Утомленно вздохнув, я сосредоточился, приведя мысли в порядок и успокоил сознание. И в первые же минуты боя выяснил для себя один радостный факт: Снейп, и соответственно его начальство ничегошеньки не знали о моих летних тренировках, иначе не начинали бы обучение буквально с нуля. Мастер Гарфилд не против меня! От осознания этого на душе полегчало, и словно камень с плеч свалился. Другое дело, что мотивы и позиция Александра оставались покрытыми мраком тайны. А до встречи на зимних каникулах ещё ой как много воды утечет! Дожить бы, такими темпами.
Хотя с выводом 'не против' я однозначно погорячился. Не за гоблинов — это уж точно, но... за кого? Какие цели преследует? В любом случае, чего бы он ни хотел, это однозначно лучше рабства у чужаков.
— Отлично... мистер как вас называть? — опустил палочку Северус спустя полтора часа.
— Именуйте меня Поттером... я привык уже, да и путаницы не будет.
Снейп лишь скупо кивнул, отворачиваясь. Я хорошенько попотел последние часы, старательно выкрикивая заклятия, и лишь под самый конец создавал видимость успеха, изредка колдуя молча. Но оппонента и такой успех впечатлил, и я внутренне поморщился: не перестарался ли?
— У вас великолепный потенциал, мистер... Поттер, — сказал Снейп, запирая последние вещи в шкафчик, и гася оставшиеся свечи. — Очень жаль...
— Жаль, что он не реализуется? — я прямо посмотрел в черные глаза.
— Да, — криво ухмыльнулся тот, отряхивая мантию, — именно так.
— Почему? — вопрос, поставленный настолько особым тоном, что Северус замер, будто врезавшись в невидимую стену, а затем глубоко выдохнул, сцепив зубы:
— Дамблдор или Волан-де-Морт? Кого выбираете?
— Дамблдор, — не моргнув глазом ответил я.
— Что ж, — оскалился Снейп, и присел на краешек стола, — слушайте. Дамблдор — человек, безусловно, талантливый и гениальный. Очень добрый и правильный. Что делает его просто невыносимым в общении. Вы когда-нибудь пытались отстаивать свои естественные потребности перед святым, мистер Поттер? Бесконечно мудрой и талантливой личностью, всегда вещающую истинно правильный ответ и решение? Когда ты, даже споря с этим человеком, сам себе кажешься жалким злобным карликом и грешным.
— Берите пример, — пожал плечами я. Северус коротко хохотнул.
— Пример? Ну уж нет, слушайте дальше. А теперь представьте, что этот самый абсолютный авторитет, допускает грубую ошибку... ошибку приведшую к смерти единственного человека, которого ты когда-либо любил.
— От ошибок никто не застрахован!
— После ошибки ты не имеешь права оставаться таким правильным! — гаркнул Снейп. — А он вел себя, будто ни в чем не бывало, будто оступился, и ничего...
— Вы ошибаетесь, Северус, — спокойно сказал я. — Если человек раз вступил на путь зла, или оступился, он не то, что имеет право, а обязан двигаться дальше, как прежде. Интуиция подсказывает мне, что вы совершили поступок... очень нехороший и плохой, после которого посчитали, что назад пути нет. Что вы уже пали. Что вам уже нет прощения. И, не попробовав вернуться в русло, возможно извиниться или попросить прощенья, ринулись, сломя голову в черный омут.
Естественно, я намекал на Лили и Пожирателей. Северус, очевидно, провел соответствующие параллели: вон как мертвецки побледнел.
— Это ваше мнение, Поттер, — ровно проговорил Снейп, заерзав на столе, — не все могут продолжить... как прежде. Что ж, дальше! Дамблдор сам не видит, как уничтожает магический мир, постепенно и неотвратимо! Через сто, да что там! Через пятьдесят лет уже все забудут, что такое традиции магического мира, и маги просто растворятся среди маглов... став такими же. Не советую вам прислушиваться к его речам, Поттер. Все, что вы получите — возможность погибнуть героем, с почестями, ради общего блага. Вы все ещё за Дамблдора? — едко уточнил зельевар.
— Я всегда за людей.
