А может быть даже унизить?
Вот, мол смотри сама, как должно быть все между мужчиной и женщиной по-настоящему! У тебя такого никогда не было! А теперь и не будет!
И так мне от этой мысли горько стало. Просто жутко от того, что вот сейчас взойдет солнце и все станет как прежде. И он никогда не коснется меня больше так, как ночью. Скажет, что это было просто помутнение временное. Или вовсе, высмеет каждую мою позу и все чувства. Унизит, опошлит, раздавит, отняв и разметав все то ценное, что подарил...
Как я смогу жить без этого?
Как я теперь смогу жить... с ЭТИМ?
Из дневника Тариса:
Женщина в моих руках, я точно это знаю, получала удовольствие. Она нежилась под моей лаской, словно большая кошка, терлась и изгибалась, находясь в легкой полудреме, когда ощущения особенно яркие и носят привкус волшебства. И вдруг все изменилось. Несколько мгновений напряжения и из глаз потекли слезы. Я замер, не понимая, что сделал не так. Чем обидел ее?
Я прижал ее к себе, шепча извинения и какие-то слова утешения...
Это только все ухудшило. Она так рыдала, что я испугался, как бы ей не стало плохо. Однако отпустить ее в этот момент было просто немыслимо. Даже если бы она не была той, что я люблю, если бы была просто человеком, пусть даже почти незнакомым мне, невозможно покинуть кого-то в таком горе...
Какое-то время я давал ей возможность выплакаться, просто обнимая ее и укачивая, как качают маленьких детей. Я даже ничего не говорил, так как был не уверен, не огорчают ли ее именно звуки моего голоса. Ведь это возможно? И потом, это во мне произошли перемены, но вовсе не в ней. Если вдуматься, то по сути своей, я — ее враг, набросился на нее этой ночью. И то, что случилось меж нами, возможно, лишь для меня было сказкой, а она просто терпела...
Нет! Я несу полный бред. Пусть она женщина, но она все же оборотень. И человеческая ипостась не более естественна, чем любая другая. Если бы ее что-то не устроило, в моей постели уже бушевал бы разъяренный грифон! Хотя... еще не поздно очутиться в этой ситуации...
А значит...
Значит ночью я не ошибся. Ей было хорошо со мной. Но отчего тогда такое горе? Она просто задыхается от рыданий. Неужели все дело в Стефане? Ну, конечно же в нем! Странно, я точно знаю, что в большинстве прошлых... скажем так, встреч, она не рыдала по утрам. Была раздражена, взбешена, просто спокойна. Но рыдать? Такого не было никогда! Уж я бы знал...
Тогда что? В чем дело? Стефан... она... я... что ее могло расстроить...
О, Всемилостивая! Все дело в том, что я -его брат! Либо она по-прежнему видит во мне врага, либо все дело в нашем родстве с князем. Я его чем-то напомнил? Или быть может, чем-то обидел ее... сделал, к примеру, как он ...или...
Бесполезно! Я могу гадать хоть до конца времен! Ничего не изменится. Я чужой ей, вот и весь секрет. И вряд ли сейчас ей хочется видеть меня рядом. Но пока она не гонит меня, пока прижимается ко мне вот так, как сейчас — я буду рядом. Даже зная, какой болью все это обернется после...
Когда все закончится...
А ведь это скоро закончится...?
Из дневника Вэрда:
8 день плена
Я лежал и смотрел, как она спит. Забавно, но она мне уже почти надоела. Жутко, да? Но я в том совершенно не виноват. Просто она какая-то... Даже не знаю, недоразвитая что ли. Меня сначала радовало, что она почти не говорит и все время хочет лишь одного. Да. Радовало. Первую ночь. И день тоже. Но на вторую ночь в этом уже был пусть и небольшой, но все же дискомфорт. Мне стало не хватать общения. Не знаю, быть может это лишь я такой... странный, но мне хотелось, чтобы она рассказала мне о себе, о своих ощущениях в конце концов! О чем-то, что не касалось бы занятий любовью!
