Вот только пока Андрей занимался подобными делами, на Балтике случился конфуз. Собранная с бору по сосенке ревельская эскадра возле острова Аэгна перехватила и практически уничтожила гребную эскадру Анцифора Бакина. Уйти удалось лишь нескольким морским стругам, а множество русских мореходов попало ревельцам в плен. И что самое противное — начавшийся ледостав не позволял Андрею достойно ответить на этот выпад. Зима отложила все морские действия на следующий год.
* * *
*
Зима 1526-27 года выдалась мягкой, умеренной. Что лишь помогло поместным ратям зорить ливонские земли, выгребая из них всех людишек подряд. Причём в поход шли не только те, кому по срокам было положено, но и те, кто летом уже ходил походами и нынче вроде как отдыхать должны были. И всё потому, что понаехвашие к воинским станам купчишки за определённое число сданных им пленников выдавали воинам хороший такой стальной доспех, пусть и без лишних узоров, да воронённый. Но это был доспех, способный держать и сабельный удар, и стрелу. И стоил он удивительно дёшево: всего-то десять мужиков или пятнадцать девок, или два десятка детишек. Да только ведь такой бахтерец на рынке рублей в шесть-семь потянет. Ну и где бедному помещику столько серебра взять? А тут просто приведи полон, сдай купчине и получай себе защиту для боя. А позолоту да узоры можно будет и самому навести, позже.
Ну и какой дворянин от такого подарка откажется? Правильно, никакой. Вот дворяне и носились по всей Ливонии, как очумелые, ведь когда ещё такой аукцион щедрости случится в другой раз?
Оттого и Нил с Прохором, схоронив отца и отправив домой кой какой хабар, вновь были в походе, пробираясь через лесные чащи и замёрзшие болота ещё не присоединённых земель туда, где хоронились от облав местные жители. Да только бестолку то, ибо шансов пересидеть тишком лихие денёчки, у них теперь было очень и очень мало.
Это ведь в обычном походе излишний полон был больше вреден, так как занимал лишнее место в обозе да требовал дополнительной еды, которой подчас и самим поместным не хватало, отчего больше трёх-четырёх холопов мало кто и приводил с собой из похода, а порой и вовсе одного-двух. Но если можно продать пленников прямо в воинском лагере, избавляя таким образом себя от непомерной обузы, то каждый из дворян мог вновь и вновь выходить в набег, приводя каждый раз всё новых и новых полоняников, дабы таким вот нехитрым образом "объегорить" ненавистных купчишек.
И вряд ли кто из них поверил бы, что купцы вовсе не в ущерб себе торгуют. Ведь десять мужиков даже по мирному времени это всего пять рублей, а по военным ценам так и вовсе мужик за десять копеек шёл, а девка за пятнадцать. Но именно так всё и было. Просто за дело доспешного промысла взялся никто иной, а попаданец. Который знал одно — механизация, прокатный стан и штамповка, про которые ни одна книга про попаданцев не обходится, и вправду творят чудеса. Просто, прежде чем всё было отлажено и как надо заработало, не один поток пота сошел, что с князя, что с его розмыслов. Он ведь опять только общий вид желаемого мог накидать, а думать пришлось уж молодой поросли. Ну, так не зря же он на их образование столько личных денег вбухал! В общем, с грехом пополам справились. Зато, когда себестоимость считать стали, тут-то счетоводы и обомлели: новая цена позволяла существенно скинуть цену на вполне качественный, хоть и без излишних украшений и надписей, бахтерец, который в виду перехода на "степной" маневренный стиль боя всё больше и больше входил в моду, сочетая в себе удобство, легкость и высокую степень защиты, и позволяя при этом свободно разворачиваться в седле. Причём Андрей сразу запустил в дело не русский вариант, где требовалось скрепить аж 1500 стальных пластинок, а более поздний, польский, с более широкими пластинами, отчего их требовалось куда меньше, всего-то 700-800 штук на один доспех.
Да, поначалу-то он хотел на зерцальный доспех замахнуться, но потом выяснил, что бахтерец или юшман — гораздо проще получаются. Ведь там почти одинакового размера пластинки, просто и безыскусно собранные в вертикальные ряды. А уровень защиты — примерно одинаковый. У бахтерца, может, ещё и лучше, там ведь вертикальный нахлест...
Вот только даже по новым ценам не каждый поместный мог позволить себе такую покупку, зато Андрею, для заселения многочисленных колоний, требовались тысячи и тысячи людей. И когда розмыслы смогли, наконец-то, создать вполне рабочий вариант мануфактуры, где на многих операциях трудились за людей различные механизмы, работающие от водной энергии, в голове у князя словно щёлкнуло какое-то реле. Поняв, что он вполне может уронить цену на них аж до пары рублей и быть при этом в прибыли. Вот только и пары рублей для многих поместных довольно большая сумма. Зато наловить людишек в ходе многочисленных загонов они могли хоть сотню тысяч, хоть две сотни.
