Возникла пауза. Я решился спросить, коротко и ясно:
— Что делаем?
Никто не спешил отвечать. Выясняется, паузы, отнюдь не возможность уточнить, а просто перерыв в монологе Фламеля.
— Слушаем дальше. Итак... Ситуация чудовищно сложная, запущенная и почти докатилась до не подлежащей лечению стадии. И проблема даже не в Дамблдоре или Лорде, не в Министерстве или аристократии. Проблема в людях. Их укладе жизни, их морали и совести. Именно здесь собака зарыта. Как думаешь, отчего?
— Сомневаюсь, что у нас получиться настолько глобально повлиять на мир, — скептически дергаю плечом. Однако, осторожничаю, не перебарщивая. Старичок, возможно, двинулся? Нет, конечно, очевидно, что в самой сути и глубине всех бед лежит человеческое несовершенство, но неужто Фламель всерьез намеревается действовать из столь пространных предпосылок?!
— У нас — не получиться, а вот у тебя... — задумчиво пробормотал Фламель.
— И каким, интересно, образом?! Стать новым Мессией?
— Не исключено.
Я поперхнулся заготовленной фразой. Что за?! .. Бросаю быстрый взгляд на учителя, однако тот слегка успокоительно приподнял ладонь, мол, кивай и слушай, кивай и слушай.
— Я помню старину... — мерно продолжил Николас. — Я помню тогдашние нравы, легенды и мораль. Когда честь и совесть были наивысшим мерилом поступков и справедливости. Когда все было гораздо проще. Тьма земная была проявлена более ярко... более очевидно. В более простых и понятных человеку формах. Царства Тьмы... Армии Зла... полчища нежити или орков. Люди поднимались плечом к плечу пред лицом всеобщей угрозы, наплевав на свои жизни, благополучие и выгоду. Армии в едином порыве ложились на алтарь победы и добивались её, увековечивая героев в легендах.
А что сейчас?! Совестливый парень — дурак. Честный политик — никогда не пробьется к верхушкам. Гнилая язва все стремительнее разрастается с каждым годом! Если раньше нравственный разрыв поколений составлял века, то сейчас уже даже не десятилетия, а гораздо меньше. Каркаров показал мне... магловский те-ле-ви-зор, — довольно четко выговорил старик. — Там же жуть происходит! Не говоря обо всей этой мерзости однополых браков, феминизме и прочем... брр — передернулся Флемель, скривившись в сильнейшем отвращении. — Итог один. Мир встал с ног на голову. Ценности перевернулись. Зло прекратило играть в открытую, и начало действовать через сердца и умы слабейших из людей.
— Вряд-ли у этого есть осязаемая причина...
Старичок явно пересмотрел телека и перегрелся. Забрел не в ту степь. Вместо плана действий — пустые философские рассуждения и старческое нарекание на непутевую молодежь. Однако следующие слова заставили меня заткнуться.
— Есть, — твердо проговорил алхимик. Откинулся назад, закрыв глаза и отхлебнул варева из фиала.
— Что ты знаешь об Отделе Тайн? — не открывая век спросил Фламель. — Точнее знаешь ли ты, что за одной из множества дверей храниться сила, самая великая и ужасная...
— Да, Дамблдор упоминал об этом, — лишь не уточняю в какой жизни. — Что в Отделе Тайн есть Сила, неподвластная Темному Лорду, самая великая и ужасная Любовь, и так далее...
— Чудесно, — почти проворковал Фламель, а затем, резко поднявшись, навис надо мной. — А что, по-твоему, она там делает?!
— Ну, эээ...
— Она там заперта, мистер Поттер! Любовь заперта в Отделе Тайн, — припечатал Фламель. Я просто разинул рот. — Именно в этом состоит кощунственное преступление магов против всего человечества.
— Но... как?! — пораженно выдыхаю.
— Я помню... — не услышал меня Николас. — Я гораздо старше приписываемого мне возраста. Кем я только не был. Правителем, королем... Папой Римским, и Верховным Инквизитором... везде я ощущал этот след, тлетворный и отталкивающий запах разложения мира, лишенного основной жизненной опоры.