Я подозреваю, что имеет существенное значение с кем делишь постель. Важен не только процесс, но и партнер. Более того, от того, насколько тебе близок, интересен и приятен тот, кто рядом, процесс становится приятнее или наоборот, теряет какую-то часть привлекательности...
Меня стала раздражать ее опытность. Мне хотелось чего-то более неумелого что ли. Чего-то , чему бы ее смог научить я. Мне захотелось простоты. Наверное, это смешно прозвучит, но я стал мечтать, чтобы у нее банально заболела голова! Я хотел, чтобы она просто посидела рядом со мной, посмотрела на огонь. И все! И никаких ласк интимного характера! Но нет. Как только мы устроились на шкуре возле камина, она тут же нырнула под меха и занялась делом. Я почувствовал желание просто отшвырнуть ее от себя.
Нет, мне все еще были приятны ее действия. Мне стала неприятна она сама. И тот факт, что какую-то часть информации я все же мог получать благодаря чтению ее мыслеобразов (мыслями там даже и не пахло!), совершенно не улучшал дело. Я попросил ее станцевать. Она не умела даже этого! Вернее, танцем в ее понимании были возбуждающие телодвижения прямо не сходя, так сказать, с меня. Я встал и отвел ее на середину комнаты. Позвал музыкантов — девушку и юношу, что с завязанными глазами исполняли что-то незамысловатое на вырезанной из дерева флейте и бубне. Я привел их, и когда они заиграли, попросил ее танцевать. Она не понимала меня! Я показал ей, чего хочу от нее (вернее за монету, девушка согласилась станцевать, не снимая повязки). Жрица смотрела на танцующую так, словно та делала что-то неприличное. После чего попыталась заняться этим со мной под музыку. Танцы не возбудили в ее мыслях никакого отклика...
Плюнув, отпустил музыкантов и велел ей лечь спать, а сам сел писать дневник. Все осложняется еще и тем, что я похоже, просто скучаю по Мари. Мне ее не хватает. Вчера я весь вечер думал, что она сидит на подоконнике одна, ведь меня нет рядом, чтобы поболтать с ней немного перед сном. Ей наверное страшно, ведь она еще не совсем пришла в себя после встречи с кразли. При этих мыслях, я вновь стал обдумывать проведенную операцию. Мне было очень интересно, как идет процесс заживления у моего пациента. А главное, получилось ли у меня что-то или нет?
Нет, умом-то я понимаю, что даже хорошо, что меня сейчас нет рядом и я не лезу в заживающую рану по двадцать раз на дню, зазря тревожа ее в глупых попытках понять — как она заживает. На все нужно время. И я отлично понимаю, что раз исследования причиняют Мари боль (пусть теперь и частично облегченную), то стоит ей давать передышки, чтобы ощущения не закрепились и боли не стали фантомными. Все понимаю. Но это ничего не меняет. Я с трудом сдерживаю себя, чтобы не бросить все и не рвануться в замок. Просто, чтобы навестить их...
Посмотреть, все ли в порядке.
Не случилось ли чего...
ГЛАВА 24
Из дневника Стефана:
8 день путешествия
Что сказать? Зверье тут было такое же крупное, как и на острове Окаяси. О некоторых тварях я даже слышал или видел изображения в магической библиотеке. Там даже пара доисторических скелетов есть! А здесь эти скелеты, в крови и плоти бродят без всякого применения. Просто так. Стыдно конечно было их убивать ради еды. Но мы взяли лишь самых мелких, тех, что и так почти наверняка не выжили бы в условиях постоянной охоты всех на всех. А если они все равно погибнут, так почему именно в желудках других хищников? Кто смел, тот и съел!
