать бы. Как, Иван Юрьевич, посодействуешь?
Шигона, которому уже начали капать в карман деньги от финских промыслов, как довесок к деньгам от торговли, согласно кивнул головой. Этот вопрос они уже не раз обговаривали, так что он и государю успел о нём донести. А вот вопрос о Ливонии был нынче для фаворита куда более насущным. Василий Иванович, наслаждаясь медовым месяцем, вовсе не пустил этот вопрос на самотёк и приход Шигоны в гости к Барбашиным был для него далеко не первым за последние дни. Многоопытный дворецкий либо сам заводил нужный разговор, либо мягко сводил уже начатый к нужному вопросу. И слушал, слушал, слушал. Ведь кто сказал, что государь решения просто так принимает?
Причем от похода к Барбашиным он ожидал многого и, кажется, не прогадал. Предложение организовать в Ливонии вассальное княжество свалилось на его голову как снег. С одной стороны, это показалось ему излишним. Если и брать Ливонию, как предлагали многие вельможи, так уж всю. С другой, это добавляло козырей в общении с эрцгерцогом и императором. Всё же то, что Ливония — имперская провинция забывать не стоило. Ну а герцоги Померанские и вправду выглядели достойной кандидатурой для вассалитета. Впрочем, решать всё одно предстояло государю, но сам вариант ему, почему-то, начинал уже нравиться.
— А что же данов-то решил с носом оставить?
— Так им Колывань подавай, да острова. А тут шишь. Нам эти земли куда как нужнее. Зачем на шило на мыло менять? Даны ведь, как осильнеют, сразу захотят на наш транзит сесть. Нет, Иван Юрьевич, нельзя те земли никому отдавать. Токмо нам они принадлежать должны. Иначе отрежут нас от моря недруги, ой отрежут.
— Ну смотри, в морских делах тебе виднее, — усмехнулся Шигона. — А пока, хозяин, порадуй гостей явствами заморскими, да обскажи, чего ты опять от государя хочешь?
— Так чего хочу, всё того же — прибытку большого.
— Ну а хаджи-тарханская дань-то тут причём?
— Так ведь вот в чём дело, Иван Юрьевич. Были времена, сидели италийские людишки на берегах моря Русского, да торговали со всеми, покуда их османы не повоевали. Вот только за те времена приучили они своих вельмож к икре чёрной, что из того же Хаджи-Тархана и везли. Вон в последний раз с Дмитрием Герасимовым в Венецию шесть бочек икры отправили, так италийцы им рады были, как манне небесной. Пока не забыли они вкус икорки той, надобно наладить им поставки сего деликатесу. Да не через абы кого, а на своих кораблях везти, дабы никто от того прибыли более не имел.
— Так вроде на Дону такова икра тоже водится?
— И тут ты прав, Иван Юрьевич, да видишь какое дело: азовцы ранее икру солили, да в крымские колони и свозили. А нынче-то нет италийцев в Крыму. А у султана почитай через год война с европейцами. Какая уж тут торговлюшка. Вот и поотвыкли азовцы в том деле. Ну так это нам лишь на руку.
— Ох, Андрей Иваныч, вот сколь тебя знаю, а никак не обвыкну. Вот как ты можешь разом и о княжестве вассальном думать и о какой-то торговлюшке презренной. Ну, допустим, разрешит государь. А как ты с разбойниками морскими справляться будешь? Кто из наших к Папе иль в Венецию не хаживал, все об агарянских разбойниках речи ведут.
— Так, а флот-то на что, Иван Юрьевич? И морякам опыт — и купцам защита. Заодно и флаг царя вся Руси тамошним людишкам покажем, чтобы знали, что есть такой государь на земле и никакие вёрсты не спасут от его гнева.
— Ну князь, на всё-то у тебя ответы есть. Хорошо, поговорю с государем. Но уж после венчания на царство, не обессудь. Тем более, что и икры-то той уже и не осталось. А новую когда ещё привезут.
На том и покончили с делами. Дальше пошли песни, пляски, смены блюд, среди которых присутствовали и вправду невиданные ранее на Руси. Всё же не зря Андрей почти год по Европам шатался. И ингредиенты нужные привёз, и поваров обучил. Так что было чем гостей удивить.
* * *
*
Венчание на царство Василия Ивановича и его молодой супруги проходило под руководством митрополита в Успенском соборе Московского Кремля. Церемония выдалась и торжественной, и пышной. Так, что Москва потом ещё седьмицу гудела, а по Руси слухи и вовсе несуразные пролетели. Будто бы чуть ли не золотом улицы покрывали, да жемчуга горстями разбрасывали. Зато отныне стал московский великий князь официально прозываться "Божией милостию великий государь, царь и великий князь всея Руси, Владимирский, Московский, Новгородский, царь Казанский, государь Псковский, великий князь Киевский, Смоленский, Тверской, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных, государь и великий князь Новагорода Низовския земли, Черниговский, Рязанский, Полоцкий, Ростовский, Ярославский, Белоозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский и иных, и Северныя страны Повелитель, и Государь земли Вифлянской и иных". Правда, литвины этот титул явно не примут, они и великого князя то всея Руси еле-еле осилили, но кого желания неудачников интересуют? На Руси все прекрасно понимали, что впереди ещё не одна война с соседом и рано или поздно, а придётся им царский титул писать со всем почтением. А пока пусть говорят, что хотят. Как говорится: собака лает, ветер носит.