Снейпа перекосило, будто тот слопал незрелый лимон. Он постоял, буравя меня нечитаемым взглядом, затем презрительно скривился, и хохотнул:
— Молодой ещё, сколько тебе там было? У себя?
— Мне кажется, ты по уши в дерьме, Северус Снейп. Ты доволен, что движешься ради себя, но всю жизнь двигался по пути предательства. По твоей вине погибла невинная семья, и ты упустил возможность заслужить прощение покаянием. Разве я не доказал тебе? Твоей смертью ничего не закончится, Северус, и ты не унесешь ТУДА все те выгоды, что отхватил у гоблинов. А клеймо предателя смывается только кровью.
— Да как ты смеешь! — полным ярости криком возопил Снейп.
— Смею. Я прожил немного. Но прожил достаточно, чтобы понять, что есть вещи похуже смерти.
— О-о да, — внезапно ликующе улыбнулся Снейп, что меня нешуточно насторожило, — есть вещи и похуже. И как бы получше выразится... тебе ещё предстоит делом, а не словом доказать свою преданность высочайшим истинам. Возможно, даже сегодня. Удачи! — и окинув меня напоследок не менее ненавидящим взором, чем Поттера, зельевар стремительно вылетел из комнаты. А бумажка, в потайном кармане на груди, угрожающе нагрелась. Чувствую, быть беде.
Я покинул пустующий класс, и под светом одинокого факела освещавшего подземный коридор вынул клочок пергамента. И содержимое повергло меня в такой шок, что я прислонился к стене, желая запустить Аваду в собственный лоб. То, что предстояло сделать выходило за всякую грань добра и зла.
И все, сказанное ранее Северусу, в меньшей степени относилось и ко мне. Но — относилось. И на душе стало так невыносимо гадко, так противно и больно, что я едва не послал весь мир, и не отправился на Астрономическую башню.
Но что изменится, погибни я напрасно? Большинство останется в неведении, и погибнув я ничего не достигну. А для грязной работы они найдут и другого.
'Хотите сломать меня? — подумал я мрачно, — 'а вот хрен вам!'.
Нет выхода, кроме как жить, делая подлости, в надежде на спасение. И постараться не сойти с ума. Простите меня за все.
Решившись, я бросился в сторону гостиной Гриффиндора за мантией невидимкой, и картой. К счастью, сегодня с Сессилией не пересекался, и карта все ещё у меня. Без главного творения Мародеров задача бы существенно усложнилась, а так... самое сложное наступит позже. Наедине с собой.
Зевнув, я сообщил Рону и Гермионе, тихо воркующим у камина, что чертовски вымотался, и иду спать. Уизли молча кивнул, а Грейнджэр махнула рукой: им явно не хотелось отрываться друг от друга. Это мне на руку.
Плотно задернув полог постели, я сбил одеяло в рулон, и накрыл его вторым, предварительно наложив простенькую иллюзию. А над пологом основательно поколдовал. Теперь, если даже кому и придет в голову взломать защитные чары над кроватью, чего никогда не случалось, то все, что незваный гость узрит — мирно посапывающего Поттера.
А сам, накинув мантию поверх утепленной одежды, на цыпочках вышел из гостиной.
Мороз по коже. В горле ком. Сердце судорожно бьется от предстоящего злодеяния, и ничто не может унять колотящую дрожь. Зайдя в темнейший закуток без единого портрета, вытаскиваю карту Мародеров.
'Они в библиотеке. Да что вы там забыли, в такое-то время!' — воплю я про себя отчаянно. К сожалению, мне это только на руку. Остается только потерпеть какое-то время, и дождаться их появления.
Время будто остановилось. Пот капал с лица и стекал за шиворот. Впервые, с давших времен встречи с чем-то ужасным во время Испытания, устроенного Гарфилдом, испытываю подобный необъяснимый и безотчетный страх.
'И впрямь, душа раскалывается надвое', — мелькает оброненная мысль, и тут же исчезает, ибо две точки на карте начали движение. Вот и пробил час.
