— Я не думал... Почему все так? — его пальцы стали холодными, хотя в комнате было достаточно тепло и даже душно из-за перегара, но они стали сильнее сжимать ладонь радистки, — Я думал, он застрелит ее, как свою первую жену. Я не хотел. Он хотел застрелить ее... Почему она не сказала?
— Что? — перебила Мария-Елена, расширив глаза от начинавшего зарождаться ужаса, — Райль хотел застрелить Эрику?! — почему-то эта мысль была одновременно пугающей и абсурдной, потому что Юрген был давно мертв, и он никак не мог прямо сейчас навредить подруге.
— Не-ет, — замотав головой, майор на пару минут замолк, лежа с закрытым глазом, борясь с головокружением, — Дьявол... Он совсем ошалел, — но, не смотря на все усилия, которые предпринимал мужчина, голова продолжала кружиться; закрыв лицо ладонями, Рихард буквально провыл, — Она нас всех предала, но... — тут же расхохотался, — Пернатая оказалась не той, за кого себя выдавала. Я думал, Курт застрелит ее. Он уже хотел. Он почти пошел, — привстав на одном локте, погрозил пальцем, говоря серьезно, — Я не пустил. А он хотел. Он даже у меня мой, — Штуббе прикусил губу, смотря на девушку, пытаясь доказать ей всю серьезность ситуации, и придумав, как это сделать, лег на кровать, показывая на кобуру, которая, к слову, была пустая, — Забрал. Понимаешь, забрал. Пистолет. Мой, — подняв брови, майор, выпятив нижнюю губу, обиженно смотря уцелевшим глазом.
От всего того, что говорил Рихард, радистка не могла ничего понять, кроме того, что кто-то хотел застрелить Эрику за то, что она как-то предала всех, забрав у Штуббе оружие, но тот его не пустил... Или не так?
— О чем ты?! — выпрямив спину, девушка похлопала удивленно глазами, — Каким образом она предала нас?
— Он мой пистолет забрал, — теперь и в голосе майора звучала обида; он перевернулся на бок, опираясь о кровать, все же собрался сесть, — А я не хотел...
— Как она нас предала? — поднявшись, Мария-Елена помогла мужчине, после чего уселась рядом с ним.
Рихард в какой-то момент понял, что лучше бы он продолжал лежать и дальше, так как головокружение только усилилось. Закрыв глаз, он молчал, почувствовав невыносимое желание уснуть. Но шевеление рядом заставило его вынырнуть из приятного забытья. Айзенбах вновь повторила свой вопрос.
— А ты знала, что Эрика вовсе не Эрика, а Эрик? — усмехнувшись, майор прицокнул языком, — Я нашел ее жетон, — хлопнув себя по нагрудным карманам, ища находку, одноглазый вспомнил, что он остался у полковника, — Курту отдал, так бы показал тебе.
— Возможно, это была какая-то ошибка, — вспомнив про именные жетоны, девушка отвела взгляд в сторону, — Она же Эрика... Тут точно какая-то ошибка, — не зная, что придумать, радистка почувствовала, как на ее плечо легла голова Штуббе; повернувшись к нему так резко, что мужчина встрепенулся, устало взглянув на нее, — Погоди! Ты его отдал уже?
Рихард довольно улыбнулся, кивнув, после чего снова закрыл глаз. Понимая, что одноглазому нужно выспаться, Айзенбах осторожно помогла ему лечь, слушая его бормотание, которое становилось с каждым словом все неразборчивее и неразборчивее.
— Да, — промурлыкал в полусонном состоянии майор, обнимая подушку, — Дьявол про... — зевнув, он прошептал, — Документы ее... Из Берлина... Потом расстреляет... Как первую жену...
— Какую еще жену?! — радистка положила ладонь на плечо мужчины, встряхнув его.
— Первую...
— Кого? — Мария-Елена нахмурилась, — Рихард, кого? Чья жена? Райля?!
— Дьявола, — мурлыкнул тот, уткнувшись носом в подушку.
— А Эрика где? — девушка еще раз встряхнула майора, но уже посильнее, — Рихард!
— М? — пробубнил Штуббе, уже начиная засыпать, — Там... Под охраной.
