Впрочем, и сам двор царицын многое претерпел за эти годы. Ушли в отставку старые мамки, что Соломонии служили верно. Царица-перестарок (шутка ли, в двадцать пять лет замуж вышла!) быстро показала свой норов: ежели ранее боярынями-казначеей, кравчей, постельничей да светличной были в основном пожилые женщины, часто вдовы, то теперь на эти должности подбирались те, кто успел выказать верность или нужность самой царице. Так боярыней-казначеей стала жена казначея Головина и дочь князя Одоевского-Швиха Мария, а боярыней-кравчей — княгиня Барбашина, супруга, набившего уже всем оскомину Андрюшки Барбашина. Подумать только дьяческая дочка стала главнейшей боярыней при дворе царицы, ибо находилась постоянно при ней и была, так сказать, её правою рукою во всех домашних делах. Конечно, многих при дворе государя это возмутило, но царица, понёсшая к тому времени от царя, смогла уговорить супруга принять её сторону. И только теперь Курбские задумались: получалось, что Ванька Сабуров не просто так на Андрюшку взъелся, говоря, что тот оттого против Соломонии говорит, что через новую царицу хочет сам на государя влиять. И ведь что получается? Прав был Ванька, не прогадал князюшка. А Курбские сему не верили. А ведь если подумать, то Андрюшка давно к этому готовился. Ведь жёнушка его не только читать да считать умела, но и чужеродные языки ведала. Уж на что ляшский язык похож на русский, а всё же с непривычки не всё и поймёшь. Вот и вышла Барбашина у царицы на первый план, что и по-ляшски могла с ней поговорить, и по-латински. Да говорят знающие люди, что не кружева да тряпки они обсуждают, как смиренным жёнам положено, а политИк государственный. И ладно бы польская княжна, они там, в закатных странах по-иному обучены, но Варька-то откель ума набралась? Ох и правду говорят: муж да жена — одна сатана! Опутали змеюки государей: он — царя, она — царицу! И вот нынче у трона собрался клубок из Шуйских и Бельских, а Курбские ими как бы на обочину сдвинуты. Одно благо: жена Михаила вошла в свиту царицы, хоть и в чине приезжих боярынь. Да только что толку с бабы-то?
Вот и кручинились Курбские в послерождественский вечер, сидя за большим столом с малым числом блюд и наливок.
Больше всех горевал князь Фёдор Михайлович Курбский-Чёрный. Обласканный государем вместе с другими воеводами за победу над сибирским ханом и доставку в столицу мятежных лужавуя и черемисских старшин, которых войско поимало-таки во взятом после долгой осады Керменчуке, он теперь засобирался в ответный поход, мечтая лично возглавить рать, что пойдёт в землю Сибирскую. Да только царь, явно по чужому навету, отказал Курбскому в такой малости, назначив его воеводой Полка правой руки большой рати, что собиралась идти под личным руководством царя в Ливонию. Вроде как возвысил по местническому счёту, да только князь Фёдор, что называется, закусил удила. Честь честью, но поход в землю Сибирскую сулил куда большие богатства, чем поход в разорённую войной Ливонию.
— Что в той Ливонии? А вот сибирская землица вельми обильна и златом-серебром, и пушным промыслом. Вспомни деда нашего, как он с Салтыком хаживал. Вот и другой кто там обогатится сверх всякой меры. А я ведь не только в поход хотел пойти, — тут он со злостью грохнул кулаком по столешнице, да так, что вся посуда подскочила. — Не за драгоценной мягкой рухлядью и рыбьим зубом, но ради дела великого. Собирался я княжество нам отвоевать поболе, чем прежнее наше, Ярославское, было. Сели б мы там, Рюриковичи, вместо хана, да править бы стали по старым уложениям. Мужиков бы завезли, чтобы землю пахали, да ремесленников всяких. Отстроили бы города, церкви, торговлюшку бы завели. Показали б Калитичам, что и Курбские не хуже править могут. А теперь что? Васька, став царём, возгордился сверх всякой меры. На большие рода смотрит искоса, окружает себя малознатными. Вот и нас от трона отринул, так, глядишь, скоро и ко дворянам без рода-племени приравняет.
