Иуавелий, как хороший хозяйственник, сразу же принялся вникать в дела своей епархии, деля монастыри на перспективные и бесперспективные, то есть те, кто вряд ли будет приносить доход в церковную казну. Впрочем, последних было относительно мало. Сейчас, когда на границе установился относительный мир, а вместе с ней пришла и торговля с соседним государством, не иметь дохода от своего месторасположения было весьма тяжко, и могло поспособствовать быстрой смене руководителя.
Но сегодня архиепископ не спал, потому как под вечер доставили ему письмо от одного старого знакомого. Чудесный отрок, давший толчок его карьере, поздравлял бывшего игумена с новым чином и, желал здоровья и прочего и лишь в конце, как всегда, вписывал самое важное. Ведь не смотря на общение с Вассианом и Варлаамом, некоторые свои идеи он предпочитал сначала обговорить с ним, Иуавелием, да через него и донести до ушей главных церковных деятелей. Бывший игумен прекрасно понимал, зачем он это делает и не отказывал в помощи. В конце концов не одному князю стоило набирать вес в обществе. А от архиепископа до митрополита, как известно, остаётся один шаг.
Однако нынешнее предложение князя даже его, Иуавелия поставило в тупик, хотя и не было из ряда вон выходящим. Просто князь предлагал не просто прекратить конфронтацию с Царьградом, а наоборот, вернуть с ним деловые отношения, вытребовав в ответ для русского митрополита патриаршество. Ибо все православные патриархи нынче волею господа под бусурманами оказались и лишь Русь сияет вольной звёздочкой на небосклоне, сбросив ярмо ордынских царей. И уж коль не только император, но и сам папа римский признал равенство титулов царя и императора, то разве не достоин потомок ромейских императоров иметь своего патриарха?
Патриаршество. А что? Ведь и вправду что осталось от древней пентархии? Из пяти основных епископских престолов: Римского, Константинопольского, Александрийского, Антиохийского и Иерусалимского, Рим принял доктрину папского превосходства, а остальные ушли в тень, оказавшись один за другим завоёванными последователями пророка Мухаммеда, что даёт католикам право говорить о верности принятого когда-то догмата, разрушившего единую христианскую церковь. Появление православного патриарха, не зависящего от Царьградского султана может стать новой вехой в торжестве православной веры. Да и с Литвой будет легче бороться, если она останется всего лишь Киевской митрополией. И если хорошенько подумать и правильно подать эту мысль (далеко не новую при митрополитчьем дворе), то преференции в случае удачного исхода могут быть такими, что аж дух распирало.
Молодой архиепископ не был лишён чувства карьеризма и прекрасно понимал, как возвысится среди других тот, кто восстановит отношения с Константинопольским патриархом.
Схватив перо и бумагу, Иуавелий начал быстро записывать мысли, что пришли ему в голову после прочтения княжеского письма и тех скупых предложений, что выдвинул он для возможного торга с патриархом Константинополя. Он спешил и не ложился спать пока не исписал, чиркая и перечёркивая, не один десяток листов. Завтра он ещё раз прочтёт всё что написал и вымарает лишнее, или наоборот, добавит что-то ещё, а уж потом поспешит в Москву, понимая, что доверять такие планы гонцам нельзя. Митрополит давно уже хочет утрясти этот вопрос и желающих исполнить чужие задумки в его окружении найдётся немало. Но тогда и все награды достанутся другому, а вот это Иуавелию было не надо. В конце концов патриарший куколь неплохо бы смотрелся и на его голове.
* * *
*
Трёхмачтовая новоманерная лодья "Вадим Новгородский" медленно приблизилась к песчаным берегам западной оконечности острова Волин, нацеливаясь носом в реку Свина. Судя по всему, кормщик не знал местных вод и двигался с большой осторожностью. На носу лодьи стоял широкоплечий мореход и бросая в море грузило постоянно выкрикивал глубину. А возле отвязанного якоря стояли люди, готовые немедленно отдать его, дабы не сесть на мель на виду у немцев. Хоть в договорах с ганзейцами про береговое право по отношению к русским судам и было особо уговорено, но слишком уж доверять им русские судовладельцы как-то не спешили, ведь затягивать судебные тяжбы европейцы умели не хуже любого продажного судьи на Руси. А купеческое дело деньги любит здесь и сейчас, а не когда-то потом. Так что кормщик "Вадима" решил, что лишний раз перестраховаться делу никак не повредит.