— Вы были инквизитором? — отвращение просочилось в речь.
— Не спеши судить, мальчик... о том, чего не знаешь. Инквизиция спасла человечество в свое время. Это потом она опошлилась... как и любое другое человеческое учреждение, вначале работающее на благо, а затем продолжающее бессмысленное существование ради выгоды власть имущих.
— Но все же инквизиция...
— Да приелась тебе та инквизиция! Ты не знаешь, что тогда творилось! — взъярился Фламель. — Тогда волшебники не были такими добренькими, как сейчас. Раньше 'магия' и 'зло' были неразделимы. Горстка истинных магов в окружении тысяч крохоборов, не гнушающихся ничем, ради крупицы могущества! Когда могли наслать порчу или проклятие из-за пустого злорадства, лишить деревню урожая из-за остывшей каши и принести невиновного в жертву только представься возможность! Страшные, темные времена...
Мы почти справились. Мы выжгли основы скверны, немногочисленные Истинные Маги и Церковь почти одолели злобную гниль. К слову, какая ирония! Все нынешние, так называемые 'Древние Темные Рода' — бывшие безродные, нищие крохоборы древности, творящие любую мерзость ради капли силы.
А потом, когда победа уже маячила на горизонте — случилось. Непоправимое. Или всегда так было? Не имею понятия как, даже не спрашивай, каким образом... однако та самая Сила, руководящая мыслями и поступками достойных людей начала испаряться. Блудники стали в почете и уважаемыми. Лжецы — успешными. Убийцы — великими. Даже благодать оставила Церковь — костры, нечестивость пастырей... благословление однополых браков... Близиться конец всего, — Фламель поднял взор, и я узрел очи человека, наказание которого быть свидетелем колоссальнейшего падения человечества в пропасть.Такая вот расплата за долголетие.
— Так готов ли ты поставить на кон все, что есть?! Готов ли ты рискнуть, лишь бы спасти этот гниющий и разлагающийся мир от участи могилы?! Ты с нами?! — бывший Верховный Инквизитор был серьезен, как никогда. Теперь я понял, почему Мастер не хотел выдавать тому мою истинную сущность. Неизвестно, не спалит ли такой на костре. Но открывшиеся откровения достигли цели. Практически не раздумывая, говорю:
— Я с вами.
Атмосфера в комнате заметно улучшилась. Учитель горделиво распрямил плечи, а в глубине глаз инквизитора наступила легкая оттепель.
— Я же говорил, что он молоток! — довольно произнес Каркаров.
— Тогда — решено! — стукнул кулаком по столу Николас. — Тебе, для начала, потребуется подобная вещица, — он постучал пальцами по навершию посоха.
— Мм, а зачем? Меня вроде, и палочка устраивает.
— Хотя бы затем, что позволяет творить магию раз эдак в пять тире семь сильнее, при тех же усилиях.
— Тогда почему...
— Потому что Инквизиция, — опередил вопрос Фламель. — В темные времена всеобщих гонений, достаточно было наличия любой вещи, отдаленно напоминающей магический посох для казни. Особо злостные соседи даже подбрасывали неловко обструганную деревяшку, и зачастую приговор не заставлял себя ждать. Волшебные палочки встарь использовались лишь для новичков, или тончайших ювелирных заклятий. Их спрятать куда легче. И, в отличии от посохов, палочки использовались не на виду и не на слуху. О сей тонкости в обучении мало кто знал из черни или грязных крохоборов, не способных обойтись без жезла в три раза большего их самих. Тебя не удивляло, что все могущественнейшие маги в сказках и легендах имели посохи?
— Теперь не удивляет. Так вы подберете мне посох?
— Не подберем, а изготовим с нуля, сугубо для твоего пользования. Раньше, первое, чему учили адептов — создание жезла, чтобы даже в самой сложной ситуации, куда бы не закинула жизнь, грамотно обстругать и зачаровать палку, и защититься. Выделка личного посоха — своеобразный экзамен мага. Как-нибудь научу. Если победим. Сейчас же нет времени на доскональное изучение теории. Жезлом займемся мы с Игорем, за те несколько месяцев, что ты будешь на учебе. А на Пасхальных каникулах, по твоему возвращению, мы и проведем пару немаловажных операций. Догадываешься каких?