— Ох и замыслил же ты, Федька, делов, — покачал головой явно удивлённый словами племянника Сёмен Фёдорович. — И ведь вправду, бывал я за Камнем, есть там, где развернуться. Только вряд ли Василий дал бы тебе те земли в удельное княжение.
— Что же я, глупец какой сразу о том хвалиться? — обиделся князь Фёдор. — Я бы исподтишка примучил бы тамошних князьцов мне роту принести, да людишек бы стал туда посылать малыми отрядами. Тех же полоняников бы скупил на Холопьем рынке ради дела такого. Вон как Андрюшка бы всё провернул, что в своё заморье люд православный отправляет. Иль думаете, он за государя хлопочет? Где это видано, чтобы купчишки землёй управляли? Себе удельное княжество он готовит. Да так всё обставил, что ещё и почести ему за это от государя идут. Змей он лукавый, всех обманул, обаял. Подумать только, я пока о своём княжестве не задумался, тоже его словам верил. Ай да Андрюшка — годами юн, а умом старец многомудрый!
— Так может Ваське про то поведать? Иль псу его, Шигоне? — встрепенулся двоюродный дядя князя Фёдора, князь Александр Дмитриевич Курбский.
— Ага, кто же нам в том поверит, — горько усмехнулся князь Семён. — У Шигони с Андрюшкой свои шашни, да и государь к ЕГО, — он выделил интонацией последнее слово, — советам прислушивается. Теперь же ещё и жена будет в ушко царицы петь. А ночная кукушка дневную завсегда перекукует. Тем более сейчас, когда царица непраздна. А уж когда наследник появится, — тут он просто махнул рукой, как бы говоря, что и так всем всё понятно. — А ведь и я Андрюшке всегда верил. С самого момента знакомства. И умён, и прям. Слова всегда правильные говорил, мысли, что у многих на уме — верно озвучивал. Оттого и поддерживают его многие, что не встреч им он идёт, а как бы рядышком, но всё равно своей дорогой. Да и книги его дюже хороши. Недаром даже в закатных странах его читают. Эх, будь у меня такой сын — отдался бы греху гордыни всею душой. Так что прав ты, Федя, Андрюшка вельми умён и тягаться с ним пустое. Наоборот, надобно его методы на себя примерять. Ведь в отличие от тебя и деда твоего, а моего отца, он понял, что не дадут нам Калитичи близ своих границ своё княжение иметь. Ни самостийное, ни удельное. А вот за морем, — тут он криво усмехнулся, — за морем другое дело. Надобно в Думе бучу поднять, мол, почто это земли купчишкам, а не государю под руку идут. Насколько я Андрюшку понял — он извернётся. Но вот государя поневоле уговорит, чтобы права на заморскую экспансию и другим княжатам достались. Нужно только, чтобы не все туда рванулись. Допустим, залоговая грамота для таких желающих тысяч в десять чтобы была, да от родовичей, что на Руси останутся. Не каждый род такое потянет. А вот мы тогда и начнём своё княжество вдали от Калитичей вершить.
— Ну, Семён, — восхищённо воскликнул князь Андрей, — ну голова! Вот только за море плыть как-то боязно. Пучина морская, гады всякие.
— Андрюшка вон плавает себе, и знай только барыши считает, — зло буркнул Фёдор. — И мы поплывём. Прав ты, дядя, надобно нам государю свою преданность да службу верную показать, дабы он препятствий нам не чинил. Хотя в сибирском походе барышей куда больше было бы.
— Успокойся, Фёдор, чай не завтра в землицу заморскую поедем. Будет время калиту наполнить.
Они молча выпили, похрустели закусками и тут князь Александр вздохнул:
— Лишь бы не поздно стало. Васька ведь с мужичьём цацкаться не просто так начал. Воинов себе из них набирает, командовать которыми даже дворянам зазорно. И никто из вас не понимает, что коль сами мужички ратниками станут, то зачем царю тогда дворяне нужны будут?