— Что ж, — погладив Штуббе по голове, Мария-Елена понимала, что от Рихарда ей больше ничего не добиться, да и мучить его ей не хотелось своими расспросами, ему нужно было отдохнуть, но кое-что она узнала, кое-что важное, от чего у нее по спине забегали мурашки; склонившись над засыпающим мужчиной, она поцеловала его в лоб, — Спи... Спи, — от ее прикосновения майор во сне улыбнулся, и это показалось ей одним из самых милых зрелищ, — Чтоб проснулся свежим, как огурчик! — и тут она не удержалась и сама улыбнулась, в шутку погрозив пальцем, после чего накрыла одноглазого одеялом, а как только он заснул крепким сном, выбежала из дома на поиски подруги.
Найти Моргенштерн не было большой проблемой, труднее всего оказалось как-то попасть к ней. Летчицу заперли в небольшом доме, состоящим из двух комнат: в одной сидели солдаты, охранявшие заключенного, а вторая — была переоборудована как раз под место содержания — с этой стороны окна были наглухо забиты досками, а еще у стены стоял один из солдат на тот случай, если заключенному вздумается сбежать. Подойти и поговорить у окна не было возможности, поэтому Айзенбах пошла на хитрость. Покормив Гретель и ее щенков, радистка узнала на кухне, когда будут кормить Эрику и, подговорив повара, сама вызвалась отнести ей обед.
Осторожно войдя в комнатку, скудно-освещенную пробивающимися солнечными лучами сквозь щелочки досок, что были на окнах, Мария-Елена еле сдержалась, чтобы не воскликнуть, увидев подругу, лежавшую на кровати в одежде. Та же, при виде радистки, привстала, не веря глазам, а потом подскочила на ноги, быстрым шагом приблизившись к вошедшей, узнав в той родное лицо. Как только поднос с едой оказался на столе, подруги крепко обнялись.
— Ты как тут? — затараторила Моргенштерн, — осматривая шатенку, — Тебя тоже... вычислили?
— Нет, — Айзенбах, отведя взгляд, не знала, как начать разговор, — Я поесть принесла...
Эрика не знала, радоваться ей или же расплакаться, но новость о том, что подругу еще не рассекретили, немного, но приподняла ей настроение. Подойдя к столу, она невольно оглядела свой обед, почувствовав, как внутри просыпается голод.
— Как ты узнала, что я тут? — отогнав мысль о еде, летчица резко повернулась к радистке.
— От Рихарда.
— Он сам сказал?! — удивившись, Эрика даже усмехнулась.
— Да, — Айзенбах кивнула, а потом, чуть помолчав, добавила, — Он напился в хлам и раскрыл мне все карты.
— Значит, ты все знаешь, — глубоко вздохнув, Моргенштерн опустила голову, прикусив губу от досады, — Меня ждет расстрел.
В комнате наступило гнетущее молчание, и было слышно, как у крыльца переговариваются солдаты, выкуривая сигареты. Поймав взгляд подруги, Мария-Елена вдруг увидела в ее глазах смирение перед ужасающей участью, и в этот момент ей стало жаль Эрику. Не зная, что такого сказать, чтобы приободрить блондинку, радистка шагнула вперед, взяв ту за плечи, чуть встряхнув, заставляя посмотреть на себя.
— Не бывает безвыходных ситуаций, ты слышишь?! — говоря это, Айзенбах, пока еще не знала, что делать, но была готова на все, лишь бы вытащить подругу из этой передряги, — Мы обязательно что-нибудь придумаем, и ты выберешься отсюда!
Но в Эрике будто внутренний огонь погас; она смотрела на радистку так, будто бы уже смирилась со своим будущим. Покачав головой, летчица опустила взгляд, тихо проговорив:
— Я не знаю... Не уверена, что сейчас тот самый случай, — набрав полную грудь воздуха, девушка медленно выдохнула, приказывая себе не плакать, — Я хочу рассказать Курту, кто я на самом деле, но не уверена, что он поверит мне. В любом случае он расстреляет меня, и сделает это лично, — она отошла от подруги, сев на край кровати, продолжая смотреть в пол, — И... я не знаю, что делать, — немного помолчав, подняла глаза на шатенку, — Курт сказал, что отправит запрос в Берлин насчет меня, и как только сюда придут документы на того летчика, то он застрелит меня, ведь там буду не я, а Эрик.