— Ну-у, однозначно визит в Отдел Тайн, — алхимик довольно кивнул. — Только вот какова ещё очередь? Первая, или вторая? Или нужна ещё подготовительная операция?
— Нужна подготовительная, — подтвердил Фламель. — Как ни крути, но Министерство и весь Визенгамот — выкормыши тех самых гнилых недобитков. И знающие — знают.
— И неужто Дамблдор знает? — неверующе встрепенулся я.
— Куда он денется! Конечно же знает! Но, говорит, мол, 'если так произошло, значит так и должно быть! Испытание наше, и попустительство', — передразнил маг. — Конечно, дай ему волю — он бы все поменял, но на баррикады седой не полезет. И станет очередным безвольным свидетелем конца всего... Он слишком молод, и не способен критически взглянуть на отрезок ужасающего падения. У него бы волосы дыбом встали, осознай он то же, и узри он то же, что и я!
Каркаров, утомившись просиживать штаны, поднялся, сладко потянулся и принялся мерять комнату шагами. Бывший Инквизитор использовал паузу чтобы смочить горло.
— Так что за подготовительная операция?
— Как ни крути, несмотря на молодость, Дамблдор довольно силен, — кисло признал алхимик. Я лишь хмыкнул, глядя на особое толкование 'юности'. — И вероятность столкновения слишком высока. Несмотря ни на что, ни на подлости или травлю, ни на обманы, он броситься защищать родное Министерство в решающий час. А значит, нам нужно уравновесить чашу весов. Каким образом, как ты думаешь?
Опять эти вопросы... я быстренько пораскинул мозгами, и выпалил в разряде шутки:
— Ну-у, Волан-де-Морт не годиться, уж больно характерами не сойдемся... остается только Грин-де-Вальд, значит — штурмуем Нурменгард! — и широко улыбаюсь.
Каркаров медленно повернулся и обреченно поднял руки:
— Я ему ничего не говорил.
Улыбка поблекла на моих губах. А затем и вовсе сникла. Николас Фламель смотрел на меня... очень опасно смотрел. Я отметил как побелели костяшки пальцев на древке посоха. И когда он приказал: — Сними блоки! — тотчас выполнил.
— Извини, — минуту спустя выдыхает. Смахиваю пот со лба. Хорошо, что лишь поверхностно глянул! — я должен был убедиться. Слишком точно ты угадал.
— Вы действительно хотите штурмовать темницу?! — Боже, на что я подписался? Эти двое в компании с ужасным и велики мной, решили штурмовать самую защищенную и охраняемую твердыню Европы!
— Не 'вы', а 'мы'! Да, Гарри, без этого союзника нам не обойтись! Я хорошо знаю Грин-де-Вальда. И уж после того, как я расскажу ему все... И покажу те-ле-ви-зор...
Алхимик вновь вздрогнул в отвращении. Что же он там углядел? В недрах злобного телика?
— К слову, твоя незаурядная догадливость и рассудительность в столь юные годы лишь подтверждают верность моего намерения.
— Намерения?
Фламель взмахнул рукой, предварительно успокоив Каркарова, и нас двоих накрыл непроницаемый для звука кокон.
— Ты должен что-то получить взамен чудовищного риска, на который я обрекаю пятикурсника школы Хогварст, пусть и обученного не хуже мракоборца. В случае успеха и окончательной победы ты станешь следующим владельцем Философского Камня.
Минута молчания.
— Не верю, — решительно отрезал я. Никто в здраво уме не откажется от вечной жизни. Тем более, чтобы наградить пацана?
