Повезло ещё, что хоть командир полка у нас 'вялый' (по меткому замечанию солдат), но у бывшего гвардейца остались неплохие связи и всё положенное попадает к нам в полном объёме. Ну и не ворует — с его-то доходами запускать руку в полковую кассу... смешно.
Скорее добавляет — местные законы вполне официально предполагают наличие 'спонсоров' у полков и бюджет строится именно с тем расчетом, что отсутствующие в полковом бюджете суммы даст какой-нибудь патриот. Полки 'познатней' обзаводятся 'шефами', которые расплачиваются помощью солдатам и офицерам. Ну а 'номерные' крутятся как могут — вплоть до махинаций с казной. Так что в мирное время богатый командир полка, вкладывающий личные средства, воспринимается вполне благожелательно. Даже если он 'вялый'.
Ну а я стал ротным писарем — прежний допился до инсульта. И тренируюсь...
— Молодца, Иван, — зычно говорит фельдфебель, опуская тяжёлую палку, имитирующую пехотный тесак, — глядишь, меня скоро догонишь.
— А и догоню, Сидо Поликарпыч — чай, раз учитель такой попался, так надо из штанов выпрыгнуть, а научиться!
— Ха-ха-ха! Из штанов! — присутствующие зрители-ветераны тоже смеются и кажется — искренне, — но ты верно сказал. Оружьем я владею лучше всех в роте, если господ-офицеров не считать. И учить умею.
Ветераны кивают вразнобой, вставляя реплики.
— Ить не зря рота наша — лучшая в полку, — важно говорит санитар Степан Трофимыч, — как Сидора Поликарпыча фельфебелем поставили, так мы и начали... Вона, даже наш поручик Левашов на тесаках у него уроки брал, хотя уж сам на что умелец.
Обсохли — и 'деды' вытащили трубки.
— Ты так и не куришь, Иван? — спрашивает меня один из них.
— Не... Отец любитель подымить да выпить, через то жили так, что..., — машу рукой и делаю лицо кирпичом. Сочувствующе-понимающие взгляды окружающих — и больше эту тему в роте не поднимали.
Откровенно говоря, положение в роте у меня привилегированное — Мартынов и до моего вселения считался одним из самых многообещающих молодых, ну а после... Нет магии и чакры, но умение манипулировать, необходимое Главе Клана, никуда не делось. Там словечко, здесь гримаса, тут мелкая услуга... и вот я считаюсь в ветеранской среде своим.
Самое сложное здесь — не взять 'резкий старт'. С трудом сдерживаю иногда порывы... А ведь даже сейчас, на одной психологии я смогу 'построить' всю роту, включая офицеров. А если 'включить гения'? Ну знаете — прорезалось де... и начать стихи да песни выдавать... При более-менее грамотном подходе я себе и офицерские эполеты могу заработать.
Но... Надо ли? Брать командование 'на себя' умею давным-давно, а тут скорее требуется показать (самому себе в том числе), как я могу улучшить ситуацию практически с самого низа.
Турция уже объявила войну России. Англия, Франция и другие 'члены НАТО' пока нагнетали обстановку. Нужно сказать — получалось, офицеры и чиновники военного ведомства ходили нервные. Но в общем, в Большую Войну мало кто верил, почему-то склонялись к мнению, что воевать опять будет Турция, а Европа только побряцает оружием и будет заниматься 'гадостями' — вроде закрывания глаз на притеснения (читай — геноцид) православных под владычеством осман и таможенными войнами.
Всю осень и зиму нас гоняли на учениях, но — 'по гвардейски'. Львов Илья Софоклович*, наш командир полка, был выходцем из гвардии и самой важной обязанностью военного считал умение маршировать, браво делать 'на караул', лихо петь песни... Хорошо ещё, фехтование и фланкирование Львов считал достаточно важными делами. А вот стрельбы — нет.
Правда, ружья были такими, что не особо и постреляешь — моё ружьё, к примеру, было изготовлено ещё до войны с Наполеоном**. Так что по здравом размышлении, бывший гвардеец действовал вполне логично — в пределах своей компетенции.