— Да с тех стрельцов воины, — отмахнулся Семён Курбский. — Хотя в рижском походе они вроде неплохо себя показали.
— Ох, ты, молодо-зелено, — усмехнулся Андрей. — Поначалу-то смешно, да лишь бы потом слезами кровавыми не умыться. Вот как будет у царя тысяч двадцать стрельцов, так он за нас-то и возьмётся. И ничего им наши дружины малые не сделают. А тот же Шуморовский, дружок Андрюшкин, будет за царя глотку любому рвать. Затем и тянет Васька к себе подобных, что опричь богатых родов старается. Одного не пойму, отчего Шуйские ему в том потворствуют.
— Ну, Шуйские всегда себе на уме были. Зато, какой скандал был в Думе намедни, — вдруг усмехнулся Семён. — Андрюшка Барбашин заявил, что Чингизиды ниже Рюриковичей, потому как в то время, когда Рюриковичи уже державой правили, Чингис обычным пастухом был. И предложил всем, кто чингизовой кровью бахвалиться пойти за конями яблоки убирать.
— Поди, бока-то выскочке намяли? — с надеждой спросил Александр.
— Многие хотели, да только Васька не велел. Более того, он да митрополит порешили, что раз такое дело, то отныне царя крымского, что рода Чингисова, братом молодшим почитать надобно.
— Ой, не простит тот подобного поношения! — воскликнул Михаил. — Ей богу, не простит.
— Оттого и ждать будут его в силе тяжкой по лету, — согласно кивнул Семён. — Хотя доброхоты доносят, что царю нынче не до похода. Замятня в Крыму продолжается.
— Вот с того-то Васька и осмелел, — буркнул Александр. — Ох, чую, не к добру все эти нововведения.
— Это ещё что, — невесело произнёс Семён. — Мне тут дьяк Цыплетев шепнул, что дадено дьякам да писарям повеление узнать, как в дальних уездах правление идёт, а послам — как в землях иноземных то устроено. Мол, жалуется народишко на воеводское кормление. Вот и ко мне, в Нижний Новгород, наезжал такой писаришка. Даже не знаю, чем это и обернётся.
— Повреждением нравов и падением всех устоев! — горячо воскликнул Александр Курбский. — А на устоях всё и держится. Как же, третий Рим! Не была Москва Римом, и не стоит пытаться! Бывал я в Овле-городке, так подобного попрания прав княжеских нигде не упомню. Почти ничего наместник не может без соизволения городского совета. Мол, Земщина — основа основ. Подумать только, смерд пахучий решать будет, что князю родовитому делать надлежит!
— Однако государь Андрюшке в том не попрекает, видать есть у него своя докука, — покачал головой Семён Фёдорович.
— Да и пусть его, — вдруг сказал князь Михаил, что весь разговор молча просидел за столом, внимательно выслушивая всех. — То не нашего ума дело! Наше дело княжество себе в землях заморских обустроить, а что да как тут будет — то пусть у Василия голова болит.
— Слова не мальчика, но мужа, племяш, — хлопнул по столу ладонью князь Андрей. — На том и порешим пока. А жонке своей скажи, пущай попробует с Варькой задружиться. А через неё и с царицей, коли выйдет. Чую, Анна не Соломония — она куда большей заступой стать может.
— И всё же Соломония, как царица, куда милее бы была, — с грустью вздохнул князь Семён.
* * *
*
Сильвестр Малой, слегка постаревший за последние годы, но всё такой же крепкий, стремительно ворвался в приказную избу Руссо-Балта, впустив в хорошо протопленную комнату клубы морозного пара. В долгополой шубе с отложным воротом, стуча по полу сделанной из дерева и моржового зуба лучшими новгородскими мастерами тростью, он быстро прошагал по длинному коридору и вошёл в большую и достаточно светлую комнату, где подле аналоя, что стоял перед образом Спаса, сгорбившись, сидели на стульях за столами дьяки, да стоял возле хозяйской двери пожилой, но уверенный в своих силах казак.
Дьяки, подскочив, низко поклонились главному приказчику, набравшему в последние годы большую силу не только в Новгороде.
