| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
...С обеда вдруг нахмурилось и зарядил ливень. Серые тучи висели плотно и низко, точно хотели придавить собою Долину. Бледно-голубые длинные молнии вонзались в почерневшие Холмы и спустя долгие секунды доносилось ленивое ворчание летнего грома. Сад потемнел и посвежел, благодарно подставляя тяжелым каплям зеленые ладони; пронзительно запахло травой и землей, на каменных плитах двора вскипели серебряные лужицы...Все звуки вдруг сделались тише, словно растворились, — только капли по стеклу, только шорох дождя по листьям, и лишь изредка — приглушенный быстрый смех пробегающих прохожих да стук проезжей кареты под аккомпанемент подков...
Рио сделалось скучно. Она поиграла с Карапузом, попробовала пристать с какими-то глупостями к Зануде, но та сбежала от нее в библиотеку и уткнулась в очередную толстую книгу. Поднявшись к себе, девочка включила было телевизор, но тут же выключила его, такая же участь постигла и компьютер, а потом и вовсе свет погас — во время грозы такое бывало нередко. В Замке засуетились, стали зажигать свечи, во множестве заготовленные специально для подобных случаев. Кто-то предложил разжечь камин в гостиной — в старом Замке, несмотря на начало июня, к вечеру становилось прохладно... И вот по стенам заплясали вытянутые тени и желтые отблески свечей, в дальних коридорах сгустились сумерки, и обитатели Замка стали подтягиваться в гостиную, привлеченные теплом огромного камина.
Рио любила такие вечера и настроение у нее немного поднялось. Она заняла ближайшее к огню кресло, — ей всегда нравилось наблюдать его жизнь. Из Кухни поплыл аромат свежей сдобы и уже расставляли на огромном круглом столе к чаю. Кто-то сел за рояль — звучные арпеджио разогнали остатки ее грусти — и нежный женский голос начал старинный романс, к нему тотчас присоединился мужской...Сделалось совсем хорошо и уютно, и все это почувствовали — и от этого стало еще лучше... За стенами вовсю бушевала гроза, надвинувшаяся с Холмов, но тщетно пыталась непогода пробиться сквозь толстые камни — старый Замок надежно укрывал своих питомцев, — и чем больше она злилась, тем сильнее разгоралось веселье в самом его сердце...
Убаюканная теплом камина, Рио прикрыла глаза — очарованье вечера и музыки заполнили ее душу, и она уже уплывала куда-то на качающихся волнах, как вдруг чьи-то пальцы грубо вцепились в ее плечо.
— Уступи-ка мне место, детка...— произнес простуженный голос, и ее совершенно бесцеремонно, точно куклу, вытащили из уютного плена кресла.
Кресло тотчас жалобно заскрипело: огромная туша, пропахшая дорогим табаком и одеколоном, обрушилась в его недра, и засопела, устраиваясь поудобнее. Это был дядя Винки.
От обиды Рио чуть не заплакала. Покраснев от злости, она с бессильной ненавистью смотрела на его рыжие бакенбарды, мясистый нос, обрюзгшие щеки...
— Марш спать!.. — несколько раздраженно приказал дядя, видя, что она застыла рядом, и занялся своей трубкой, тут же забыв о ее существовании.
Вечер погиб...
Круто развернувшись, Рио помчалась вон, пытаясь опередить поступающие слезы.
Однако настоящая развязка этого длинного дня наступила несколько позже.
* * *
* * *
* * *
После чая, многие обитатели Замка покинули гостиную, но часть из них осталась — очень уж славно сидеть вот так при свечах в хорошей компании, слушать дождь за окном и вести неспешную беседу, тем более что на столе появились графины с домашней наливочкой. Как водится, разговоры свелись к дням давно минувшим, — да было бы и удивительно, если в подобной обстановке речь зашла о чем-то другом.
-... Правда ли, что голова барона была похищена? — спросил кто-то из недавно приехавших гостей.
В ответ Бабушка в тысячный раз пересказала историю о том, как тело Юстэса фон Гилленхарта, сраженного насмерть неизвестным рыцарем во время турнира, самым варварским способом обезглавили прямо в гробу ночью в часовне перед отпеванием.