— Иван, ты опосля учёбы в город пойдёшь? — подошёл Сашка, тоже 'молодой', но уже начавший держаться со мной почтительно.
— Аа... да пойду. Только смотри, в городе бедокурить не будем, наберём табаку да вина... ну и с бабами, если получится, сговоримся — и в часть. А то будет как в прошлый раз.
— Да ить, Вань, оно мы завсегда, — 'застеснялся'Сашка, почтительно глядя на мой кулак перед носом.
Получилось 'как в прошлый раз', но не по нашей вине...
Улочки Евпатория произвели бы прекрасное впечатление на археолога (но не туриста), но здесь и сейчас не слишком впечатляли. К примеру, отсутствие канализации... Или женщины, спешно закрывающие лица при виде посторонних мужчин
* * *
.
— Не ндравится мне здесь, — решительно и громко говорил Семён Ногавицин, успевший 'причастится' и сильно размахивающий руками, — погода не пойми какая, да бабы чернявые, носатые... Да закутались так... думаешь, что скромные, ан мне вон такая скромница чуть елду не оторвала, в сарай за собой тащила. Только глаза блестят да голос молодой, ну и когда юбки задрала — видно, молодая баба, сочная... Но нет бы по человечески, а то — тьфу, как собаки какие! Да и морды лица не видно — может, она там страшная как незнамо кто.
— И не говори, Сёма, — поддакнул Сашка, бережно тащивший бурдюк с дешёвым вином литров на двадцать пять, — местные, оне странные. За ножики хвататься любят да угрожать, а я давеча тоже из сапога вытащил, да говорю 'Иди сюды, соколик...'. И что? Повизжал чисто баба, воздух покромсал в двух саженях от меня да сбежал.
— Эт татары местные, — с видом эксперта высказался я, — они завсегда такие — шуму от них много, а ежели что — в кусты. Но в спины бить умеют, этого не отнимешь
* * *
.
— Да тут и без татар, — озабоченно высказался Семён, замедляя шаг, — эвона.
Метрах в ста из-за поворота вышла компания матросов, квартирующих в Евпатории. По старинной традиции Флот враждовал с Армией и без драк редко обходилось. И пусть портом Евпатория была второстепенным, а матросы — скорее портовыми и складскими рабочими... Ситуация от этого не становилась более приятной.
Полтора десятка матросов, демонстративно разминающих кулаки и начавших выкрикивать оскорбления... Неприятно.
— Крысы сухопутныя, ну-ка винчишко оставляйте да из карманов всё вываливайте, тогда смилостивимся — по фонарю поставим, да в часть отправим!
— Га-га-га, Пантишка, хорошо сказанул.
— Пятнадцать, — озабоченно констатировал Семён, — не отмахаимси.
— Ежели режики не вытащат, то отмахаимся, — неуверенно сказал Сашка, поглядывая на меня.
— Если не вытащат, отмахаимся, — успокаиваю сослуживцев, — мы чай на кулачках хорошо дерёмси. Я ить и до армии один против дюжины в деревне выходил, ну а опосля обучения у нашего фельфебеля и против двух могу. Правда — ежели деревенских мужичков, матросики-то чай тоже учёные, по кабакам привыкшие кулаками махать.
— Подходи, залётныя, — заорал внезапно возбудившийся Семён, — чичас я вам уды на шеи намотаю!
Сашка сплюнул, нехорошо поглядывая на товарища — сейчас тот их сильно подставил и драка грозила стать 'грязненькой'.
— Ну вы ... напросились.
Матросики бросились на нас 'свиньёй', побежав по неширокой улочке, Впереди был откормленный детина — явно импровизированный таран... да ещё и со свинчаткой в руке.
Откровенно... меня это развлекает. Несмотря на несовершенное человеческое тело, Тайдзюцу я знаю, как никто на Земле. Да, не та растяжка, не та реакция, нет регенерации... Но и противник не тот! А предугадать, как именно будет действовать очередной кулачный боец или фехтовальщик... Это я могу хоть как опытный ирьенин, хоть как мастер тайдзюцу.
