Однако русские, понимая, что простое сидение их не спасёт, почти ежедневно предпринимали отчаянные вылазки. Большую их часть ливонцы успешно отражали, но некоторые всё же доставляли им изрядное беспокойство. Так в ходе одной из них была разрушена часть шанцев, возведённых напротив ворот Якоба. А в другой раз русские пешцы почти полностью вырезали отряд кнехтов, задержавшихся на острове Хольм. Правда их гибель спасла орудийные батареи, так как на них, услыхав шум побоища, тут же сыграли тревогу.
А в один из дней от шального ядра чуть не погиб сам ландмаршал.
Дело было так: Платер в сопровождении оруженосца привычно прогуливался по берегу реки, наблюдая как стремительные кованные шарики, почти незаметные глазу, врезались в основание стены. От их ударов крепость содрогалась, испуская облака пыли в местах попаданий. И их было много! Так много, что издалека даже казалось, будто кладка вот-вот рухнет, но опытный воин знал, что до обрушения ещё очень и очень далеко.
Внезапно над башней Русских ворот, которые и обстреливали ливонские батареи, вспухли густые облачка сизого дыма. Платер успел лишь удивлённо хмыкнуть по этому поводу, как вдруг почувствовал сильный удар в грудь и сознание его померкло.
Пришёл он в себя уже в палатке, на собственном ложе, укутанный тёплым одеялом и крепко спеленатый повязкой по груди. Попытавшись глубоко вздохнуть, он вновь чуть не потерял сознание от резкой боли.
— Аккуратнее, брат, — послышался глухой голос орденского лекаря. — Скажи спасибо своему доспеху — он хоть и оказался пробит, но сдержал удар, как только смог. Да и поддоспешник помог. В результате отделался ты сломанными рёбрами. А вот твоему пажу не так повезло. Его сейчас готовят к отпеванию.
— Чёрт, — осторожно чертыхнулся ландмаршал. — И давно я тут валяюсь?
— Почти полдня. Брат магистр даже сомневаться начал в моей компетентности и потребовал осмотреть тебя более тщательно. Слава деве Марии, очередная вылазка схизматиков увела его из палатки.
— Вылазку отбили?
— Разумеется. А тебе, брат, я настоятельно советую вылежаться. Так рёбра срастутся быстрее. Тем более, что до падения стен ещё много дней.
Разумеется, ландмаршал не послушал лекаря и уже на второй день, кряхтя и охая, потащился на позиции.
Осада продолжалась. Город весь день находился под непрерывным огнём, отчего нёс потери не только в воинах, но и в среде посадских жителей. Однако разлада внутри стен, на который так надеялись ливонцы, не произошло. И ратники, и горожане были полны решимости отстоять свой город.
Но на девятый день стены всё же не выдержали артиллерийского надругательства. Причём первыми добились своего, как ни странно, древние бомбарды.
Очередной их залп выплюнул в сторону крепости тёсанные каменные шары и целый пласт кладки неожиданно обвалился, сотворив таким образом пролом не менее сажени в ширину. В первый миг никто ничего не понял, а потом кнехты из охраны разразились дикими воплями радости. Сейчас пушкари новыми залпами расширят проход и придёт время им показать, чего они стоят.
Штурм начался заполночь. Подобравшись к пролому как можно ближе, кнехты и наёмники, громко завопив и размахивая копьями и мечами, ринулись в атаку. Разумеется, русские их ждали и ответили плотным огнём, так что перед тесными проходами незамедлительно возникла давка. Однако ливонцы не даром все эти дни готовились к штурму. Пока в проломах шла горячая рубка, вторая их волна молча бежала к стенам, держа в руках тяжеленные штурмовые лестницы, которые готовили все эти дни. Вскоре пара десятков их, поднимаемые сильными руками, с тихим стуком ударились о стены, и по ним торопливо полезли наверх предвкушающие хорошую добычу орденские воины.