Они выходят. Одна, высокая длинноногая красотка, жгучая брюнетка ослепительной внешности. Даже без зрителей, она уже чеканит по-взрослому шаг, очаровывая окружающее пространство. Будущая сердцеедка. Знающая себе цену мадам, и не боящаяся использовать красоту в собственных целях. Но мне нужна не она. К сожалению. С ней было бы проще. Мне нужна младшенькая.
Чуть более приземистая и менее длинноногая шатенка больше напоминала нескладного подростка, чем зрелую девушку. Обычная походка уверенного в себе человека, которому плевать, привлекает ли он чье-то внимание. Раздавшийся чистый беззаботный смех из девичьих уст, прогремел будто сигнал к действию.
— Ступефай! Ступефай! — две короткие вспышки, прямо в цель. Не ожидающие подобного девушки, пораженные со спины, падают на пол, оглушенные. Подхожу и подхватываю нужную. Теперь — на выход.
Кратчайший путь за Хогвартс — воспользоваться одним из восьми подземных переходов. Но зачем тогда полеты?
Подхватываю на руки невесомую ношу и взлетаю в ледяной ночной воздух. Ночи уже холодные, в Британии-то, отмечаю краем сознания. Сознания гаснущего и плывущего по течению обреченности. Тело девушки на руках такое живое, такое теплое и беззащитное. Такое легкое. Такое крохотное.
Выбраться за пределы антиаппарационной зоны двухминутное дело, если лететь. Куда теперь? Визжащая хижина? Почему бы и нет?
Хлопок аппарации, и вот я, посреди ободранной пыльной комнаты, носящей следы тотального разрушения. Заколоченные изнутри окна, обломки мебели повсюду и следы когтей на трухлявом дереве. Теперь легенды не будут безосновательными. Начиная с этого момента сие место действительно проклято.
Кладу хрупкое живое тельце в дальний угол комнаты, а сам шагаю как можно дальше. Хриплое дыхание вырывается из груди, пальцы немеют, в глазах меркнет свет. Поворачиваюсь. Поднимаю палочку. Рука дрожит. Тварь я дрожащая, или право имею? Не имею. И не имеет, никто и никогда.
Начинающая оформляться грудь мерно вздымается, натягивая зеленую утепленную кофточку. Розовые губки нежно подрагивают, она улыбается во сне, вспоминая что-то хорошее. Прости меня. Молю, знаю, что не простишь..., но прости меня.
— Круц... — начинаю и прерываюсь на полуслове. Ты поворачиваешь головку, качнув каштановыми локонами, твое дыхание незаметно срывается, а глаза невинно распахиваются. Нет, ТАК, я не смогу...
— Авада Кедавра!
Ядовито-зеленый луч мощнейшего заклятья врезался в девичье тело, и швырнул о стену. Глаза, полные ужаса, успевшие на секунду осознать происходящее, так и остались безжизненно открытыми. Прости меня.
Только сейчас подхожу, на удивление ровным шагом, хотя секундой ранее казалось, что потеряю сознание. За окном раздается неясный шум, и я спохватываюсь, будто преступник, пойманный на горячем... да так оно и есть. В душе мертвая пустота. Подхожу к телу, нацеливаюсь палочкой и начинаю:
— Секо! Диффиндо. Секо! Сектумсемпра! — лицо, голова и тело девушки покрывается ужасающими ранами, должными свидетельствовать о невыносимых пытках перенесенных невинным телом. Вот то, чего я не смог сделать. Не смог пытать её перед убийством. Останавливаюсь лишь тогда, когда кровавая лужа достигает ботинок. 'Придется же чистить', — отмечаю на периферии сознания, автоматически морщась.
Переворачиваю на спину, и срываю кофту напрочь, обтянутыми в перчатки ладонями. Здесь предстоит работа поизящнее.
Пять минут спустя снова вынимаю проклятый пергамент, и всматриваюсь в очертания неплохо прорисованного особняка. Беру её за руку и аппарирую. Быстрее, быстрее бы покончить со всем этим...
Выйдя из прыжка, перекручиваясь, впечатываю тяжелое, как камень девичье тело в себя. Отпрыгнул шагов на пять, осознав, что с ног до головы измазан кровью. Почему мне так страшна кровь?! Подхожу к точке, к древнему семейному постаменту, находящемуся в полумиле от виднеющегося вдали поместья. Леденящий ветер развевает волосы, я хапаю воздух ртом, желая заглушить, насквозь проморозить гложущую муку, но тщетно. Это пламя не загасить.