— Бух! — и 'живой таран' отлетает назад, сбивая товарищей — а всего-то нехитрая 'Волна'.
— Налетай, родимые, чичас зубы подешевеют! — дурниной ору я и лезу вперёд. Сейчас, пока они сгрудились, можно многое успеть.
— Нна! — тычок носком сапога по голени.
— Ссу...! — и молоденький конопатый матросик оседает со страдальческим лицом.
Голову чуть влево, пропуская кулак со свинчаткой — и удар костяшками пальцев в бицепс занесённой руки.
Хватаю за воротник пожилого матроса и наношу ему резкий, но не сильный удар по сонной артерии — отдохни.
Снова за воротник, но ужё Семёна, рвущегося в бой.
— За моей спиной следи, пьянь!
Коленом в пах темноволосому, тут же толкаю его навстречу подлетающим противникам.
Снова встречный блок костяшками кулака в бицепс и вдогонку пробиваю 'солнышко'.
'Ловлю' увесистую плюху в плечо — видел, но увернуться не успевал, связки не те. Да и не привык ещё к медлительности человеческого тела — то дзюцу Ускорения пытаюсь исполнить, то ещё что-то.
Противники как-то быстро 'закончились', но 'тяжёлых' нет — ни тебе сломанных челюстей, ни сотрясений мозга... Матросики в сознании, но драться не могут — 'вавки' крайне болезненны. Ругаются...
— Я вам! — рвётся наказать их Семён.
— Я тебе! — и с этими словами закатываю ему подзатыльник, — победили, так не позорься.
Противники явно удивлены...
— Но и вы хороши — нет бы по чести кулаками помахать. В охотку оно самое то. А то 'карманы'... Сам бы чичас у вас вывернул за грубость, да ентот охламон (подзатыльник Сёмке) сам говнищем расплевался, дурошлёп пьяный.
— Х-ха, говнищем, — засмеялись матросы и Сашка. Сёма обижается, но до того уморительно...
— Я жа говорю — дурошлёп ён.
История получила неожиданное продолжение — с матросиками мы продолжили 'меряться письками', но уже цивилизованно. Мой же авторитет резко вырос не только в роте, но и в полку — и не только за умение размахивать кулаками, но и за умение 'разрулить' ситуацию.
В начале марта вызвали меня в штаб...
— Хорош, хорош..., — разглядывал меня Львов вместе со старшими офицерами полка, — мастер, значит, на кулачках?
— Так точна, Ваш Сиясь! Мине сам Сидор Поликарпыч хвалит, фельфебель наш.
— Учит его, — поясняет полковнику Левашов, — говорит, перспективный парень, хочет через пару лет в ефрейторы выдвинуть.
— Гм... в ефрейторы... Грамотный?
— Так точна, Ваш Сиясь!
— Да не тянись, — благодушно говорит бывший гвардеец, — хорошо грамотен?
— Писарем поставили, Ваш Сиясь.
— А до службы?
— Неграмотным был, Ваш Сиясь!
— Вот даже как?
— Ну что ж, можете порадовать своего фельдфебеля, Левашов, его протэжэ вполне достоин звания ефрейтора уже сейчас. Пусть и послужил немного, но если писарь, да и гм... кулачник... У такого не забалуешь.
Софоклович* — подобные имена и отчества были в то время в ходу. Несколько десятилетий в моде была античность и потому имена типа Фемистокл, Еврипид, Софокл и Менелай можно было встретить как у важного вельможи, так и у крестьянина. Если сельский батюшка увлекался античностью, ну или помещик (что важнее), то целые деревни могли нарекаться подобным образом.
Было изготовлено ещё до войны с Наполеоном** — не фейк, перед Крымской войной перевооружение армии началось, но ружей времён Наполеоновского Нашествия хватало — и такого порой качества, что использовать их можно было только для парадов и штыкового боя, но не для стрельбы. Были у нас и ружья современных систем, но как обычно — иностранных и как обычно — чрезмерно сложных и дорогих (да-да, взятки и прямое предательство). Некоторые из таких образцов требовали ПРОМЫВКИ и сложнейшей чистки после двух-трёх выстрелов, в противном случае их могло разорвать.