Надо сказать, что утро началось весьма неожиданно. Начать с того, что лично я (как и все остальные, включая стража — прибью этого Цварха, растяпу!) проснулся от того, что лодка ощутимо вздрогнула и меня накрыло волной. Не сказать, чтобы я слишком напрягся (все же жара тут стоит страшная и шкуры нужны скорее, чтобы подкладывать под себя, чем для укрытия) от утреннего купания, но вот наша постель! Вскочив, я узрел и причину столь ранних водных процедур — возле борта, сидя на волне, ухмылялся наш проводник — Алутау. Я уже открыл было рот, чтобы сказать ему все, что было на сердце и вертелось на языке, как заметил причину его гордости. На палубе, неподалеку от ауретаке, лежала приличных размеров рыбина. Такая заглотит любого из нас и не поморщится! Причем она была еще жива, о чем и сообщила всем, раскачивая лодку энергичными телодвижениями. Видимо намекала, чтобы домой отпустили...
Как бы не так!
Ребята без слов принялись за работу. Петрас ударом кулака оглушил наш завтрак и, ухватив за жабры, поволок по сходням на сушу, к месту вчерашнего костровища. Я же, многообещающе погрозив кулаком Цварху, скинул мокрые штаны и прямо с борта нырнул. Вода освежила меня. Вскоре я заметил, что не вся команда отправилась помогать с завтраком. Справа и слева от меня были заметны тени. Вынырнув, я усмехнулся Караху и Итану. Спину настойчиво сверлил чей-то взгляд. Обернувшись, я заметил словно бы любующегося морем мага. Да они совсем обнаглели! Только наш маг меня еще не охранял!
— И с чего, скажите мне на милость... — захлебнулся я возмущением, обращаясь к держащемуся рядом Караху и тут же замолчал. Вокруг нас скользили тени. Вода пошла крупными волнами, а от берега я уже успел отплыть. Не очень далеко, но при такой волне вернуться будет сложнее. Вода была ужасно соленой, намного солонее, чем наши моря и океаны. Она ела глаза и ноздри, попадая в рот, вызывала желание долго отплевываться. Кроме того, она была плотнее, чем наша. В ней сложнее было нырнуть, но и вынырнуть тоже нелегко.
Махнув рукой Итану, мы направились к берегу, посматривая на подводное сопровождение. Сейчас все тени собрались под нами , но пока не всплывали и вообще никак нам не угрожали. Хотя желание поплавать тут же пропало. Они появились, едва мы встали. Крупная волна накрыла нас с головой, сбила с ног, протащив несколько метров к берегу и почти полностью отхлынула, оставив нас в глупых, смешных позах, что не прибавило нам хорошего настроения, так же, как и их ехидные улыбочки.
Ауреаке зависли на волнах в паре метров от берега. Мы стояли напротив, по колено в воде. Хотелось выйти, чтобы не подвергать себя очередной опасности оказаться во власти их глупого юмора, но гордость не позволяла прислушаться к советам разума. Даже не оглядываясь назад, на корабль, я знал, что Эрлих недовольно качает головой. Я дернул плечом, словно сбрасывая его руку.
— Приветствую народ ауреаке! — я поднял вверх правую руку, показывая, что она пуста и нет в ней оружия, а левую прижимая к сердцу, в знак чистоты моих намерений. Передо мной выстроились пять-шесть туземцев, ярких, словно бабочки. Рядом со мной всплыл Алутау.
— Мы пришли с миром, чужеземец. — ко мне приблизилась довольно миловидная (хоть и очень экзотичная) молодая ведьмочка. Вчера я ее точно не видел, такую яркую раскраску я бы запомнил. Она улыбнулась, прикрывая губами зубы, видимо, это имело в их культуре какое-то значение. Я слышал о таком, народы подгорников часто ухмылкой, показывающей зубы, вызывают на поединок. Может быть и здесь что-то такое же? Я ответил такой же закрытой улыбкой. Ее плечи расправились, да и остальные заметно расслабились.
