Об электроэрозии я уже упомянул. С ней многие проблемы становятся вполне решаемыми. Та же самая тонкая проволока, например. Обычным механическим путём — сверлением или пробиванием гранёным шилом — я меньше полумиллиметра отверстие в волочильной фильере проделать не могу. В смысле, получиться-то оно в принципе может и из-под шила, тут раз на раз не приходится, но с такой поверхностью, что протягиваемая через него из мягкого металла проволочка то и дело рваться будет. А что такое диаметр в полмиллиметра? Для платиновой проволоки, которую мы в наших лампах накаливания используем, чтобы вакуумом в них не заморачиваться, это означает монструозный ток в семь ампер. Мыслимое ли дело? Нет, ну для себя-то любимых мы и такую роскошь себе позволить можем и позволяем, но о каком широком внедрении электроосвещения на тех же Азорах хотя бы можно при этом говорить всерьёз? В нашем современном мире ток в бытовых электроприборах не амперами, а миллиамперами измерялся, если кто не в курсе. А он в случае нити накаливания, которую для её нормального свечения должен до тысячи градусов накалить, от площади поперечного сечения означенной нити зависит — плотность тока должна быть обеспечена соответствующая. И чтобы уменьшить рабочий ток хотя бы вчетверо, и это один хрен будет больше ампера, ближе к двум, я должен вдвое уменьшить диаметр проволоки — ага, как хочу, не гребёт. Так вот, без электроэрозии я никак не хочу, и отгребитесь от меня. С ней — другое дело. Медную проволочку-электрод, хоть и сквозь зубовный скрежет и трёхэтажный мат, но на длине в пару-тройку миллиметров можно уже и до требуемого диаметра надфилем или оселком на пологий конус заточить, и если на ту фильеру одного такого электрода достаточно, то это мне уже приемлемо. Электроэрозии похрен, сырую сталь прожигать или калёную, и окалины она не образует — надо только режимы подобрать такие, чтоб межэлектродный зазор к минимуму свести и чтоб в воде работало, а это уже дело техники. С фильерами же я без проблем и на нити накаливания тонкую проволоку из платины получу, и на компактные катушки индуктивности из меди.
Просматривается для электроэрозии и ещё одно применение, для Античности куда более традиционное, а для государства куда более престижное — чеканка монеты. Это ведь штамповка по сути дела, на которую нужны штампы. Чтобы получить на "орле" или "решке" монеты выпуклое рельефное изображение, нужно иметь штамп с ответным ему вогнутым рельефом, а на обе стороны, соответственно, комплект из пары таких штампов — матрицы с "орлом" и пуансона с "решкой", например. Заготовка монеты в виде диска уже положенного ей веса, но гладкая, кладётся на матрицу и накрывается пуансоном, по верху которого с соответствующим усилием молотком хреначат. Я надеюсь, никому не нужно объяснять, что штампам подобное с ними обращение не по вкусу, и они от этого имеют дурную привычку изнашиваться? Ну, если не молотком хреначить, а на прессе давить, то тут износ будет поменьше, но один хрен будет, а хороший пресс — тоже удовольствие не из дешёвых, да ещё и производительность по сравнению с молотком снижается, так что реально в наше время вся античная денежная эмиссия молотками хреначится, и никто с теми прессами не заморачивается. В общем, штампы изнашиваются, и их надо новыми заменять, а это же целое дело!