Он стоял возле рулевого и напряженно присматривался, прислушивался и принюхивался, словно вставшая на след подранка охотничья собака, а его судно медленно, но верно приближалась к реке-проливу, что пролегла между островами Волин и Узедом.
— Вижу вехи, — неожиданно проорал вперёдсмотрящий и кормщик облегчённо выдохнул. Впереди начинался речной фарватер, по которому морские корабли хаживали в Штеттин, так что теперь большой опасности сесть на мель он уже не видел.
— Правь по фарватеру, — велел он рулевому и устало вытер вспотевшее лицо.
Мерно шелестел прибой, за бортом привычно шумела рассекаемая судном вода, а лодья, плавно покачиваясь на волне, уверенно шла к берегу. Вот уже её нос уверенно вспорол воды самой Свины, и пассажиры лодьи высыпали на палубу, любуясь видами немецкой земли.
— Отдавай якорь! — распорядился кормщик, едва лодья поравнялась с большой стройкой, затеянной на берегу. Якорь, бултыхнувшись, ушел в воду и едва зацепившись острой лапой за песчаное дно, остановил лодью. Дождавшись, когда течение достаточно выберет канат, кормщик велел отдавать кормовой якорь, дабы судно не вертело на реке, пока кормщик не договорится с властями о месте стоянки. Для того с лодьи сноровисто спустили на воду остроносую ёлу и, приняв в себя кормщика и пассажиров, она стремительно понеслась к берегу.
Никифор Голохват, давно уже ставший личным дворянином князя Барбашина, с интересом крутил головой. За последние годы он уже не раз выезжал за пределы Руси с особыми поручениями своего сюзерена, но вот в Померании оказался впервые.
Стройка, начатая в устье Свины герцогами, поражала размахом. Свиномюнде, когда-то разрушенное штеттинцами, строилось довольно быстро, ведь место тут было весьма выгодное: рядом открытое море, за спиной трудолюбивая Одра и никаких ганзейских ограничений, ведь земля тут прямо принадлежала герцогам. Да ещё и зримо обмелевшая Свина, не пропускавшая к городу слишком уж большие суда, играла на руку новому порту.
Усмехнувшись своим мыслям, Никифор целенаправленно двинулся вдоль берега, дабы найти попутное судно в Штеттин. Это у кормщика поход окончился, а у него всё только начиналось...
В столицу Венгрии Никифор с соратниками прибыл спустя пару месяцев, когда известие о походе султана уже облетело весь город и окрестности. Представившись литовским дворянином, решившим попутешествовать по Европе, он снял небольшой домик, после чего активно принялся собирать слухи и сведения, радуясь, что многие венгры неплохо говорили по-немецки, так как венгерский язык оказался для него достаточно сложен. В результате этих действий, вскоре он уже знал всё, что ему было нужно.
Увы, давно прошли благословенные времена короля Матьяша и нынче Венгрия пребывала в состоянии постоянной нехватки денег. Из-за финансовых забот было невозможно даже содержать королевскую библиотеку. Давно закрылись знаменитые мастерские переписчиков, а писцы и гравёры либо разъехались кто куда, либо получили иные должности. Заброшенная библиотека приходила в полный упадок и даже попасть в просторные залы рядом с королевской часовней нынче было практически невозможно. Более того, уже во времена правления Владислава самые ценные тома были унесены, а при Людвике библиотека и вовсе подверглась еще большему разграблению. Проницательные послы и иностранные гуманисты любым способом старались завладеть самыми ценными рукописями латинских и греческих авторов, считая, что для них это куда лучшая участь, чем сгнить без следа.