Однако русские дрались с отчаянием обречённых. И хотя ливонцам удалось ворваться внутрь, но тут их уже ждал хорошо подготовленный и оледеневший от политой воды завал, так что мгновенно разбежаться по улицам у них не вышло. Но вот на стенах русским пришлось очень туго. Здесь в бой шли не орденские кнехты, а в основном наёмники, побывавшие не в одной европейской баталии, так что им удалось захватить участок стены и начать медленно продвигаться в сторону спуска. И лишь вовремя высланные воеводой подкрепления не дали им захватить башню, а прыгать вниз было достаточно высоко. Наиболее торопливые стали вытягивать с внешней стороны лестницы, что помогли им взобраться на ставшую вдруг ловушкой стену, однако вражеские стрелки отстреливали таких ретивых в первую очередь.
...Ожесточённый бой шёл несколько часов и лишь к полудню стало понятно, что русские город всё же отстояли, хоть и понесли достаточно чувствительные потери. Но главное — им удалось сбросить ливонцев со стены, так и не дав им спуститься вниз, в город. И вот последние отряды наёмников отбиваясь от перемешавшихся между собой воинов и горожан, под заунывные звуки труб, трубящих отступление, вынужденно покинули захваченные позиции и, забрав с собой легкораненых товарищей, поспешили как можно скорей уйти из зоны обстрела. А князь Серебряный, в какой-то миг потерявший уже веру в удачное окончание битвы, велел вечером служить во всех городских церквах и храмах молебны на одоление врага, впрочем, предварительно направив людей заделывать обильно политые кровью проломы.
Ведь осада на этом ещё далеко не окончилась...
Магистр Плеттенберг и ландмаршал Платер, зная от своих людей, что, как ни старались, а заготовить достаточное количество продовольствия русские не смогли, решили, что раз первый штурм не удался, то стоит продолжить осаду крепости и просто уморить её голодом. А уже потом атаковать ослабевших защитников. Тем более, что доброхоты из Руси принесли важное известие — русские только начали сбор войска. А значит у ливонцев был в запасе месяц, а то и целых два.
Вот только они не учли одного: псковские поместные, отбившись от преследующих их по лесам фрайкоров, смогли уйти обратно на Русь и донести до наместника о своём поражени. Тот в свою очередь немедленно списался с Москвой и вскоре получил под свою руку новые полторы тысячи поместных. А вот побитым помещикам велено было оправлятся до весны, а с весной вновь выходить на службу "конно, людно и оружно".
Новый же отряд лёгкой рати ворвался в ливонские замли, как оголодавший волк в овчарню, открыв безжалостную охоту на ливонских фуражиров и отряды фрайкоров. А ведь как известно, любая армия без пополнения запасов долго воевать не может. И хотя поначалу атаки поместных казались ливонцам булавочными уколами, но уже через неделю ландмаршал забил тревогу, ибо лично узрел, как сильно поредел запас ядер, которыми продолжали засыпать обороняющийся город. А всё потому, что очередной обоз с ними стал жертвой нападения блуждавших по лесам поместных.
Потом начались проблемы с продовольствием и ландмаршал, скрипя сердцем, выделил почти полторы тысячи воинов для встречи и сопровождения очередного обоза, идущего из Феллина. Однако из-за подобного ослабления осаждающих сил русским и удалось пробиться через заграждения в город. Хмурым зимним днём большой отряд пешцев с обозом вынырнул из серой мглы и обрушился на отряд кнехтов, оседлавших дорогу со стороны Нарвы. Частью порубив, а частью разогнав их, русские успели дойти до ворот раньше, чем подоспел большой кавалерийский отряд ливонцев. И хотя совсем без потерь уж не обошлось, но большая часть пришедших смогла войти внутрь.
А через пару дней из города метнули стрелу с привязанной к ней запиской, из которой следовало, что русские доставили в город большое количество продовольствия и пять сотен новгородских пищальников, которые пришлись воеводе весьма ко двору.