Бронза, допустим, льётся хорошо, и выпуклое изображение хороший чеканщик на тонком медном листе прочеканит вполне. С этой чеканки нетрудно сделать вогнутый оттиск на восковой модели, а уж бронзовому литью по выплавляемым моделям античных литейщиков учить не надо — сами кого хочешь научат. Вот вогнутый рельеф в бронзовом монолите чеканить — это уже труднее, но это если с нуля, а если отлитый надо подправить, да резкой контрастности ему придать — работа хоть и непростая, но вполне посильная. Но вот ведь незадача — долго ли прослужит пара бронзовых штампов, особенно при чеканке бронзовой же разменной мелочи? Заготовки, конечно, отжигают, а то и раскалёнными на матрицу клещами укладывают, но один хрен это не панацея, и от бронзовых штампов все рано или поздно переходят к закалённым стальным. Вот тут-то и начинается настоящий геморрой! Стальное литьё античному миру недоступно, а с кричной поковкой, пусть даже и отожжённой, чеканщику делать нечего — это уже для гравировщика работа, а не для него. Керны всевозможные, фигурные штихели, зубильца в руки — и вперёд с песней, да ещё и с урря-патриотической, потому как дело-то — государственное. И сроки на это дело даются сжатые, потому как новому венценосцу невтерпёж свою собственную морду лица на новой партии монет увидать, и ответственность за брак в нём тоже под стать. Какому же венценосцу понравится грубую карикатуру на великого и непогрешимого самого себя лицезреть? Тут уже не банальной уголовщиной, тут уже аж целой политикой попахивает! А уж если это было изображение не смертного помазанника богов, а самого божества, как римляне нынешние среднереспубликанские любят, так это уже и вовсе святотатство самое натуральное! Тут уж лучше сам вешайся или вены режь или топись, не дожидаясь, пока эти бдительные урря-патриотические жополизы заметят, просекут и уж не упустят случая выслужиться проявленной бдительностью, гы-гы! Нет, ну это я утрирую, конечно, но секс с этими стальными монетными штампами в натуре ещё тот...
Электроэрозия же позволяет нам схитрожопить, совместив достоинства обоих вариантов и увильнув от их недостатков. Делаем бронзовый комплект, доводим его до предела реально мыслимого совершенства и аккуратно, ни в коем случае не молотком, а исключительно прессом, штампуем на нём электроды из мягенькой электротехнической меди. Их даём чеканщику, дабы довёл их до максимально возможного ума, и после этого выжигаем ими — аккуратнейшим образом на тщательно подобранных режимах — ответный вогнутый рельеф уже в закалённом стальном комплекте. И этим комплектом штампуем не монеты ни хрена, а те электроды, которыми уже штатные монетные штампы выжигаем, и в результате не существует для нас ни проблемы замены изношенных монетных штампов, ни проблемы неполного совпадения штампуемых ими изображений, неизбежной при их изготовлении вручную. Вот, как-то так монетная технология вырисовывается, если в неё электроэрозию внедрить, и ламповый генератор высоких частот это позволяет. Млять, да наш Миликон Первый, карманный царёк нашего карманного царства, имеет все шансы по части хайтека в чеканке монет со своей харей оказаться впереди планеты всей!
Можно было бы вполне и на прессах эти монеты с его царственным профилем чеканить, дабы разворот изображений по обеим сторонам монеты всегда правильным был, можно было бы даже и накаткой рифлёного рубчика по их ободу озаботиться — для нас и это теперь особой технической проблемы не составило бы, но этого мы делать не будем — в Испании, по крайней мере. Пусть и миликоновские монеты чеканятся криво молотком и без накатки, как и во всех нормальных античных государствах. Не потому, что нехрен его баловать — это реальной власти наш царёк лишён, а показушного почёта нам для него ни разу не жалко. Хотите, вот прямо сейчас вскочу, прищёлкну каблуками, выброшу руку в положенном жесте и гаркну "Хайль Миликон"? Вот был бы он реальным самодержцем, мне без крайней формальной необходимости почести ему воздавать было бы в падлу, а такому, бутафорскому — абсолютно не в падлу. В этом смысле ему потяжелее, чем любому из нас, так что своих почестей он честно заслуживает. Оказали бы их ему и в этом, если бы не Рим. Римских же гусей дразнить — уж точно нехрен. Увидят миликоновские монеты немыслимого для античного мира качества чеканки, и ладно бы просто обзавидовались, хрен бы с ними, так ведь у них же и вопросы тогда возникнут, абсолютно нам ненужные. На хрен, на хрен, обойдёмся уж как-нибудь без этих весьма чреватых обезьяньих понтов.