Вот Нил с Прохором, как сотни других поместных, и носились по заснеженным лесам и болотам, выискивая схоронившихся крестьян. Оба уже набрали нужное число пленных и теперь щеголяли в новых доспехах, но ведь на хозяйстве оставался ещё и младший брат, которому в скором времени предстояло тоже верстаться на службу. Так что же ему, в тегиляе, что ли выступать? Или братовьям чухонцев жалко? Да нет же, конечно! Пока купцы не одумались, надобно было у них "выкупить" всего и побольше. И так думали не только братья Гордеевы.
И от их рвения очень скоро в многочисленных лагерях, созданных князем в самых разных местах, но с обязательно удобным подъездом по рекам, стали скапливаться сотни будущих колонистов. Да, большинство из них будут либо обменяны на русского мужика, который и поедет за океан, в диковинную землицу Америку, либо заедут на южную окраину, заселять черноземье. Но это будет не скоро, а пока же княжеские приказчики буквально воем выли, сводя сметы в конце каждого месяца, даже не представляя, какие мысли их бумаги вызывали уже у их хозяина. Ибо были они сугубо матерные, поскольку не исхитрись он в своё время, эти тысячи пленников просто выдоили бы его сейчас насухо. А так получалось вроде бы и вполне терпимо. Ведь всех полонённых чухонцев в эти зимние месяцы учили не только говорить и понимать русскую речь, но и заставляли отрабатывать собственный прокорм, благо о правах заключённых в этом времени мало кто ведал.
А началось всё ещё несколько лет назад, сразу после создания Корабельного приказа. Всё же от Москвы до моря был путь не близкий, а уж про дороги на Руси не один век легенды и поговорки слагали. Нет, сухопутный путь был и вполне себе функционировал со времён ещё, наверное, князя Рюрика, но что это был за путь? Новгородский тракт проходил через Клин, Тверь, Торжок, Вышний Волочёк и Яжелбицы, и представлял собой сложную водно-сухопутную систему, обстроенную ямскими станциями, инженерными сооружениями, многоверстной бревенчатой мостовой, плотами для переправ через значительные реки, да специальными барками для движения по реке Мсте и озеру Ильмень от Бронниц к Новгороду. И двигаться по ней с приемлемым комфортом можно было только зимой. Что Андрея, как главу приказа, нисколько не устраивало. Вот и начал он выпытывать у казначея деньги на ремонт и обустройство новгородского тракта. Нет, так бы по уму, следовало вообще новый путь проложить, да только за прошедшие века купцы к старой дороге приспособились, пообвыклись. Да и города, что на ней стояли, с той дороги тоже ведь кормились изрядно. Вот и решил Андрей просто расширить и благоустроить сей путь хотя бы до уровня семнадцатого века, когда ширину тракта довели до шести метров и слегка облагородили.
Но и на подобную "малость" денег из казны давать не спешили, ведь во главе всех тарт нынче стояла Большая Засечная Черта. А без денег нанять большое количество рабочих рук Андрей не мог, отчего дорожные работы велись ни шатко, ни валко. И тут подвалило такое подспорье в виде пленников, которым за работу лишнюю копейку платить не надо. Знай, корми, да кров давай. Ну, Андрей и развернулся, скинув с себя большую часть затрат по содержанию практически своих холопов на казённые средства. А что, работ на тракте хватало. Хотя бы деревья срубить, чтобы ширину увеличить. Или траншеи рыть, пусть и в мёрзлой земле.
В общем, чем занять холопов, князю придумывать было не надо: работы всюду хватало. Зато он в очередной раз смог посмеяться над вывертами истории, когда однажды вспомнил про Якоба Курляндского. Тот ведь тоже в свои колонии именно крепостных чухонцев направлял. Видать, у тех на роду было написано поучаствовать в колонизации Америки.
Но пока что до весенних плаваний было далеко, так что князь старательно разгребал ту кучу дел, что скопилась за время его отсутствия.
Глава 14
1 февраля 1527 года на рыночной площади Штеттина началось волнение, застрельщиками которого выступили городские ткачи, которых не очень-то и радовала резко возросшая торговля тканями со стороны приезжих купцов, а также рост цен на сырьё и продовольствие. На следующий день волнение распространилось и на другие цеха города. Ведь и там были практически те же проблемы, что и у ткачей.
Городской магистрат и купцы, как ни странно, решительно поддержали своих ремесленников, и даже пригласили на заседание, где рассматривался вопрос о том, каким образом избавиться от лишних отягощений и не давать впредь герцогу чиншей и оброков, избранный цеховиками комитет из наиболее авторитетных мастеров. То есть на феодального сеньора ополчились разом и бюргерские и плебейские оппозиции города, стремившиеся в первую очередь упразднить его феодальные прерогативы. И даже выход из положения они видели один: для начала снести герцогскую таможню на входе в лагуну. С этим были согласны и комитет, и городская община, и магистрат, сильно озабоченные тем, что Волин, став отдельным графством, может закрыть свободный проход и через Дифенов с Камминер Бодден. А учитывая, что на Пенне и без того стоял герцогский город Вольгаст, получалось, что герцог исподволь собирался душить Штеттин, закрывая своими таможнями свободный проход в город. И с этим нужно было что-то делать.