— Мы услышали новость. — она заглянула мне в глаза своими нечеловеческими очами. Я невольно утонул в них и с трудом вернулся на землю, вызвав смешки среди пришедших. — Чужие не часто бывают в этих водах. Это — она обвела рукой вокруг, — исконные внутренние земли кланов, запретные для всех чужих. Так что, вы — первые чужаки, что остались живы после такого проступка. Даже странно, что Малая Мать вас пощадила... — она окинула меня любопытным взглядом, потом моих людей, подошедших поближе к месту дискуссии. — что в вас такого, человек, что моя прародительница над вами смилостивилась? — я ответил ей таким же заинтересованным взглядом.
— Даже не знаю, что и сказать, красавица. Может быть, все дело в том, что мы — не люди? — и я рискнул улыбнуться нормально, показывая увеличенные клыки. Дружный вскрик пронесся над волной и они все ушли под воду (даже наш Алутау, что стоял за моей спиной). — Эй, куда рванули? Я пошути-и-и-ил!
Рядом показалась голова нашего проводника. Глаза испуганно следили за мной, чуть моргая, когда волна плескала ему в лицо.
— Вылазьте. — улыбнулся я закрыто. — Я просто показал вам, что отличаюсь от людей. Ничего больше.
— Правда? — он всплыл немного , как раз так чтобы мог говорить. — У нас зубы означают войну...
— Даже так? — ахнул рядом Карах. — А у нас зубы — совершенно безобидные. Мы ими только едим... — и глаза при этом были честные — честные, я чуть не поперхнулся от столь наглой лжи. Обернулся на Итана, тот выглядел и вовсе невинным, как белая овечка! Точно! Едим! Все и всех...
Ох, что-то я кровожадный с утра...
Видать встал не с той ноги...
— Значит, вы не люди? — после того, как Алутау нырнул и, судя по мурашкам на моей коже, произвел несколько звуков в толще воды, остальные вновь появились на поверхности, с опаской глядя на таких страшных нас. Ко мне, конечно же, опять подплыла самая смелая — та самая ведьмочка, что начала разговор. Странно, даже парни держались намного дальше ее, словно были готовы в любой момент сбежать. Разве же они не должны ее защищать, если что?
— Нет, не люди. — я покачал головой, для пущей убедительности. — Мы — оборотни с континента. Слышала про нас?
— Нет — Она тоже покачала головой, придвигаясь почти вплотную. — О вас нам ничего не известно. Но я вчера случайно услышала (при этом она совершенно неожиданно поменяла расцветку на более темную и я сделал вывод, что девушка бессовестно подслушивала, и теперь сама так стесняется этого, что даже краснеет), что вы — тоже дети Грайстока... нашего бога. — она смотрела на меня своими огромными глазенками в которых застыл огромный вопрос. — Это правда?
— Да. Это правда. Все мы — дети того народа, что создал Грайсток. Он и наш Бог, просто о нем мало известно. Говорят, что он так давно покинул наш мир, что его стали забывать...
— Мы помним! — ударила себя в грудь девушка и следом за ней, этот жест повторили все пришельцы. — Мы верны ему! Нет никого вернее наших кланов! Мы за него хоть сейчас умрем! — и такая фанатичность была на их нечеловеческих лицах, что мне на мгновение даже страшно стало.
— Не думаю, чтобы Грайсток хотел смерти своим детям... — осторожно начал я. Чего ждать от этих деток я не знал и был совершенно не готов к каким-либо активным действиям, стоя по пояс в воде даже без штанов. — Великий Бог всегда заботился о своих детях и любил их... — я скосил глаза на Караха. Что ж этот стервец-то помалкивает? Как не надо, так он болтает и болтает, как заговоренный, а как понадобилось, так воды в рот набрал. Самое время сказать этим ребятам чего-нибудь расслабляющего...
