— Сестрёнка? — раздался её голос. Она набрала воздуха в лёгкие и крикнула, заставив эхо в испуге плясать от стен и потолка: — Сестрёнка?!!
Не останавливаясь, я развернулся и, продолжая идти спиной вперёд, кивнул ей. Потом снова развернулся и скрылся за поворотом. Рано обрадовался. Я физически чувствовал плещущуюся во мне ярость. Мне срочно нужно было кого-то убить. Я даже чуть не поддался соблазну вернуться обратно в зал и там устроить потасовку в Викэмом и его компанией. Выходная дверь не поддавалась — то ли ветер настолько усилился, то ли с той стороны намело снега. Я начал биться в дверь, пытаясь её выбить, но у меня ничего не получалось. Мозги мои от злости работать перестали, и я не сразу вспомнил, что я всё-таки волшебник.
Как только эта мысль таки смогла прорваться сквозь овладевший мной гнев, я вытащил палочку и открыл дверь. Как оказалось, снаружи намело сугроб снега и ветер усилился. Я вырвался наружу и заорал:
— А-а-а! А-а-а! А-а-а!
Ветер резко отнёс в сторону клубок напуганных моим воплем беззащитных снежинок. Я чувствовал, что моя голова сейчас лопнет от накопленного пара, и поэтому просто засунул её в сугроб по самые плечи. На несколько секунд это помогло, но потом я обнаружил, что в сугробе вопреки насущной необходимости значительно теплее, чем на ветру. Я выдернул голову и опять закричал, и на этот раз мне удалось заглушить шум бури безо всякого волшебства. И тут я сообразил, что мне нужно. И поскакал в сторону стадиона, надеясь, что промахнусь, заблужусь и замёрзну в снегу. И пусть тогда Дамблдор со Снейпом ищет способ снять воспоминания с окоченевшего трупа. Интересно, что Сценарий, которому я нужен через несколько часов, выкинет на этот раз?
Дверь тренажёрного зала открылась легко. Я скинул джемпер — мантию я оставил Панси, — оставшись в одной рубашке, и подошёл к цели моего прихода сюда. Ничего особенного — закреплённая вертикально доска, сверху обвязанная соломой. По доске можно бить. Я помахал руками, разминаясь, а потом подошёл к доске. Первый удар был пристрелочный — почувствовать, как она пружинит и куда нужно бить — а потом я начал колотить всерьёз, периодически яростно крича и ударяя лбом. Сначала я сбил солому слой за слоем, потом начал дубасить голую доску. Вместе с накатывающей болью отступал красный туман, запрудивший собой моё сознание. От доски начали отлетать щепки, потом она и сама стала палкой. Когда на очередном ударе она переломилась, я по инерции провалился за ней и упал на пол. Сел, прислонившись спиной к сломанному тренажёру, и стал недоуменно разглядывать капающие мне на грудь прозрачные капли, к которым примешивались кровавые с разбитого лба.
Я улыбнулся, глядя на окровавленные руки. Средство сработало самым волшебным образом — боль в сердце утихла и стала тупой. Можно было отложить сведение счётов с жизнью на потом. Но я обязательно умру, а она придёт на мою могилку и будет горько-горько плакать, но будет поздно — меня будет не вернуть. И Дафна с осуждением будет на неё смотреть и тоже будет плакать…
В шум бури снаружи вмешался какой-то звук. Словно черти в аду с грешника кожу живьём сдирают. Звук повторился. Нет, больше похоже на кошку… Откуда здесь кошка, да ещё и в такую погоду? Показалось, наверное. И снова тот же вопль. Я поднялся и пошёл открывать. За дверью сидела Мурка. Точнее, за дверью сидела замерзшая мокрая кошка, по которой нельзя было даже сказать, что она чёрная.
