— Это что за разработка нового самолета на основе "Швальбе"? Только не говори, что ты задумал делать "262-3"?! — сверкнув глазами, блондинка скрестила руки на груди, — Я сказала Курту, что именно я буду делать этот самолет!
Смотря на подругу, Хартманн приподнял брови, немного удивленный ее нападкам на себя, даже не сразу поняв, отчего та так разозлилась.
— Я не стану делать этот самолет без тебя, — и все же, несмотря на то, что парень старался выглядеть спокойным, в голосе проскользнула легкое негодование, — Так как я не силен в авиастроении и не видел чертежей, — пожав плечами, так же скрестил руки на груди, подумав, что курить при фюрере не стоит, а поэтому придется потерпеть.
— Но Штрассе сказал, что именно ты будешь делать самолет, — шумно выдохнув через нос, летчица быстро глянула в сторону все еще разговаривающих офицеров, нахмурилась, найдя взглядом генерала, — И сказал это Гитлеру! — снова смотря на друга, попыталась понять, правду ли тот говорит или нет.
— Всего лишь формальность, — пожав плечами, Алекс улыбнулся; весь разговор уже начинал забавлять его, тем более после того, как Эрика расширила глаза, готовая в любую минуту взорваться едкими оскорблениями, как это обычно бывает, — То есть, ответственным за разработку я буду, а ты — инженером, который сделает чертежи.
— Что?! — вот тут Моргенштерн не сдержалась, но выкрикнув, тут же замолчала, глубоко вздохнув, смотря куда угодно, лишь бы не на Хартманна, — Здорово! — выдавила из себя, помотав головой, — Просто чудно!
Услышав голос Эрики, Курт, стоявший спиной к танку "Е-75", обернулся, увидев, что летчица и подполковник стоят в стороне. Какое-то странное чувство одолело мыслями мужчины, и тут же в памяти всплыли слова Рихарда о том, что пацан получил звание подполковника; что же он такого сделал, раз сумел взять такой чин; но не менее странной была и Моргенштерн — не походила она на большинство девушек ни характером, ни манерой вести себя, тем более было странным то, что она платьям предпочитала мужскую форму, а еще ее рисунки на теле, и странное нижнее белье. Что они оба не шпионы, полковник понимал, но не мог разобрать, кем же являются они на самом деле. Тем временем летчица психанув махнула рукой перед лицом Алекса и быстрым шагом направилась в сторону своего самолета. следив за ней какое-то время, Герцог перевел взгляд на Хартманна, оставшегося стоять все на том же месте, который, достав сигареты, закурил.
45.
Эрика стояла у машины полковника, наблюдая за идущими строем солдатами, проходившими по дороге мимо нее. Завороженная, она смотрела на марширующих, не скрывая своего восхищения. Молодые парни, одетые в черную форму СС, вышагивали строем, и что могло быть прекраснее. Может быть это ее жизнь? Может быть? Это так и должно было случиться: ее судьба появиться в прошлом? Думая об этом, девушка повернулась к входу в Рейхсканцелярию, возле которого и стояла машина. Герцог и еще пара офицеров о чем-то быстро переговаривались, причем больше говорил Курт, а двое его собеседников кивали головами, соглашаясь с каждым словом. Может быть это ее судьба?.. Думая об этом, Моргенштерн невольно потерла пальцами висок, отведя рассеянный взгляд в сторону, но тут же подняла его обратно, услышав свое имя. Спускаясь по ступеням, полковник позвал ее, а когда летчица подошла, представил шедшим рядом с ним офицерам, сказав, что стоит опустить формальности, когда заметил, что Эрика собралась поднять руку в знак приветствия.
— Очень приятно, — улыбнулся один из мужчин, лицо которого показалось девушке знакомым, но она никак не могла припомнить его имя; второй же просто кивнул, приподняв уголки губ, — Мы уже наслышаны о том, что Вы являетесь пилотом испытательного реактивного самолета, — и пока мужчина говорил, Моргенштерн мельком оглядела говорившего, на нем была форма Люфтваффе, так же, как и стоявший рядом с ним молодой мужчина, — Не страшно?