— И правильно делаешь, — прищурился Фламель. — Я не стал бы отдавать секрет вечной жизни сопляку. И никогда не отдам. Никогда не отдам добровольно. Я ничуть не уважаю тебя — уважение нужно заслужить. Но, в случае победы, какой бы ценой она ни была достигнута — мы изменимся. Ты изменишься и повзрослеешь. Возможно, даже станешь министром, главой рода, женишься... неважно. И даже тогда я не отдам тебе камень. Никогда.
— Тогда зачем...
— Потерпи и поймешь. Я знаю тебя. Насквозь вижу, что хотел выковать из тебя Дамблдор. Ты — другой. Ты наполнен уникальной силой, которой лишены большинство из ныне живущих. И ты получишь... знание, где находится Философский Камень.
— И где-же?
— У меня в голове.
Челюсть упала с громким щелчком.
— Да не прямо в башке, естественно. Знание, где находиться Камень у меня в голове.
— И что мне потребуется, чтобы получить его?
— Убить меня, — просто сказал Фламель. — Позже я научу тебя ритуалу изъятия, без него все попытки тщетны...
Но пока что ты не заслужил уважения. Не заслужил Камня. Однако, я заранее уважаю ту причину, которая швырнет тебя — победителя Темного Лорда и взрослого человека, возможно семьянина, поднять палочку на невинного старика ради владения камнем. Такой как ты, не сделает подобного просто так. Не убьет ради власти или вечной жизни. Как мальчик, доставший камень из зеркала Еиналеж пять лет назад, ты чист душой и намерениями. И в миг, когда тебе больше всего потребуется камень, я улыбнусь в лицо смерти.
'Да он точно чокнутый' — определился я с термином. 'Года берут свое'.
— Запомни мои слова, — бросил Николас, снимая защиту. — Никто не владеет этой тайной. Только ты.
— О чем секретничали? — ворчливо укорил наставник после снятия защиты. Впрочем, без надежды на скорый ответ. Я извинительно пожимаю плечами, а Фламель бесстыдно проигнорировал вопрос.
— Пока готовься и не забрасывай тренировки, — подытожил алхимик минутой спустя. — Насколько я понимаю, завтра твой поезд?
— Уже завтра?! — встрепенулся я, неверующе озираясь в поисках календаря. Не ощутил пролетевших каникул, словно пуля у виска.
— Уже завтра. А к Пасхе будет готов как твой новый посох, так и план атаки. Мы ещё потолкуем с Игорем. А ты можешь идти.
— Но я хотел уточнить...
— Спокойной ночи, — отрезал Фламель, и мне не оставалось ничего другого, кроме как развернувшись, покинуть комнату.
========== Глава 28: Последний Экспресс ==========
Побудка вышла смутной, сонной и суетливой. Обычное утро студента, спохватившегося на поезд в последний момент. Раздражительность, гневные окрики, и быстрые указания эльфам, непрерывно образующимися и исчезающими в пространстве. В форточку впорхнули две потрепанные совы, с привязанными к лапкам письмами. Смахнув налетевший снежок я вчитался в утренние послания. В принципе — ожидаемо. Рон душевно поздравлял с грандиозным участием и почетным вторым местом (надо-же, Поттер и не на первом!). Однако, о чем-то недоговаривал. Гермиона, в свою очередь, вылила немало гневных эпитетов в мой адрес, пройдясь как по всей родословной, так и по умственным способностям одного шрамоголового брюнета, не берегущего свою жизнь. Письмо от тетушки Молли было практически идентичной копией, исключением стала прилагающая посылка с зеленым вязаным свитером и коробкой выпечки. Свитер несомненно хороший, но, к сожалению, сшитый по устаревшим меркам и безнадежно мал. А вот выпечка пошла впрок.
Я уже с большим теплом взглянул на послание мамы Ронни. Единственный случай, когда женщина может позволить себе высказывать столь громкие упреки в адрес мужчины — божественная стряпня. Поэтому письмо Молли Уизли отправилось пылиться на полку, а послание Гермионы сгорело веселыми лепестками 'Инсендио'.
Выйдя в пол-одиннадцатого в холл, я обнаружил Фламеля и Каркарова, уже принявших Оборотное зелье и нагружающихся всякой утварью.