— Ма-а-у! — пожаловалась она, стрелой залетая в помещение. Я протянул к ней свои руки. — Ма-а-у! — завопила она и бросилась куда-то в тёмный угол. Это она что, крови боится? Или думает, что я её сейчас тоже буду… Есть? Резать? Чёрт его знает, что у этой кошки на уме. Я дошёл до умывальника и смыл кровь с рук, а заодно и с лица. М-да, лоб я знатно расшиб! Кровь на ранах уже запеклась, и я не стал её сдирать, но остальное смыл.
— Мурка! — позвал я. — Мурка, кис-кис-кис!
Она опасливо вылезла на белый свет, и мне стало видно, что её просто колотит. Я взял её на руки и уселся на Германа. Там я достал палочку и наколдовал струю тёплого воздуха, которой, как феном, начал сушить мех кошки, расчёсывая его другой рукой. Очень быстро она согрелась и перестала дрожать, а потом и вовсе высохла. Она свернулась у меня на коленях, блаженно урча, и начала вылизывать разбитые костяшки пальцев Сначала одну руку, потом — другую. Покончив с этим делом, кошка, похоже, решила заснуть. В мои планы это не входило — как раз подходило время очередного события из сценария.
Я осторожно сгрузил Мурку на борцовскую куклу рядом с собой, но она тут же села, пристально на меня глядя. Я надел джемпер и пошёл к двери.
— Ма-а-у! — завопила кошка, подумав, что я ухожу без неё. А присел на корточки и протянул к ней руки:
— Кис-кис, иди ко мне!
Она приблизилась с независимым видом — словно просто мимо шла — и позволила взять себя на руки. Я засунул её под джемпер, потом было подумал, не стоит ли под рубашку, но там я ещё был потным, и не уверен, что кошке это бы понравилось. Ветер, как оно часто бывает, утих к ночи, но снег по-прежнему валил стеной. Сугробы уже были до верха бедра, и я только что не полз в снегу. Нужно ли говорить, что околел я практически моментально, что, похоже, не в лучшую сторону сказалось на моей способности здраво мыслить. Я достал палочку и мощной струёй воздуха стал просто сметать снег с дороги, расчищая проход. Однако, как сюда добрался маленький зверёк, я себе представить не мог. А главное, чего я не мог представить — что она там, чёрт подери, делала?
Мы достаточно быстро дошли до замка и, оказавшись в помещении, я выпустил кошку на пол. Она что-то мне мявкнула на прощанье и удалилась, гордо подняв изогнутый хвост. Я пошёл в Гриффиндор и завалился спать. Снилась мне отчего-то Чо, которая плакала и требовала сто пятьдесят карточек от шоколадных лягушек за то, что она перестанет меня донимать. Потом я переключился на сон, в котором был толстой змеёй, кусающей Артура Уизли. Разбудил меня встревоженный Рон.
— Гарри! Гарри! — звал он меня. Я сел на кровати, борясь с головокружением — похоже, всё-таки я простыл.
— Рон, — прохрипел я уже заболевшим горлом. — Послушай, это важно! Кто-то напал на твоего отца!
19. Дублёр
Следующие несколько часов прошли для меня, как в тумане. Меня теребили, я что-то отвечал больным горлом, срывался на кашель и начинал глотать сопли, время от времени меня тошнило, и в какой-то момент я подумал было, что мне настал каюк. Сквозь пелену горячечного бреда передо мной мелькали лица — Рон, Шеймус, Дин, Макгонагал… Я продолжал нести какую-то чушь про толстую змею с огромными клыками, горло моё ужасно болело, и мне хотелось остановиться, но отчего-то я не мог, и продолжал себя мучить. Потом пространство вокруг меня закрутилось, мне было холодно и жарко одновременно, меня колотила дрожь, а кожа покрылась потом. Я почувствовал, как кто-то — скорее всего, это был Рон — помогает мне одеться, а потом меня словно засунули в какую-то трубу, отделанную камнем, по которой я полз со скоростью улитки. Несмотря на почти бессознательное состояние, я всё-таки узнал вход в кабинет Дамблдора, который появился в конце трубы, оказавшейся коридором, которую моя горячка так нелепо трансформировала. Я поднялся по ступенькам и увидел Его — того, кого я ненавидел сейчас каждой клеточкой своего тела, словно он был виноват в моём состоянии. Он понял, что происходит ещё раньше, чем я осознал это.