И как всегда подобное небрежение властей просто не могло не вызвать к жизни людей, переживающих за судьбу книжных сокровищ по велению души. Нужно лишь было найти их и договорится о содействии, когда придёт время. Ибо Никифор верил словам князя о том, что Буда падёт и все её бесценные хранилища превратятся в пепел.
Ну а кто ищет, тот всегда обрящет! Так что нужный человек вскоре и вправду нашёлся. Им оказался старый соратник самого Таддео Уголето, старый писец Габор Ач и его сын Чонгор, также служивший во дворце. С горечью они наблюдали за тем, как великолепно иллюстрированные рукописи с великолепными переплетами поедали мыши и черви. А ведь разве для этого они создавались?
Никифор, гостя в небольшом домике Ачей, внимательно выслушивал стенания парня и воспоминания старика, где надо кивал, где надо изображал гнев, понимание или обиду. А для себя постепенно прояснял необходимые вещи, пока его люди скупали необходимое количество возов и лошадей. Судно же было куплено заранее ещё в Пресбурге (к в те времена именовалась Братислава), так как Никифор понимал, что в случае османской угрозы цена на них в Буде возрастёт неимоверно. Не забывали искать подходы и к слугам, а также страже, охранявшей дворец. Не напрямую, конечно, а исподволь наводя справки и понимая, что, когда встанет вопрос эвакуации, люди с большой семьёй будут куда более сговорчивы.
В общем, когда в Буду пришла страшная весть, Никифор был уже практически готов выполнить казавшимся поначалу безумным план своего сюзерена. Оставалось лишь дождаться нужного момента...
Темна угорская ночь, и только на казавшимся прозрачным тёмном небе ярко блестели звёзды, будучи единственным, окромя факелов в руках Никифора и его людей, источником света в казавшемся вымершем городе. Даже воздух в столице Венгерского королевства словно сгустился и стал липким от того ужаса, который охватил Буду после известий полученных с юга. Король погиб! Сражение проиграно.
А ведь предлагал же епископ Вараздина молодому королю мудрый совет укрыться в Буде и дожидаться прибытия солдат Яноша Запольяи. В столице имелись значительные запасы продовольствия, а те 80 венгерских орудий, что имелось у армии, в Будайской крепости действовали бы гораздо более эффективно, чем в полевом сражении. А прибытие к венгерскому королю ожидавшихся подкреплений, по всей видимости, заставило бы султана снять осаду и уйти из Венгрии. При этом шансы на успех немедленного штурма столицы были бы невелики. Но нет, фактически командовавший армией архиепископ Томори (так как двадцатилетний король не имел никакого военного опыта) и большинство магнатов отказались отступать, ведь это означало бы одно: оставить плодородную венгерскую равнину на разграбление турок.
Теперь у Венгрии не было ни короля, на армии, чтобы защитить не только плодородную венгерскую равнину, но и само королевство.
Едва известия о гибели супруга и армии достигли Буды, королева Мария, бросив всё, бежала с группой приближённых в далёкую Вену, под защиту своего брата Фердинанда. Славный воевода Янош Запольяи, слишком медленно спешивший на помощь королю, узнав о поражении королевской армии под Мохачем, со своими войсками срочно отступил назад в горы Трансильвании, а Богемская армия, также шедшая на подмогу, тоже, едва прослышал о победе турок, повернула назад, бросив Буду на произвол судьбы и милость Великого Турка.
Три дня султан Сулейман I Кануни никуда не двигался от Мохача, приводя армию в порядок. А потом направил своё войско на север, прямо к Буде. И из города побежали все, кто мог, и кто ещё не уехал, ожидая непонятно чего. А те, кто всё же решил остаться, сидели запершись в своих погружённых во мрак домах, истово молясь, в тщетной надежде на чудо. И даже городская стража, забив на свои обязанности, не появлялась на городских улицах. Кому надо поддерживать порядок в обречённом городе? Ведь магистрат только и делал, что бесплодно заседал целыми днями, будучи неспособен принять какое-то определённое решение, в то время как более-менее состоятельные горожане спешно покидали его.