— Ну? — грозно спросил Малой.
— Всё по обычаю, — ответил ему старший из дьяков. — Лишь в Ладоге амбар с товарами погорел. Следаки туда уже поехали. Старшим дьяк Нечаев.
— Много погорело?
— Пока не ведомо. Опись ещё составляется. Будет со следующим гонцом.
— Хорошо, как будет всё известно, доложишь.
И Малой открыл дверцу, охраняемую казаком. За ней была видна лестница, что вела на второй этаж, где располагались кабинеты всех главных служащих компании.
Поднимаясь по ступеням, Сильвестр неслышно рассмеялся, вспомнив, как быстро прижилось это новое слово, пущенное в обиход князем: "следаки". Однако работа у этих самых следаков была очень даже нужная — они старательно выясняли, кто и как погубил тот или иной товар, а подчас и смертоубийствами занимались, помогая в том государевым людям. Ведь грабить себя ни Компания, ни товарищество позволять не собиралось.
Какое товарищество? Так известно какое — "добровольного страхования", что изобрёл князь. Задумка была интересной, но попервоначалу показалась Сильвестру малоперспективной. Однако, как оказалось, это была довольно известная практика в закатных странах, приносящая своим хозяевам довольно увесистый доход. Вот князь и ухватился за такой вид деятельности, благо пиратская добыча позволяла на первых порах выплачивать пострадавшим их страховые суммы. А со временем страховая касса стала пополняться куда быстрее, чем опустошалась разными выплатами. Ведь князь только начал с морских перевозок, а продолжил уже по самым разным направлениям. Так, его люди уговорили многих в Норовском застраховать свои дворы от пожара. Пять лет люди платили князю "ни за что", как смеялись их соседи. Но когда после вспыхнувшего от плохо затушенного костра пожара сгорела вся улица, смеялись уже те, кто успел застраховаться. И молва об очередном новшестве понеслась по русским землям, заставляя многих кряхтеть и чесать в затылке, ибо вроде и дурость ни за что деньги платить, а в другой раз и вовсе не дурость получается.
То же самое было и на море. Многие купцы до сей поры без покупки страховок на свой страх и риск ходили, но многие и поверили в начинание, тем более, когда с нечто подобным в закатных землях столкнулись. Ну и примеры перед глазами были, куда ж без них. Скольких купцов эта страховка от долговой ямы уберегла. Так что дело имущественного страхования с каждым годом лишь набирало обороты. И даже появились первые конкуренты. Те же Таракановы быстро поняли всю выгоду подобной деятельности и стали везде и всюду предлагать свои услуги. А князь не велел их давить, сказав, что монополия не всегда есть добро для нужного дела.
Поднявшись к себе, Малой скинул шубу и кафтан, оставшись в одной рубахе из тонкого льна, и, достав из железного сейфа бумаги, принялся за дела. А дел было очень много. Сейчас у Компании было ровно тридцать три торговых корабля грузоподъёмностью по шесть тысяч сто пудов, не считая старой мелочи от трёхсот до двух тысяч пудов вместимостью, которых было далеко за сотню, но которые дальше Балтики никуда не ходили. И каждый год Компания закупала по паре тройке новых лодий несмотря на то, что содержать корабль удовольствие довольно недешёвое. Однако товаров на рынке было пока что в достатке, так что куда расти Руссо-Балту было. Но вот хороших мореходов, а особенно кормщиков давно уже стало не хватать. Судовладельцы, дабы заманить к себе опытного кормщика шли на самые разные уступки и ухищрения. Но если простым купцам ещё пока хватало обученных по старинке, путём передачи опыта от отца к сыну судоводителей, то вот Компаниям требовались настоящие навигаторы, способные ориентироваться в любом море. Особенно это касалось Российско-американской компании, кораблям которой приходилось пересекать океан. Да, формально Руссо-Балт и РАК были разными структурами (с чем Сильвестр был до сей поры не согласен), но среди учредителей и главных пайщиков что там, что там были в основном одни и те же лица, так что проблемы что одной, что другой компании Сильвестр ведал хорошо.