Женщины, спешно закрывающие лица при виде посторонних мужчин
* * *
— не только мусульмане, но и ортодоксальные евреи, караимы, жители некоторых регионов Кавказа (в том числе и православные). У кого-то религия не позволяет или правила приличия, а у тех же армян или греков, долгое время проживших рядом с мусульманами — чувство самосохранения. Опасно.
Но в спины бить умеют, этого не отнимешь
* * *
— в то время власти России проводили КРАЙНЕ мягкую политику по отношению к крымским татарам, но не помогло. Диверсий от них хватало и в мирное время, а с началом Крымской войны они начали вести себя... не толерантно. Вырезалось мирное население (как русские, так и лояльные русским), были массовые грабежи и массовые изнасилования, множество жителей были проданы в рабство (через Турцию)...
Глава седьмая
'НАТО' объявило войну и уже в апреле 1854 года Одессу обстреляли с моря. Затем военная компания в Крыму как будто замерла — 'НАТО' подготавливало плацдармы для вторжения на кавказских землях, неподвластных России*, а российские власти достаточно вяло противостояли этому.
Зато активизировались крымские татары, принявшись за диверсии. Перерезали проволоку телеграфных линий, убивали солдат-одиночек, начались поджоги складов. Власти действовали привычно — начали извечную игру в 'обнимашки', всячески обласкивая татарских старейшин. Те принимали подарки и уверяли в верноподданических чувствах, но диверсии не прекращались.
Я же занимался тренировками — как самого себя, так и подчинённых. Скажу сразу — дело шло достаточно туго... нет, по местным понятиям я был гением педагогики и прямо-таки образцом солдата! Лучший кулачный боец в Евпатории, один из лучших мастеров фланкирования** в полку и один их лучших фехтовальщиков среди солдат! Но для семисотлетнего кланнера — слабовато.
Дело осложнялось именно тем, что я привык быть не-человеком. Привык к Ниндзюцу и магии, привык с тому, что могу поймать пулю или раздавить металлический брусок. А тут как инвалидом стал...
Поймите, я не жалуюсь — проблему 'привычной крутости' понял и принял, работаю над устранением привычек. Справляюсь — даже вот разработал 'Принцип Вмешательства' в существующую Реальность — именно как 'маленький человечек'.
— Ванятка, — слышу голос фельдфебеля, — ты как насчёт по бабам?
Оживляюсь чуточку демонстративно — ради 'греющих уши' подчинённых.
— О, Сидор Поликарпыч, это я завсегда!
— Завсегда он... котяра мартовский, — одобрительно бурчит наставник.
— Августовский, — важно поднимаю палец под смешки присутствующих.
— У тебя круглый год март, — отмахивается фельдфебель под откровенный хохот.
Подняв настроение солдатам, уходим по бабам. Честно... если бы не воспоминания 'реципиента', меня бы и не тянуло. По сравнению с женой... не то, ой не то... Да и реакции собственного тела...
— Всё равно не пойму, Сидор Поликарпыч, — упрямо говорю я, шагая рядом с фельдфебелем по дороге в составе полка, — зачем отступать-то? Высаживаются супостаты у Евпатория, так встретить бы их огнём, чего отходить-то?
— Командирам видней, — угрюмо отвечает ветеран, сплёвывая на землю, — я вот тожить не понимаю, чегой не встретить десант энтот огнём? Корабли там к берегу нормально подойти не могут, знать — на шлюпках высаживать будут. Пушками их неудобно будет встречать — на кораблях аглицких да хранцузких их ишо больше. Но штуцерников рассадить ба, да пусть те встречали неприятеля пулями. Мыслю — задержали бы высадку, ну иль не задержали, так выбили б неприятеля хорошенько. Но это я так, тебе... Но смотри, при офицерах не брякни такое. Сразу 'Да ты противу власти!' и все дела...
— Да нешто я совсем полоумный Сидор Поликарпыч? — говорю слегка обиженным тоном.
— Да эт я так... Ладно, ступай к своему отделению.