— Вероятно, это сделал тот, кто его убил?.. — предположил один из сидевших за столом. — Насколько мне известно, убивший Гилленхарта исчез из города...
— ...А я читал в хрониках, что голова была похищена вовсе не у барона, а у его отца... — перебил говорившего другой.
— ...И не отца вовсе, а его наперсника и боевого товарища, что прибыл с ним с Востока... — вмешался в спор третий.
Собравшиеся в гостиной загомонили все разом, перебивая друг друга: за время, утекшее с тех давних пор, история о похищении головы мертвеца обросла множеством противоречивых подробностей, подобно морскому камню, увитому водорослями, и теперь каждому непременно хотелось отстоять свое. Жаркие споры, вероятно, закончились бы ничем, угаснув так же быстро, как и начались, но тут Красавчик подлил масла в огонь:
— ...Гораздо интереснее, по-моему, куда исчезли сокровища барона, нежели его пустая голова... — заметил он негромко, однако голос его был услышан спорившими.
— Нельзя же так о покойном! — возмутилась было тетя Розалия, но ее перебили: — А действительно, куда?..
— Надо бы спросить у барона... — посоветовал кто-то.
— Спросишь его, как же...
— Что если устроить спиритический сеанс?!
— Вздор!..
— Нет, отчего же...
Слово за слово — и неожиданная идея обрела свое воплощение. Ликеры и наливки мигом перекочевали на маленький столик в углу комнаты, — на их месте расстелили белый лист бумаги с наспех нарисованными буквами алфавита и пентаграммой, расставили свечи, приготовили блюдце и большую иглу. Правда, толком никто из участников точно и не представлял себе, что и как следует делать... На роль медиума согласилась Зелла Амстьен — та самая, что пела романс...
Расселись кругом. Кто-то заметил, что, кажется, всем нужно взяться за руки — так и сделали.
Возникла пауза...
Можно было услышать, как вздыхают поленья в камине. Зрители, добрая половина которых последовала за наливками, тихо перешептывались у стены и негромко звенели бокалами... По углам словно бы стало темнее. Шум дождя и ветра усилился...
Постепенно разговоры совсем умолкли и наступившую тишину нарушало лишь потрескивание свечей.
За окном беззвучно сверкнула молния.
— ...Начинайте же!.. — громко прошипел кто-то, не выдержав.
Сидящие за столом разом оборотились на Зеллу. Она придала лицу мрачное и торжественное выражение, набрала в грудь воздуха и... внезапно смутившись, обиженно спросила:
— А что говорить-то?...
Ее голос вдруг показался таким обыденным, что наступившее напряжение тотчас спало. Многие невольно выдохнули, переводя дыхание; по залу побежали смешки, люди за столом тоже расслабились... Но послышались раскаты грома — и все тут же вновь испуганно притихли...
— Именем чистых сил Неба — заклинаю!... — нараспев, неуверенным и низким голосом начала импровизировать Зелла, слегка завывая. — Да пребудет с нами Святая сила...
— ... по-моему она что-то не то говорит, — причем же здесь Святые силы?.. — шепнула на ухо своей соседке тетя Розалия, сидевшая на стуле у самых дверей, но та лишь шикнула на нее в ответ...
Снова свернула молния — какая-то совсем необычайно яркая...
— ...дух барона фон Гилленхарта! Появись!.. — понемногу входя в роль, продолжала певица. — Приди к нам!!.. — ее голос поднялся до крика. — Приди!!!..
И тут, недовольно ерзавшая на своем месте, тетя Розалия услыхала за дверью шаги...
Вскочив, она с грохотом опрокинула стул, — все тотчас обернулись на нее... Ударил гром — кто-то вскрикнул...Медленно и беззвучно отворились тяжелые двери — и сквозь проем, освещенный бледным призрачным светом молний, все увидели приближающийся странный черный силуэт...