Вот что важнее на порядок, так это качество печатей и им подобной атрибутики, подтверждающей подлинность того или иного документа. Это сейчас нашей школоты с гулькин хрен, в волниевском классе пятнадцать человек, в младших немногим больше, и ни в одном пока ещё не больше двадцати пяти, так что все знают всех, и когда выучатся, выслужатся и важные должности займут, то и без служебных ксив хрен какой мошенник сможет за кого-нибудь из них себя выдать. Но с годами и десятилетиями счёт пойдёт уже на многие сотни, а там и тысячи, и вот тогда такой риск станет вполне реальным, так что лучше бы проработать этот вопрос трудноподделываемых ксив загодя. Юлька как-то раз поведала нам о случае с Изборском, захваченном в Ливонскую войну без боя литовским отрядом, которому защитники города не посмели оказать сопротивления. Бушевал как раз самый разгар Опричнины, и царские любимчики могли позволить себе с земскими любой беспредел, а их — попробуй только тронь. А их и с самого-то начала тысяча была набрана, а позже и вовсе до шести тысяч их корпус разросся — как их всех распознать и упомнить? Ну, литвины и просекли фишку. В основной-то ведь массе не лабусы ни хрена, а такие же русские, как и московиты, а чёрную рясу с клобуком поверх кольчуги напялить, да метлу с собачьей головой к седлу приторочить — много ли ума надо, чтоб додуматься? В общем, заявились те литвины внаглую прямо к воротам Изборска, представились страже у ворот государевыми опричниками и их сопровождением, ну и потребовали от тех зашуганных опричным беспределом служивых открыть ворота и впустить их в город. А как их можно было проверить? Это же время нужно, а его нет — их вот прямо сей секунд или впускать надо беспрекословно, или вступить в спор с высокой вероятностью оказаться неправым, а значит — "государевым изменником" со всеми вытекающими. А у опричников же по факту чрезвычайные полномочия вплоть до права на бессудную расправу с выявленными ими "изменниками", и навлекать на себя их неудовольствие — чревато боком. И в результате мощная каменная крепость, неоднократно выдерживавшая длительные осады и приступы с артобстрелами, САМА впустила противника, настолько слабого, что при подходе спустя две недели сильного московского войска тот оставил город, даже не надеясь его удержать.
Так это самый вопиющий случай, поскольку целого города-крепости касался в условиях внешней войны как-никак, а сколько было случаев беспредела выряженной под опричников обыкновенной уголовной шантрапы внутри страны, с которой никто не смел препираться, потому как полный звиздец придёт, если они, не дай бог, вдруг настоящими опричниками окажутся? Царь ведь и после того случая с Изборском — ну, расследование он там на следующий год какое-то провёл, виновных каких-то в "измене", ясный хрен, нашёл и казнил, чтоб другим неповадно было, а что неповадно-то? Полномочия-то ведь чрезвычайные у опричников как были, так и оставались вплоть до полной отмены самой Опричнины, а служебных ксив, те полномочия подтверждавших, как не было до того, так не появилось и после. Непосильная для тех времён задача? Монету свою многотысячными тиражами чеканить посильно, а жетоны типа современных полицейских уже непосильно? Монголы за триста с лишним лет до того с этой задачей как-то справлялись. Та "басма", которую предъявлял татарский посол или баскак, и тот "ярлык", который князь получал от хана на своё княжение — это не что иное, как обыкновенная монгольская пайцза. Они бывали самого разного достоинства, дававшего своим обладателям самые разные уровни полномочий, и те из них, что давали большую власть, чеканились из-под одного и того же штампа и были строго одинаковыми, что и обеспечивало трудность их подделки. Так что и техническая возможность у Ивана Грозного заведомо имелась, и сама идея служебного жетона была прекрасно известна поболе трёх столетий, и уж он-то, прекрасно для своего времени образованный и не раз сам татарских послов принимавший, не знать о татарских "басмах" и "ярлыках" в принципе не мог, вот только не нашлось у государя-самодержца желания элементарный порядок в стране обеспечить, а нашлось совсем другое желание — "вертикаль" выстроить, зашугав подданных своими беспредельщиками до беспамятства и до дрожи в коленках. Водится такое за некоторыми особо властолюбивыми деятелями.