— Мне тоже, — с добродушной улыбкой ответила летчица, покосившись на Курта, — Нет, всему, что я умею, я обязана оберфюреру Герцогу.
— Скромность украшает человека, — довольно рассмеялся офицер, — Это похвально. Вальтер, — на этот раз он обратился к стоявшему рядом, — Тебе следовало бы поучиться. Тебе и Эрику, — мужчины рассмеялись, после чего офицер Люфтваффе продолжил, — Как только "Ме-262" войдет в серию, я планирую ввести по несколько экземпляров в каждую из частей.
— Это будет огромным шагом к победе Рейха, — раздался голос Штрассе, подходившего к ним, а когда оба летчика отошли в сторону, Моргенштерн увидела, что генерал идет вместе с Алексом, и друг был чем-то озадачен, — Но у нас есть еще более масштабные планы.
— И какие же? — удивленно спросил офицер, чуть нахмурив брови.
— Я думал, Вы уже наслышаны о новых разработках оберштурмбанфюрера Хартманна? — лукаво спросил Вильгельм, но видя замешательство летчиков, продолжил, — Помимо наземной техники, уже находящейся в подготовительной части, и в скором времени она будет готова к масштабному производству, мы готовы предоставить армию воздушной техникой, оснащенной реактивными двигателями, в том числе и бомбардировщиками, и новыми истребителями.
— Вы хотите оснастить Люфтваффе реактивными самолетами? — переспросил офицер, удивившись.
— И не только Люфтваффе, — глаза генерала так и блестели в свете фонарей, уже осветившими вечерний Берлин, — Армия будет спонсироваться новейшим оружием, превосходящим свое время на многие века.
— Мы победим любой ценой, — вдруг вырвалось у Эрики, и, встретившись взглядом с Штрассе, улыбавшимся в тот момент, будто бы она только что закончила его начатую мысль, перевела взгляд на друга, кивнувшего, что он согласен с ее словами.
— Завтра вечером, — вдруг сказал Штрассе, глядя на то, как Герцог и шедшая рядом с ним Моргенштерн направляются к грузовому самолету, в который несколько минут погрузили "Швальбе", — Нас пригласили на ужин к фюреру, — говоря это, мужчина улыбался.
Алекс, размышлявший на тот момент о том, что ему предстоит еще больше работы, чем он предполагал ранее, вопросительно посмотрел на него, но тут же мотнул головой, понимая, что отказываться нельзя ни под каким предлогом. Почти весь день они провели в замке генерала, обговаривая с полковником и хозяином "Вольфенштейн" дальнейшие планы, касавшиеся, как и строительства наземной и воздушной техники, так и переезда Штрассе с Хартманном в Норвегию. Вильгельм не раз упоминал, что ему необходимо как можно скорее покинуть Германию, надеясь на защиту Герцога, уточняя, что в случае этого тот получит такие желанные танки. А еще Алексу удалось убедить Эрику не обижаться на него, напомнив ей о том, что, если она будет проектировщиком чертежей "Me-262 HG III", то ее могут отстранить от полетов, назначив одним из инженеров авиастроения; и парень был прав, это подействовало на блондинку, та перестала изображать из себя обиженного капризного ребенка. Одной проблемой меньше.
— Я понял, — отозвался подполковник, закурив, желая только одного — добраться до кровати и лечь спать.
— Это хороший повод показать себя, — будто бы смеясь, добавил Штрассе, повернувшись спиной к самолету, не имея желания дожидаться, пока тот взлетит.