Да, можно было обратиться в третейский суд, но дела в нём рассматривались годами. Так в нём уже два года велось производство по случаю признания привилегий герцогов на Дамгартен и Вольгаст, с отменой им пошлин, чему решительно и воспротивился Штеттин. И конца и края этому процессу видно не было. Так что горожане решили, что им куда сподручней будет повторить собственный же подвиг и решить возникшую проблему самостоятельно.
А вот по-поводу обложения чужих товаров новой податью и прочими требованиями, выдвигаемыми городскими низами, мнения разошлись, ибо желания купцов-перекупов мягко говоря не совсем совпадали с желаниями ремесленников. Но эту борьбу решено было отложить на более поздний срок. Поскольку в первую очередь требовалось показать герцогам, что с мнением горожан стоит считаться.
К тому же среди части горожан стали всё чаще возникать разговоры о том, что Пирицкий мирный договор стоило бы и пересмотреть, вернувшись к условиям Пренцлавского договора, ибо при герцоге Бранденбургском городу бы не создавали таких тягот. Разумеется, бранденбургский герцог тут же сделал стойку, ведь даже сейчас он сохранял за собой часть прав сюзерена над герцогами Померании. И раз император Карл не спешил вмешиваться в старую тяжбу, то от желания половить рыбку в мутной воде мятежа герцог Иоахим не отказался бы.
О чем и пенял в последние дни зимы Барним Георгу, уже жалея, что решился на авантюру, предложенную русским князем.
— Русский царь крепко застрял в Ливонии, — почти кричал он, шагая по широкому залу из стороны в сторону. — А деньги за графство ушли в карман ливонского магистра. Как и многие другие.
— Зато ты, брат, вскоре станешь герцогом Курляндии, — Георг на фоне брата был само спокойствие.
— А ты можешь лишиться Померании.
— Нет, — усмехнулся Георг.
— Что нет? Нестор обязательно вмешается в наш конфликт с городом, и что мы выставим против него?
— Для начала мы пригласим его, как сеньора, на оммаж нового графа. Причём пригласим с малой свитой.
— Он сделает вид, что смертельно оскорблён. И станет собирать свою армию.
— Что же, тогда мы поставим его перед выбором: поддержать протестантов против католиков, коими в герцогстве являемся мы и наши вассалы. Ведь в Штеттине уже появились протестанские проходимцы, и мы просто объявим, что идём бороться не только с мятежом, но и с ересью. Иоахиму — этому борцу с лютеранами — будет трудно объяснить, почему он идёт против своих убеждений. Но если он всё же решится, то мы положимся на нашего нового вассала. Ведь наш знакомый князь нанял ему большую рать — пять тысяч пехоты и две тысячи конницы. И эти силы прибудут в герцогство вместе с ним.
— На какой срок?
— На полгода.
— Однако, — хмыкнул удивлённый Барним. — С учётом вассалов и собственных наёмников, у нас будет неплохое войско. А Иоахим, конечно, авантюрист, но не дурак. Так что вряд ли решится на войну, но начнёт мутить воду в совете империи.
— Если мы покончим с мятежом за эти полгода, то и плевать я хотел на его попытки. Зато Штеттин полностью принадлежащий нам, без всех этих купеческих оговорок — приз более чем достойный. Я даже оставлю горожанам часть их прав, возможно, даже, большую часть, но главным в городе буду только я, а не бургомистр. С правом "вето" на любое решение магистрата!
— А если город восстанет?
— А зачем? Они ведь будут жить, как жили. Ну, почти также. Зато ни мне, ни нашим потомкам уже не придётся умолять этих подлых толстосумов разрешать нам же что-то построить в собственной столице, да и налоги с города станут более адекватными. А если что, у меня под рукой всегда будет один юный граф, — криво усмехнулся в короткостриженную бороду Георг.
В общем, брата ему удалось успокоить. А вот предотвратить поход городской армии против Свинемюнде — нет. Так что городок вновь был разгромлен и срыт, а таможня в нём уничтожена. И по этому поводу горожане устроили большое празднество, которое окончилось известием, ставшим для них ушатом холодной войны. Герцоги объявили их мятежниками и стали собирать своих вассалов на войну.
Нет, горожане не испугались. Ведь всего пару десятков лет назад они уже давали отпор отцу нынешних сеньоров, да и на помощь Бранденбурга тоже надеялись, хоть и не так сильно, как на крепость городских стен и силу городского ополчения. А поскольку запасов на зиму было собрано изрядно, то и долгой осады город не боялся. Более того, нанятые им ландскнехты даже умудрились разбить небольшой отряд герцогской армии, вырвавшийся далеко вперёд от основных сил. Что лишь придало горожанам уверенности.
Однако основная война началась всё же весной, хотя зима и выдалась относительно мягкой, неустойчивой и бесснежной, но морской путь ещё не очистился, а значит и хороших осадных орудий герцогам ещё не подвезли. Нет, своя артиллерия у них была, но вот настоящих осадных стволов было мало, очень мало. Однако в начале апреля поход против восставшей столицы всё же начался.