— Прости меня, — прошептал я одними губами, и не заметил, как невольные слезы покатились из глаз. — Прости, Астория.
И швырнул тело девушки оземь. Точно к подножию семейного постамента. И аппарировал прочь.
'Убийство десятилетия! Неизвестный маньяк зверским способом прервал жизнь четырнадцатилетней Астории Гринграсс, младшей дочери древнего и многоуважаемого рода. По словам колдомедиков, нашедших тело сегодня утром, девушка была зверски изуродована и изувечена, от чего вероятно и скончалась. Выяснить, являлось ли завершением Смертельное заклятье, на данном этапе не представляется возможным. К слову, на спине у юной мученицы было вырезано два слова: 'Плати, Гринграсс'. Вот как прокомментировал это отец двух дочерей, в одну ночь постаревший на десятилетие, Лорд Гринграсс:
— Сволочь будет найдена и уничтожена. Если ему не повезет — лично мной. Я положу жизнь, на поиск и убийство мерзавца, и смерь его будет вдесятеро страшнее, чем у моей доченьки... кровинушки... (на этих словах мистер Гринграсс не смог сдержать слез). — Дамблдор подписал себе приговор, — продолжил, оправившись, Лорд. — Если у него из-под носа похищают, и зверскими пытками умерщвляют студентов, то грош ему цена, как директора.
Ещё Лорд Гринграсс заявил, что на данный момент Род не имеет крупных долговых обязательств, перед кем бы то ни было, а угроза, выведенная на спине несчастной жертвы не более чем способ отвода глаз.
— Это свихнувшийся, больной маньяк-одиночка. И моя задача, удавить его этими вот руками, — не терпящим возражения тоном заявляет Лорд. Нам лишь остается пожелать удачи расследованию, и посоветовать всем вам: берегите детей! На этом все, следите за новостями.' — закончила читать Гермиона, напряженно впившись пальцами в утренний выпуск Пророка. — Гарри, на тебе лица нет!
— Вчера съел что-то несвежее... утром тошнило, — не моргнув глазом, соврал я. Меня действительно тошнило. Только душу. Хотелось вырвать напрочь из груди воющую расщепленную сущность. Окидываю взглядом стол Слизерина.
— Дафну ещё до завтрака забрали, — невесело бросил Рон. — Одно только не ясно, почему Асторию? Почему не эту заносчивую стерву, почему тихую, скромную девушку?
— Такова жизнь, — невесело отвечаю. — Если хотели надавить на отца, то выбрали ту, которую больше любил, очевидно. Я пойду, что-то мне нехорошо.
И наскоро попрощавшись, я, под встревоженными взглядами друзей, покинул Большой зал. Не слушая речь Дамблдора, что-то яростно вещающего о возмездии и поимке преступников. Тщетно, я постарался замести все следы. Благо обучен. В который раз за утро вытаскиваю проклятый пергамент. На этот раз пустой, в отличии от вчерашнего вечера:
' Цель: Астория Гринграсс. Задача — выкрасть, пытать с сильными увечьями. Вырезать на спине надпись: 'Плати, Гринграсс'. Убить. Подбросить под семейный постамент следующего вида' — и изображение поместья. Вчерашний рисунок не выветривался из головы, не уходил. Плевать на Снейпа и Дамблдора. Плевать на Грабодрогга и проклятых вовек гоблинов. Я ненавидел себя сильнее всех. А боялся больше всего не Волан-де-Морта или смерти, а клочка потрескавшегося пергамента.
========== Эпилог 2-й части. ==========
Следующие недели представляли собой калейдоскоп сменяющейся, переливчатой карусели. Полностью погрузившись в тренировки: утренние пробежки и занятия со Снейпом, попытался выбросить из головы произошедшее. Даже наварил себе в Выручай комнате успокоительное зелье, и принимал небольшими порциями. Слабо, но помогало. Затем, как-то незаметно, едкая, уничтожающая горечь сменилась отупляющим безразличием. Я как робот занимался, качался, и затачивал механизм своего бытия под грядущие события.