— Экспелиармус! — тихо сказал Дамблдор, и моя палочка оказалась у него.
Мир сделал очередной кувырок, я увидел потолок, а потом меня поймали чьи-то заботливые руки. Надо мной мелькнула рыжая шевелюра, и я понял, что меня душит гнев. Я сердился на этого бездарного идиота, который умеет только жрать и пропускать голы, за то, что он осторожно подтащил меня к кушетке и опустил на неё. Он что, сам не понимает, насколько он мелок и убог? Да о чём я говорю, разве может этот тупица что-то понимать?! Уизли-гризли, номер шесть, ищет-рыщет, что поесть!!!
— Профессор, — послышался жалобный голос Рона. — Помогите ему. Разве не видите, что ему плохо?
— Действительно, профессор Дамблдор, — раздался голос Макгонагал, — я решила, что нужно сначала всё рассказать вам, но ему срочно нужно к мадам Помфри.
Я поднял руку, которая вместо пота полностью покрылась капельками крови, чувствуя, как вся моя одежда приклеивается к телу спекающейся кровью, и захрипел, пытаясь рассмеяться. Рука обратно не опускалась — я чувствовал её тяжесть, давящую на плечо, но саму руку не чувствовал.
— Дамблдор! — чуть не взвизгнула Макгонагал. — Скорее! Уизли, назад, а не то тоже заразитесь!
— Секклудо! — произнёс где-то там Дамблдор. — Минерва, ну что вы волнуетесь? У нас ещё есть, как минимум, десять минут — он только-только начал превращаться в камень. Ничего страшного ещё не произошло. Кабинет я запечатал, нужно только изолировать его соседей и обработать постель и одежду… — его голос куда-то уплыл, и я начал было тонуть в молочно-белом киселе моего бреда, а потом меня словно что-то выбросило на поверхность — в голове прояснилось, и я снова смог нормально видеть. Одновременно с этим почувствовал, что мое тело словно в огне. Казалось, что кожа на мне шипит от жара и сворачивается, а грудь сейчас лопнет, но я не мог даже пошевелиться. Я хотел закричать, но лишь беззвучно разевал рот, напрягая жилы и выпучив глаза.
— Профессор Дамблдор! — закричала профессор Макгонагал. — Прекратите его мучить!
— Не торопите меня, Минерва, — спокойно отозвался Дамблдор, — а то я неправильно смешаю ингредиенты.
Он подошёл и с доброй улыбкой заглянул мне в глаза.
— Послушай меня, Гарри, — сказал он. — То, что тебя сейчас терзает — могущественное проклятье. Тебе очень повезло, что ты проснулся как раз в том момент, когда…
— Дамблдор!!! — раздался крик Макгонагал, настолько яростный, что вся посуда в кабинете задрожала. — Ему больно!!!
— Ну ладно, — снова по-доброму улыбнулся Директор, сверкнув на меня очками. — Вот, прими лекарство, и почти сразу излечишься. Оно делается из…
— Дамблдор!!! — в предыдущий раз мне показалось, что орать громче уже невозможно, но на этот раз профессор Макгонагал легко бы заглушила собой взлетающую ракету.
Профессор Дамблдор ещё раз мне улыбнулся, прямо-таки лучась добротой и лаской, поднёс к моему рту какую-то миску и ложечкой начал в меня запихивать почти прозрачную пасту без вкуса и запаха. Борясь с безумной болью, я судорожно принялся её глотать, поскольку почувствовал, что даже язык перестаёт меня слушаться. Скормив мне половину миски, он предложил остатки Рону, который оставался где-то рядом, и Макгонагал. Я почувствовал, что боль постепенно утихает, и я снова могу нормально двигать языком.
— Что с Гарри, профессор? — чуть не плача, спросил Рон. — Ему не становится лучше.
— Становится, — ласковым голосом ответил Дамблдор, — просто ты этого ещё не видишь. Понимаешь, если бы ему не начало становиться лучше, он бы уже был мёртв.