Узнав о том, что Герцог прибыл вместе с Моргенштерн и "Ме-262", Штуббе, не теряя ни секунды, поспешил на аэродром, на ходу застегивая китель, отгоняя от себя сон. Он намеревался не только все рассказать Курту, но и разоблачить белобрысую наглую особу прилюдно, но на подходе к ангарам вдруг остановился. Если обо всем этом узнает Мария-Елена, она не только обидеться, но и не захочет разговаривать; и тогда он потеряет ее навсегда. Нет, надо все решать совсем по-другому. Зевнув, при этом прикрыв рот кулаком, мужчина вытер тыльной стороной ладони нос, размышляя, как ему правильнее поступить в этой ситуации: все рассказать сейчас и вывести летчицу на чистую воду при всех или же рассказать обо всем Дьяволу лично, но в любом случае тот поинтересуется, почему ему обо всем не доложили сразу. В боку неприятно кольнуло — от чего одноглазый скривился, — но тут же вспомнил про снайпера-мальчишку. Об этом он должен рассказать, а также о том, что повредили связь. Рихард сплюнул на землю; ему казалось, что сейчас он предает друга, не говоря ему о девице, с которой тот спит, но в то же время, сам был влюблен в девушку — подругу этой девицы, и, если одноглазый все расскажет Курту при всех, то тот тут же пристрелит летчицу, не разбираясь, как предательницу, но в этом случае Штуббе мог потерять девушку, которую всем сердцем полюбил, быть может впервые за свою жизнь. Почесав затылок, майор засунул руки в карманы брюк и двинулся в сторону взлетной полосы, решив для начала встретить товарища.
— Дьявол, — протянул одноглазый, подходя к стоявшему Герцогу, хищно скалясь, заметив краем глаза, как из-за спины того выходит Моргенштерн, — А мы уже начали скучать. Как там в Берлине? — его улыбка стала еще более широкой.
— Там не было тебя, — усмехнулся Курт, протягивая Рихарду какую-то посылку, обернутую бумагой и перевязанную бечевкой.
— Что это? — не скрывая своего удивления, майор взял то, что протягивал ему полковник, переведя взгляд с посылки на лицо друга, но, не дожидаясь ответа, вскрыл часть бумаги, обнаружив там несколько упаковок сигарет.
— Хартманн передал тебе , — легкая еле заметная улыбка появилась на лице полковника.
Рихард стоял, прислонившись спиной к стене компункта, наблюдая с довольным видом за маршировавшими мимо солдатами, держа в зубах сигарету, выпуская иногда дым через нос. Скоро должен быть ужин, но Штуббе не заходил за Куртом по своей привычке, а ждал. Он мог бы войти в дом и с порога заявить о том, что нашел, предъявив свою находку, но решил идти по другому пути. Прищурив глаз от дыма, мужчина услышал, как дверь открывается; повернув голову, увидел, что это была летчица — девушка выходила из командирского пункта, по пути бросая фразу, что скоро вернется. "Нет уж, милая, — усмехнулся мысленно одноглазый, — Твое возвращение будет намного быстрее, чем ты думаешь." Отойдя от стены, майор, все так же держа руки в карманах, приблизился к Моргенштерн, а обойдя ее со спины, перегородил дорогу.
— Привет, — оскалился он, выпуская сизоватый дым.
— Привет, Рихард, — Эрика хотела было обойти мужчину, но тот снова встал перед ней; приподняв одну бровь, блондинка расширила глаза, — Что?
— Ничего, — улыбка Штуббе стала куда более омерзительной.
— Ну, раз ничего, — это начало беспокоить, и летчица снова попыталась обойти майора, но он снова перегородил ей путь, — Дай пройти!
Вместо ответа, Рихард вдруг резко развернул девушку, подтолкнув к двери. Моргенштерн сделала по инерции шаг, чуть не потеряв равновесие.
— Ты офигел?! — от негодования и начинающегося гнева ее глаза так и пылали.
Но и тут майор не ответил, с хлопком положив ладонь на плечо блондинки, одновременно открыл дверь компункта, впихивая девушку обратно в дом. Эрика чуть не упала от такого, успев притормозить прямо перед столом, за которым сидел Курт. Опираясь двумя руками о столешницу, она ошарашено сначала взглянула на полковника, потом, повернувшись, уставилась на одноглазого, стоявшего в дверях. Слова так и застряли в ее горле. Рихард самодовольно ухмылялся, выдохнув дым через нос. Герцог был тоже удивлен поведением Штуббе, так как за эти пару дней, что он был в Берлине, уже успел привыкнуть к тому, что вокруг него не происходит ровным счетом ничего.