И в этот момент Мария-Елена все поняла. Она присела на стул, говоря о том, что узнала от Рихарда, о том, что тот ей сказал: о первой жене Герцога, ведь Штуббе имел в виду именно полковника, застрелившего ее; но что конкретно послужило причиной этому, так и осталось загадкой. И от этого стало еще страшнее — Курт действительно мог расправиться с Моргенштерн, посчитав ее предательницей, так как майор говорил еще и о каких-то документах. Разговор прервал вошедший без стука солдат, сказавший, что радистке пора уходить. Провожая подругу взглядом, летчица вспомнила об Алексе, который находился все еще в Берлине. Сказав о том, чтобы Айзенбах связалась с ним, Эрика сама не понимала, зачем ляпнула это, махнув на прощание рукой.
Нет, слова летчицы не оказались пустыми, как та думала. Мария-Елена действительно отправила радиограмму Алексу, постаравшись зашифровать ее так, чтобы только друг смог понять, что случилось беда.
"Вчера ночью в дом оберфюрера Герцога залетела смертельно-раненая птица. Ее поймали и посадили в клетку. Никто не знает, что это за вид: белая с синими перьями у глаз. Решили узнать в столице про нее."
Хартманн, сидя за столом в своем кабинете, опустил задумчивый взгляд на бумагу, лежавшую перед ним, пробежался по строчкам еще раз, потом — еще. То, что дело касалось белобрысой, он и так знал, но что она натворила в этот раз? Парень задумался. "Решили узнать в столице про нее." Неужели Курт раскусил как-то Эрику? Но она всегда была осторожна, если только она сама не ляпнула лишнего. Нет, не могла; знает же, что будет, если Герцог начнет в ней сомневаться, как было с Райлем. Связаться с Айзенбах, Алекс не мог, поэтому ему оставалось только догадываться о том, что на самом деле произошло.
— Что произошло, герр Хартманн? — спросил Штрассе, сидя за обеденным столом, заметив чуть отстраненный взгляд своего собеседника.
Алекс машинально взял кусок хлеба, который лежал нарезанным в вазочке из белого фарфора, но тут же положил его на край своей тарелки, больше не притронувшись. Смотря на еду перед собой, парень отклонился к спинке стула, положив одну руку на край стола, вторая же — механическая — безвольно висела. Послание радистки о том, что белобрысую раскрыли, обеспокоило его, ведь, если Курт начнет допрашивать ее, то она могла рассказать и о том, как попала сюда, а там и его на допрос отправят. Да и кто поверит в то, что они случайно попали сюда из будущего, но с благими намерениями?
— Герр Хартманн? — генерал позвал чуть громче.
Будто бы очнувшись, подполковник повернулся к мужчине, пристально смотрящего на него. Какое-то странное чувство беспокойство нахлынуло на Алекса, пробуждая в нем страх.
— Что-то случилось? — ровным голосом поинтересовался Вильгельм.
— Пришло не очень радостное письмо, — не сразу ответил парень, отводя взгляд в сторону, лишь бы не смотреть на генерала.
— Настолько не радостное, что оно отвлекает тебя? — с какой-то злой усмешкой кивнул сам себе мужчина, беря стакан с чистейшей прохладной водой.
"А вдруг он все знает?" — промелькнула, как искры, мысль в голове подполковника. Снова посмотрев мельком на Штрассе, Хартманн почувствовал, как к горлу подступил неприятный ком горечи. Если это так, то его ждет та же участь, что и белобрысую, будь она неладна.
47.
Алекс задумался, смотря пристальным взглядом в глаза генерала, гадая, знает ли тот об их с подругами маленькой тайне. Вильгельм же тоже не нарушал тишину, предоставляя подполковнику время для того, чтобы собраться с мыслями. Сделав глоток воды, мужчина поставил стакан на стол, лишь только на этот момент, оторвав взгляд от лица Харманна, но посмотрев на него вновь, еле заметно приподнял один уголок губ. Сжав механические пальцы в кулак, парень нахмурился, не зная, как ему правильнее поступить.
— Одна моя подруга, — начал он, не заметив, что мысли его стали произноситься вслух, — Эрика фон Моргенштерн, она попала в беду, которая может сейчас ей стоить жизни.
— Что же такого произошло, — безэмоциональным голосом спросил Штрассе, вернувшись к еде, — Что Эрике фон Моргенштерн нужна помощь?