Самое занятное, что поддедать ту монгольскую пайцзу было технически вполне возможно, если задаться такой целью во что бы то ни стало из спортивного интереса. Но это по тем временам была работа для весьма незаурядного ювелира, которых было не так уж и много, и все они были наперечёт, а работа ведь ручная, и у каждого из них в ней свой характерный "почерк", которого от знатока не скроешь, а настоящих пайцз такого уровня полномочий, ради которого имело бы смысл заморачиваться, тоже ведь на руках немного, и все их законные обладатели тоже известны, так что и мошеннику спалиться на подделке — раз плюнуть, и мастеру золотые руки от соучастия в мошенничестве не отвертеться, на "незнание" сославшись, и секир-башка по "Ясе" положена за это им обоим — даже и не за конкретную величину конкретного ущерба, а за сам факт. Преступлений, связанных так или иначе с обманом доверившегося, монголы не прощали, и масштаб обмана значения не имел — ну, на конкретном способе казни только мог сказаться, поскольку способа "Яса" не оговаривала, оставляя его на усмотрение обычая или выносящего приговор судьи. И если вероятность палева на подделке пайцзы низкого ранга была ниже, то риск-то ведь башкой один хрен оставался, а ради мизерных выгод башкой рисковать — это ж совсем отморзком надо быть, а таких ведь тоже немного, и они тоже все наперечёт. Все эти факторы, вместе и в комплексе обеспечивающие практическую трудноподделываемость аналогичного той пайцзе жетона-ксивы, вполне могли быть при желании задействованы и во времена Ивана Грозного. Естественно, будут они действовать и у нас, только у нас служебный жетон ещё и чисто технически подделать будет сложнее, потому как благодаря электроэрозии у нас и качество чеканки будет повыше, и образцы настоящих для сверки во всех сомнительных случаях будут доступны к ознакомлению, и индивидуальные номера, проверяемые легко и быстро — легче будет настоящий жетон законно получить, чем убедительно его подделать и не спалиться с соответствующими последствиями для собственной тушки...
Ладья добуксировала нас до бухточки — не до портовой гавани финикийской Лакобриги, а до небольшой рыбацкой местных кониев, более подходящей для наших не подлежащих широкой огласке экспериментов. Рыбаки — народ простой как три копейки, а доходы в захолустье небогатые, и возможность регулярного "левого" заработка ценится.
— Как обычно, — напомнил я хозяину ладьи, отсчитывая честно заработанные им и его командой монеты, и тот понимающе кивнул — не первый уже раз с нами работает и знает, что цена хорошего улова за два удачных дня, полученная за полудневной рейс, уж всяко не за болтовню с кем попало платится.
— В море бывают миражи, досточтимый, — ответил моряк, — И если мне и моим людям что-то померещилось, то это — померещилось.
Наша матросня и рацию, и свёрнутую заранее антенну, и багдадские батареи уложила в ящик, закрыла от лишних глаз крышкой и поставила на носилки, в которых и вынесла с лодки на берег, а там уже запряжённая ишаком тележка всего этого хозяйства дожидается, на которую его и погрузили. Саму лодку заперли на цепь у причала, накрыв её прямой руль как бы невзначай свёрнутой в несколько слоёв рыбацкой сетью. Местных этим, конечно, хрен нагребёшь, но они и так давно в курсах скормленной им в первый же день официозной версии — что этот руль скопирован с подсмотренного у каких-то чужих купцов в африканском Могадоре, а здесь испытывается на предмет того, стоит ли его на своих новых кораблях внедрять или те же яйца, только в профиль. Учитывая, что версия содержит немалую долю правды — как раз ту, которую скрыть один хрен невозможно, её схавали без особых сомнений. А то, что столичные шишки к заморским новинкам интерес проявляют, не удивительно. Их собственный вождь на праздники в карфагенский плащ из фальшивого пурпура принарядиться любит и греческую махайру вместо фалькаты носит, его жена карфагенское же стеклянное ожерелье и массилийские браслеты по поводу и без повода носит, а тут столичные — как же им без столичных-то понтов? Эти вот заморским лодочным рулём заморочились, и хрен их знает, чем им традиционные рулевые вёсла не угодили, но раз вреда от их чудачества никому нет, а за помощь в своих затеях они щедро платят, то почему бы и не помочь? И что в тайне свой руль держат, тоже понятно — понты ведь как раз в том, что только у них такой есть и больше ни у кого, а если и другие себе тоже такие же сделают, то какие же это тогда понты? Их вождь потому и носит эту свою заморскую махайру, что ни у кого в их деревне больше такой нет, а были бы такие же ещё у нескольких — он бы ещё что-нибудь заморское себе заказал, чего ни у кого больше нет. Кто богато живёт — все такие, и нечему тут удивляться.