— ...Каг-гла фон Гил-л-ленха-арт!!!.. — раскатисто вдруг прогремело где-то под самым потолком, и эхо многократно ударилось о стены — и голос этот не мог принадлежать никому из находящихся в зале, — и многие божились потом, будто в самый этот момент сбоку от дверей на несколько кратких мгновений возник некто в белом парике и старинном камзоле и ударил жезлом мажордома о каменный пол...
Буря распахнула окно, послышался звон разбитого стекла... Женщины завизжали, все повскакивали со своих мест, опрокидывая бокалы и стулья; ворвавшийся ветер, гася свечи, подхватил со стола исчерченный белый лист и тут... дали свет...
В ярких электрических огнях глазам потрясенных очевидцев предстала маленькая, насквозь промокшая, горбунья в темном плаще с капюшоном, нагруженная дорожными сумками и чемоданами.
Несколько ошеломленная, она исподлобья взирала на странное сборище — многих поразили ее огромные, удивительно яркие синие глаза, — а потом сказала:
— Лучше бы, конечно, кто-нибудь встретил меня на вокзале... Но все равно — спасибо!..
( В этом месте — истерический смех и занавес...)
* * *
* * *
* * *
*
... Рио еще не знала, что месть — это блюдо, которое лучше есть остывшим, такие тонкости были ей не по возрасту, — поэтому принялась за дядюшку сразу же.
Дядя Винки к тому времени прожил в доме Гилленхартов около трех лет, лишь изредка отлучаясь куда-то по своим делам, и она достаточно хорошо изучила его привычки. Самым слабым местом противника была его страсть к обжорству. Еще он любил дорогой парфюм, красоток из кабаре "Фламинго" и свою морскую фуражку, — до того, как обосноваться в Зеленой Чаше, дядюшка четверть века прослужил капитаном небольшого торгового судна.
Фуражку и красоток обиженная племянница отложила на будущее, а вот с трубкой разделалась сразу, подсыпав в табак пороху. Дядюшка обычно курил на веранде, выходящей в сад, и сидя у себя в комнате возле открытого окна, Рио вдоволь насладилась его чертыханиями.
Но этого ей показалось мало. Когда-то Толстяк Дю по-приятельски поделился с ней секретом приготовления адской смеси, основным компонентом которой был горький перец. Настало время использовать полученные знания. Собственноручно приготовив приправу, — у нее потом еще с неделю слезала кожа на кончиках пальцев, — Рио терпеливо дожидалась подходящего момента. И он не заставил себя долго ждать.
В тот же день после обеда дядя Винки спустился в Кухню за добавкой. Шлепнув себе на тарелку огромный кусок жареного мяса, украсив его зеленью и горкой гарнира величиной с маленькую Джомолунгму, дядюшка отвлекся на мгновенье к пивному бочонку. Это его и погубило.
Присев рядышком на другом краю стола, Рио и Карапуз — брат не был полностью посвящен в детали преступления, ему отводилась роль зрителя, — чинно трудились над яблочным пирогом. Дядя, орудуя огромным ножом и вилкой, отправил в пасть первый кусок мяса, засопел, зачавкал... По его лицу градом катил пот — денек выдался жарким. Внезапно он побагровел и выпучил глаза.
— Что с вами? — испугалась тетка Матильда: она как раз присела напротив, чтобы выпить чашечку кофе.
Дядя замычал, не раскрывая рта, и замахал рукой — ничего, мол, не приставайте... Дети тихо прыснули со смеху.
— Может, водички?.. — не унималась Матильда. Втайне — и, заметим, совершенно безответно, — она питала к нему возвышенные чувства...
Дядя замычал еще яростнее и пропихнул в рот второй кусок — глаза его совершенно вылезли из орбит, — но жадность не позволяла отказаться от еды... Тогда Матильда — тоненькая, сухая, жеманная, — поднялась со своего места, дробно стуча каблучками обежала вокруг стола, и узкой ладошкой игриво пошлепала дядюшку по необъятной жирной спине. Все равно, что слона пощекотала соломинкой...