Парень замолчал, пытаясь подобрать слова, которые смогли бы более точно указать на проблему, но не раскрывая ее. В горле пересохло. Потянувшись к стакану механической рукой, подполковник сжал его, но, не рассчитав силу так, что тонкие грани стекла лопнули. Вода разлилась по столу, образовав небольшую лужицу. Смотря на отражение люстры, Алекс почувствовал, как где-то в глубине души неприятно кольнуло.
— Герр Хартманн...
— У нее есть тайна, — каким-то тихим голосом продолжил парень, не отрывая взгляда от разлитой воды, — Которую никак нельзя узнать чужим. Она не предатель и не шпион, но...
Алекс испуганно перевел глаза на лицо мужчины, уже смотрящего с некоторым интересом на него.
— Я слушаю, — кивнул генерал.
— В ее жизни случилась одна проблема, — теперь же слова с неохотой вылетали изо рта подполковника, — Что ей пришлось изменить имя. Но сейчас случилось нечто такое... что это все узнали.
— Что же ты хочешь, Алекс? — губы Штрассе исказила хищная полуулыбка.
— Я должен помочь ей, — только и смог выдавить из себя Хартманн, на секунду прикрыв глаза, понимая, что сейчас решается и его дальнейшая судьба.
Герцог резко проснулся. Оглядев обезумевшим от страха взглядом комнату, погруженную в ночную темноту, сел, согнув колени. Благодаря тому, что было выбито окно и закрыто досками, спальня представляла собой сгусток тьмы, в котором находился Курт. В висках стучало, а голова начала раскалываться от звенящей тишины. Протянув дрожащую руку в сторону настольной лампы, стоявшей на прикроватном столике, мужчина боялся лишь того, что вместо лампы он прикоснется к руке брата.
"Курт..."
Быстро включив свет, полковник провел ладонями по лицу, пытаясь смахнуть с себя остатки ночного кошмара. Снова. Они снова вернулись. Сердце внутри колотилось, отчего казалось, что оно набирало обороты все быстрее и быстрее.
"Курт..."
Герцог глубоко вздохнул, стараясь успокоиться.
"Курт..."
Полковник до сих пор слышал голос своего брата, тянущего окровавленные, полусгнившие руки из темноты, пытавшиеся дотянуться до него.
— Эрика, — прошептал мужчина, сжав одеяло.
И почему эта проклятая девчонка просто не призналась во всем? Почему не назвала причину того, что ей пришлось взять чужое имя? Он бы простил.
Простил ли?..
Опустив невидящий взгляд на одеяло, Курт вдруг задержал дыхание, даже не заметив этого, погрузившись в воспоминания. Жена. Дорогая, любимая жена, которая обещала быть рядом, несмотря ни на что, любить его всегда. Как она могла предать его? Зачем она скрывала от него всю правду?.. Сделав короткий вдох, мужчина моргнул, освобождаясь от морока. Она сама виновата в своей смерти — она предала его и должна была расплатиться за это собственной жизнью. Когда он узнал о том, что его благоверная помогает детям осужденных евреев, приговоренных к смерти, подготавливая их к перевозке в безопасное место, Курт не сдержался: он умолял ее соврать на допросе, что ее заставили, ей угрожали, говорил, что ее ждет, но она лишь молча смотрела на него осуждающим взглядом. Она предала его. И он застрелили ее, как преступницу, как предательницу. Нет, сейчас он не допустит повторения этого...
Не вынеся мглы, подкрадывающейся из углов, откуда слышался шепот брата, Герцог оделся и без предупреждения начал проверку части, начав со строительства подземных ангаров для самолетов, вышек и укреплений. Как оказалось, многие рабочие отдыхали, а надзиратели находились в борделе. Ворвавшись туда, полковник схватил за шиворот одного из солдат, заорав на него, чтобы тот немедленно отправлялся на стройку, после чего отшвырнул от себя, пройдя мимо столиков, где сидели офицеры и солдаты вместе с проститутками, теперь же неподвижно наблюдавших за ним, боясь привлечь внимание Курта. Подойдя к лестнице на второй этаж, полковник рявкнул так громко, что сам фюрер скорее всего слышал его, что большая часть его солдат превратилась в ленивых, жирных, тупых животных, знающих только как пожрать, напиться, да пойти к бабе. На мгновение повисла тишина; Герцог оглядел всех обжигающим холодом взглядом, прохрипев низким голосом, чтобы все немедленно занялись делом, и перво-наперво подготовились к внеплановой проверке.