Я услышал громкий всхлип, а потом звук, как будто кто-то вытер нос рукавом. Этого идиота, похоже, манерам учить бесполезно!
— А почему он молчит? — спросил Рон.
— Видишь ли, мальчик мой, — с отеческой заботой в голосе ответил ему Дамблдор, — Гарри сейчас очень, очень больно. Мне не хотелось бы, чтобы твои барабанные перепонки лопнули от его криков. Но да мы отвлеклись… Нам нужно спасти твоего отца.
Пока я приходил в себя, Дамблдор отдавал распоряжения портретам, выпускал джинна в виде змеи и занимался прочими важными делами. Когда, наконец, стало понятно, что нападение мне не приснилось, что Артур Уизли тяжело ранен, и что его повезли в Мунго, я уже начал чувствовать руки и ноги. Посмотрев на руку, я увидел, что кровь с неё сошла сама собой.
— Минерва, надо разбудить остальных Уизли, — сказал Дамблдор.
— А Молли? — спросила она.
— Я пошлю Фоукса, — сказал он. — И почисти спальню Гарри, будь любезна.
— Хорошо, профессор, — сказала она и пошла к двери.
Почти до неё дойдя, она с ходу врезалась в какую-то преграду, которая засветилась прозрачным синим светом, и, застыв, с укоризной на него посмотрела.
— Какая досадная оплошность, — пробормотал Дамблдор, палочкой развеивая заслон. — А карантин-то я снять забыл!
Макгонагал ушла, я а посмотрел на мертвенно-бледного Рона, который только что узнал, что его отец в тяжёлом состоянии. Он поймал мой взгляд, вымученно улыбнулся и подошёл ко мне.
— Как ты, Гарри? — спросил он меня. Я скривился в ответ. Дамблдор снова махнул палочкой.
— Спасибо, плохо, — сказал я в дополнение к своей гримасе.
— Потерпи ещё немного, Гарри, — сказал мне Уизли, словно ребёнка успокаивая. — Дамблдор сказал, что всё будет в порядке.
— Значит — будет, — сказал я, глядя в потолок и пытаясь справиться с накатившей при упоминании Дамблдора жаждой убийства. Нет, ещё рано. Я пока не могу его убить…
Вернулась Макгонагал со встревоженными Джинни и близнецами. Дамблдор велел нам коснуться портального ключа, и мы перенеслись на Гриммо. Сириус, естественно, уже был там, поскольку на праздники мы договорились переместиться в Лондон. Уизли сразу насели на меня с расспросами, а Рон, увидев, что со мной уже всё в порядке, ощутимо расслабился и начал наконец переживать за отца. Я закончил повествование, и близнецы устроили перепалку с Сириусом, который противился немедленному походу в больницу. Я отвёл Рона немного в сторону и крепко ухватил его за плечо. Он хмуро посмотрел на мою руку, а потом — на меня.
— Прости меня, дружище, — совершенно для себя неожиданно сказал я ему.
— Прорвёмся, — ответил он, непроизвольно проведя рукавом под носом. Вот же свинья!
— Я не про это, — сказал я. — Прости меня, что я иногда забываю про то, какой ты хороший друг.
— Хороший? — с недоумением во взгляде вылупился он на меня.
— Лучший, — кивнул я. — Спасибо тебе за это.
Благодаря Сценарию Сириус был в курсе происходящего и совершенно не волновался за Артура, пытаясь приободрить близнецов и Джинни. Волновался он, в основном, по тому поводу, что через несколько часов прибудет Молли и пригласит себя к нему в гости на всё Рождество. Вспомнив об этом, я сразу почувствовал себя хуже. Нет, против компании близнецов я ничего не имел. На Рона я уже насмотрелся чуть ли не до тошноты. По Джинни с Молли я и вовсе не страдаю. Сильнее же всего меня удручало то, что где-то у Гринграссов меня ждёт Дафна, а я в это время, как дурак, буду носиться по больницам и утешать Уизлей.