— А-ха-аа!.. — негодующе выдохнул дядюшка. Изо рта его вырвался язык пламени. — Ха-а... — нечаянно выдохнул он еще раз, но уже поворачиваясь в сторону назойливой помощницы, и огонь начисто слизал роскошные локоны ее парика.
— Караул!!! — завопила подлиза, срывая с головы опаленные остатки былой роскоши. Не долго думая, она бросилась к раковине и засунула голову под кран. — Хам!! Подлец!..
Не обращая внимания на ее вопли, дядя Винки залил пожар во рту добрым глотком пива, и упрямо отрезал себе еще мяса — не пропадать же добру...
Матильда, высоко подняв голову, с оскорбленным видом проследовала к выходу, неся в вытянутой руке остатки своей красы. Ее каблуки высекали из каменного пола искры...
Дядя проводил ее сердитым взглядом — глаза его, как-то слишком уж выпученные, налились кровью, — и уткнулся в тарелку. Сопя, кряхтя и постанывая, он расправлялся с ее содержимым, точно полководец с противником в захваченном городе — никакой пощады! — и нож скрежетал по фарфору, и яростно вонзались зубья вилки, и пиво расплескалось по столу — и близок, близок конец сраженья... Вот-вот запоют фанфары, рассыплется барабанная дробь, объявляя победу...Но тут дядюшкины глазки выпали прямо в тарелку...
Рио поперхнулась собственным смехом и замерла. Карапуз засунул большой палец в рот.
Дядя Винки, не переставая жевать, машинально пошарил рукой перед собою и, найдя, облизал и засунул глаза туда, где им и полагалось находиться. Он даже не понял, что случилось:
— ... надо же, какой острый соус... — пробормотал он. — Прямо глаза на лоб...
Рио нахмурилась: да уж, ничего себе...
Дядя, наконец, расправился с мясом и потянулся за пивом.
— Что? — спросил он, заметив детей. — Что, негодники?!
— Ничего...— буркнула Рио, вылезая из-за стола, — У вас петрушка из глаза торчит... Приятного аппетита....
* * *
* * *
* * *
* * *
... Она хотела тишины... Хотела, чтоб про нее все забыли, даже самое имя ее — забыли. Хотела покоя и одиночества... Лостхед — не самое подходящее для этого место, но ей просто некуда больше бежать. Да и как убежишь от самой себя?..
Маленькая горбунья подошла к распахнутому окну. Родственники любезно отвели ей комнату почти на самом верху Западной башни Замка. Ее любимую комнату... Приятно, когда кто-то помнит, что тебе нравится, — тут она невесело улыбнулась... За окном далеко внизу — стена, крепостной ров, дорога, остатки сторожевой вышки... Дальше — изумрудный луг, река, синяя стена леса, горы... По небу — огромные облака-корабли... Она невольно засмотрелась на их причудливые формы: уплыть бы вот так вместе с ними!
Вокруг башни резали свистом воздух стрижи и ласточки. Каггла подняла голову: вон сколько гнезд под крышей...Смотреть вверх было неудобно, она вскарабкалась на широкий подоконник, села, прислонившись спиной к стене... А дышится-то как! С наслажденьем вздохнула, набрав полную грудь, и задержала дыханье: такой воздух, казалось, можно просто пить... Вдали на лугу показались всадники в ярких одеждах — в округе начинался сезон охоты. Горбунья залюбовалась грациозными движениями наездников...
— Ни один из них не станет твоим... — вдруг явственно произнес чей-то голос.
Каггла испуганно обернулась в глубь комнаты, но тут же поняла, что сама это сказала.
— Ну и что? — возразила она себе же.
Привычка разговаривать с собой появилась у нее давно. И вовсе не от одиночества. Вокруг нее всегда крутилось множество прихлебателей, жаждущих поживиться за чужой счет: сначала из числа тех, кого привлекали деньги ее отца, потом — когда пришли первые успехи, — любители погреться в лучах чужой славы, бульварные писаки, разного рода дельцы от искусства, какие-то неудачники, просто проходимцы наконец... К счастью, она вовремя догадалась, что никому из них нельзя доверять. Особенно мысли и чувства...
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