С последним известием шансы на удачное окончание осады стали таять, как снег под солнцем, а в ливонском лагере начался рост разногласий между командирами. Сам магистр хотел продолжения осады, но вот некоторые из рыцарей вдруг потребовали отказаться от бесцельного пребывания под Дерптом и попытаться совершить набег вглубь русской территории, перенеся боевые действия в псковские земли, которые не были разорены войной, а, следовательно, там можно было разжиться как добычей, так и провиантом. Ведь скоро в лагере нечего будет есть, и нечем будет кормить лошадей. А рыцарские кони не едят снег! Им нужны сено, ячмень и овес. И если ради каждого обоза следует отряжать большой отряд, то не лучше ли самим пойти туда, где припасы есть в каждой деревне?
И с каждым новым днём накал разногласий всё только возрастал. Так что не найдя общего языка среди своих людей, магистр велел снимать осаду и отходить в сторону Фалькенау, судьба которого этим решением была предрешена. Все эти дни он так же подвергался артиллерийскому обстрелу, понеся большие потери. Обозлённый неудачей под Дерптом, магистр немедленно послал своих кнехтов на приступ. В результате измотанные и понесшие серьёзные потери защитники замка-монастыря не сумели отразить их штурм. Кнехтам и посланным им в помощь наёмникам удалось преодолеть сопротивление и ворваться внутрь замкового двора, а к вечеру последние очаги сопротивления были зачищены и замок оказался полностью в руках магистра. Добычей ливонцев стали пушки и большой запас продовольствия, вот только пороха в замке не оказалось ни одной бочки: отражая атаки, гарнизон израсходовал весь свой запас.
Увы, но взятие Фалькенау не добавило настроения рыцарям. Князь Серебряный, созвав под свой прапор всех ратных мужей, начал совершать дерзкие налёты на ливонский лагерь, побивая малые отряды и беря пленных. Продолжали свою охоту и поместные лёгкой рати. Войска же Ордена были сильно потрепаны неудачной осадой Дерпта, устали и терпели жестокую нехватку провианта и фуража. И напрасно магистр почти в каждом письме порицал бургомистра и ратманов Ревеля и других городов за промедление с отправкой обозов в лагерь орденского войска. Неудача под Дерптом заставила многих задуматься о будущем, ведь орденская армия вновь показала свою несостоятельность. Единство, столь дорого добытое магистром в начале года, начало трещать по швам. А это был уже приговор самому Ордену.
В конце концов фон Плеттенберг велел снимать лагерь под Фалькенау и отходить в сторону Феллина, где можно было дать отдых усталым войскам и подготовиться к новой кампании, которую теперь уже точно начнут сами русские.
* * *
*
Весна в Любеке была унылой и мокрой. Бывало, целые недели солнце не показывалось из-за туч, которые то и дело проливались на землю холодным дождём.
Несмотря на свой сравнительно не старый возраст (что такое сорок пять лет?), Реймер Вайц был склонен к полноте и не любил пешие прогулки. Да ещё и по такой погоде! Но дела заставили покинуть его свой уютный кабинет и закутавшись в плащ, чтобы не опознали прохожие, вдоволь помесить грязь по мокрым улочкам, прежде чем он пришёл к большому дому на Рыбной улице и постучал в дверь.
Внутри было тепло и сухо. А стакан подогретого вина и вовсе заставил гостя блаженно зажмуриться.
— Итак, господин Вайц, у нас что-то случилось?
Мюлих последнее время был не в духе, и всё из-за денег, которые он одолжил герцогу Фридриху на борьбу с Кристианом II, и возвращать которые назад герцог не спешил. А ведь у него на эту сумму были свои планы, которые теперь приходилось откладывать в долгий ящик.