Зато для лихих людей, как известно, пора подобного безвластия самое золотое время. Впрочем, их-то Никифор опасался менее всего. Вряд ли среди местного "ночного братства" найдутся настолько отмороженные, чтобы напасть на две дюжины хорошо вооружённых людей. Так что если кто и обратил внимание на катящиеся в ночной тьме телеги, и их сопровождавших, то предпочитал после такого не поднимать тревогу, а забиться в щель ещё сильнее, в надежде на то, что на него не обратят внимание.
Но вот, наконец, и конечная точка их ночного рандеву. Огромной тёмной глыбой над городом возвышался Королевский замок. Ещё недавно его ярко освещённые окна, из которых даже глубокой ночью была слышна музыка и смех веселящихся придворных, сейчас зияли чёрными безжизненными глазницами. Что, впрочем, Никифора полностью устраивало. Зачем ему лишние свидетели? Недолгий проход вдоль стены, и предводительствуемый им караван остановился у небольших ворот, используемых для хозяйственных нужд, у которых его уже ожидал мужчина лет сорока, простое одеяние которого выдавало в нём принадлежность к породе слуг.
— Господин?! — увидев Никифора тот облегчённо выдохнул, и тут же настороженно заозирался вокруг.
Голохват презрительно скривился. Вот же трусливая рабская душонка! Пообщаешься с таким, и руки словно в болотную тину окунул. К сожалению, без его содействия задуманное не провернуть, так что, как любит в таких случаях приговаривать князь: улыбаемся и машем! К счастью у этого смерда была большая семья и малые сбережения, так что не столько даже деньги, сколько обещание вывезти всех из обречённого града помогли ему превозмочь страх перед возможным наказанием, и впустить отряд чужаков в королевский замок, пусть и покинутый хозяевами, но официально всё ещё являющийся монаршей резиденцией.
— Я это, я! — не став разводить политесы, Никифор старался быть максимально лаконичным. — Всё готово?
— Так точно, господин! — мужчина прямо тянулся от усердия. — Большинство слуг покинуло крепость вскоре после отъезда королевы, а те, кто остался, нам не помеха.
— Открывай ворота! — медлить русские не стали, и пара дюжих молодцов услышав его приказ тут же заскочили под арку в стене, и скоро раздался скрип отворяемых массивных створок.
— Вперёд! — и телеги загрохотали по мощённому булыжником замковому двору, направляясь к центральной цитадели. Даже окутанная ночной темнотой она производила впечатление, но увы, замки прежде всего крепки не стенами, а людьми, которые их защищают. А замковая стража при известии о приближении турок и возможной сдаче города, уже давно покинула детинец, бросив оный на произвол судьбы. Тем более, что ничего особо ценного, с точки зрения простых вояк, в крепости уже ничего не оставалось. Те деньги и драгоценности, что были, уже давно вывезены, и находятся в Вене. Так что даже жалование кнехтам было неоткуда заплатить. Эх, знала бы грубая солдатня, как она ошибается, и какое сокровище скрывается за стенами королевского дворца! Легендарная Корвиниана — библиотека самого Матьяша Корвина, насчитывавшая по некоторым данным, до двух с половиной тысяч томов. Труды как древних, так и современных авторов (а ведь некоторые из них в единственном экземпляре!). Работы по географии, медицине, истории, астрономии, поэзии и прочем. И всё это брошено недостойными преемниками великого короля, и должно достаться туркам? В который раз Никифор поразился умению хозяина предвидеть многие события, заранее отрядив его в Буду и дав подробнейшие инструкции. И ведь как всё представил: мол, не татями русичи выступят в этом случае, а спасителями от басурман древнего наследия. Да ещё Царьград в разговоре припомнил, где турки после крушения Ромейской державы захватили, а ещё больше уничтожили множество старых греческих книг, изничтожив тем самым знания многих поколений, и таким образом развеивая последние сомнения в душе молодого личного дворянина.