— Что вы опять не поделили? — по его уставшему тону голоса было понятно, что разбираться с этим не хотелось, и даже больше, полковник считал, что все, что могло бы произойти между этими двумя, было только детскими обидами и истериками.
Вместо ответа одноглазый расстегнул нагрудный карман, вынул жетон; повертел его в пальцах, прочитав надпись, потом хмыкнув, засунул металлическую пластинку обратно. Расстегнул второй карман. Смотря на него, Эрика вдруг вспомнила один веселый монолог, который часто показывали по телевизору, но имя юмориста, читавшего его, она припомнить не могла, но хорошо помнила, что он говорил: "Открыла кошелку, достала сумочку, закрыла кошелку..."
— Нашел, — взяв сигарету в свободную руку, майор положил перед Куртом жетон, широко улыбаясь.
Полковник так же зорко следил за ним, но молчал, понимая, что Штуббе хоть и выглядел с виду дураком, но никогда не делал ничего просто так. Опустив взгляд на лежавший на столе кусок металла, строго спросил:
— Ну и на кой ты мне это суешь?
— А ты посмотри-посмотри! — кивнув на жетон, Штуббе сделал последнюю затяжку, после чего быстрым шагом приблизился к двери, открыв ее, выбросил окурок, быстро захлопнув за собой, — Тебя это точно заинтересует, — повернув голову к летчице, ухмыльнулся, — Ничего не хочешь рассказать?
Девушка так и стояла, глубоко дыша от переполняемого гнева; она, видимо, еще не поняла, что происходит, или же продолжала ломать комедию. Рихард так и не понял этого.
— Ты совсем свой мозг шнапсом залил? — фыркнула Моргенштерн, смерив взглядом майора, — С чего вдруг я должна тебе что-то рассказывать?! — скрестив руки на груди, мотнула головой.
Курт нахмурился. Ему что-то не понравилось в том, как вел себя одноглазый бес, но еще больше не нравилось поведение летчицы. Подняв взгляд на Штуббе, полковник перевел его на девушку, и затем на жетон, беря его. "Эрик фон Моргенштерн. Оберштурмфюрер. "Мертвая голова"... " Мужчина прищурился, пробежавшись взглядом по выгравированным буквам еще раз, вчитываясь. В висках застучало.
— Эрика, — прохрипел он, не поднимая глаз, продолжая сжимать кусочек металла, — Рассказывай!
— Что... рассказывать? — по спине пробежался неприятный липкий холодок, и блондинка пересилила себя, чтобы не передернуть плечами, понимая, что происходит что-то очень страшное, что-то такое, о чем она может очень сильно пожалеть; облизнув пересохшие губы, девушка невольно потянулась рукой к нагрудному карману, где обычно лежал ее жетон, точнее не ее, а жетон того умершего летчика, но заветного металла там не было, карман был пуст, ту же участь постигло и второй карман; смотря с нескрываемым страхом на жетон в руках Герцога, летчица как-то протяжно ответила, буквально выдавливая из себя каждое слово, — Мне... нечего рассказы... вать, — ей хотелось убежать, скрыться, ведь она знала, на что способен Курт в гневе; отступив назад на шаг, Моргенштерн и в самом деле уже думала сбежать.
— Рассказывай! — заметив это, Рихард схватил блондинку за локоть, — Тебе лучше все рассказать.
— Эрика! — бросив жетон на стол, полковник сверкнул глазами, ощущая, что его голова вновь наполняется тупой болью.
Лицо Моргенштерн побелело в один миг, она с ужасом смотрела на блестящий кусочек металла на столе, боясь пошевелиться. Несмотря на это, внутри нее кипела настоящая буря: она боролась сама с собой, не зная, рассказать все Курту или нет, не зная, как тот отреагирует на ее настоящую правду; но и скрывать все от него она не хотела.
— Нет... Я, — замотав головой, летчица предприняла слабую попытку вырваться, но пальцы майора только сильнее сдавили ее локоть.