Впрочем, гостя он встретил достаточно приветливо. Являясь одним из богатейших патрициев Любека, чьё состояние оценивалось свыше тридцати тысяч марок, он, тем не менее, так и не стал членом городского совета. Потому что отдавал предпочтение своим финансовым и торговым интересам, а они, бывало, шли вразрез с политическими интересами Любека. Взять ту же сухопутную торговлю. Любекцы явно недооценивали её, хотя Маттиас, не скрываясь, делал на ней неплохие доходы. А морская торговля Любека? Многие именитые горожане вели себя так, словно Новгородская контора продолжала существовать и любекская система, основанная на стапеле на Траве, была в расцвете сил. Некоторые из них даже косились на него за его же связи с русскими купцами, от которых он неплохо зарабатывал, сбывая русский товар в центре Германии. Мол, негоже привечать схизматиков. А как не привечать, если русские всерьёз нацелились на свою торговлю? Но многие этого так и не поняли, считая, что пять-шесть десятков русских корабликов, большинство из которых были уровня обычной пинки или малого краера, большой роли не играют. Мол, русские, это вам не голландцы. А зря! Если русские и голландцы наладят общую торговлю, то зачем им будет нужен Любек? А если ставить палки в колёса лишь голландцам, то русские просто перехватят пальму первенства себе и станут главными перевозчиками товаров из Руси в Нидерланды. И какой профит от этого будет Любеку?
Хотя кое-кто из толстосумов всё же стал, наконец, догадываться, что что-то идёт не так, когда поток ливонских товаров, за которыми они привычно отправляли серебро в Ригу или Ревель, вдруг резко просел. А финский лес-кругляк стал поставляться с перебоями из-за того, что русским вдруг вздумалось продавать не ошкуренные брёвна, а готовые пиломатериалы: бруски, доски и даже заготовки для стрел. Но пока что большинство так и не поняли, что Москва не Новгород, и то, что легко сходило с золотыми поясами, вовсе не проходит с упрямыми лесовиками. Наоборот, там быстро нашлись умные головы, что сообразили, как наполнить свою казну и дать работу собственному плебсу. И вот уже русские канаты стали настоящей торговой маркой, завоевав своё место под солнцем добротным качеством и умеренной ценой. А результат? Только недавно улеглись волнения цеха канатчиков, которым вдруг стало сильно не хватать пеньки. Благо в Швеции конопля тоже растёт и спешно посланные туда торговцы скупили её буквально на корню. Но что будет, когда и Швеция станет врагом Ганзы? Однако ратманы, упоённые победной войной над датским королём, находились в эйфории и думали о чём угодно, но только не о надвигающихся проблемах.
А они были! Ведя торговлю со Швецией, Любек приобретал врага в лице датчан; закрывая доступ к Балтийскому морю своим нидерландским конкурентам, он обострял отношения с Данией и создавал трудности для собственной нидерландской торговли; развивая торговлю с Западом, наносил ущерб своей конторе в Бергене. И это всё било в первую очередь по среднему и мелкому купечеству, а также ремесленному населению, чьи интересы были тесно связаны с торговлей. Просто самые богатые купцы, вкладывая избыток торгового капитала в покупку земли и рент, пока не ощутили на себе отрицательные последствия неблагоприятной экономической конъюнктуры. Но Маттиас прекрасно видел, к чему это может привести. А потому и пошёл на сделку с русскими и явно не прогадал. А сейчас, когда русский князь в последнем письме прозрачно так намекнул о персидском шёлке, а "свои" люди одновременно донесли о взятии Казани, запиравшей русским дорогу к шаху, он желал лишь одного: чтобы мир между Любеком и Русью простоял как можно дольше. Ведь деньги любят тишину.
И тут этот незапланированный визит.
— Да, боюсь, что да, — между тем ответил гость на поставленный вопрос. — Последние события в Ливонии, похоже, не остались не замеченными Ганзой. Совет задумался о вопросе военного вмешательства в конфликт Руси и Ливонии.
