Что же, даже с первого взгляда было видно, что местные аборигены находились на более высоком уровне развития, чем те же индейцы атлантического побережья. Даже по одежде они разительно отличались от тех. Широкие штаны, подпоясанные кушаком и тяжелая накидка, расшитая орнаментом, а на голове широкая лента с нанесенными на ней узорами в виде ромбов. И всё это было сделано из довольно хорошо вытканной ткани. Да и плот на поверку оказался не так-то прост. Включая и полотняный парус. Так что начинать знакомство с местными с пустой ссоры ни Гриде, ни кому-то ещё явно не хотелось. К тому же, судя по найденному на плоту улову, парни просто выходили в море на рыбалку, и где-то их явно ждали родные и близкие.
Вот только язык аборигенов оказался никому на кораблях не знаком и пришло время взятым в поход лингвистам показать всё своё умение. Ну а пока что, взяв плот на буксир, корабли двинулись к ближайшему более-менее приветливому с виду острову, покрытому густым лесом. Всё же ходить с треснувшим рангоутом дело опасное. Да и глупое, если есть возможность починиться.
Айявила — один из захваченных на плоту рыбаков — оказался либо самым смелым, либо самым смышлёным среди аборигенов. И благодаря ему дело с изучением языка мапуче (так именовали себя местные индейцы) двигалось довольно быстро. Невольных гостей русские старались сильно не тиранить, хотя без знаний о чужой жизни трудно было сразу понять, что для них норма, а что — страшное оскорбление. Но то, что люди местные не робкого десятка и довольно свободолюбивы стало понятно сразу, как только первые стрельцы ступили на палубу плота. Похватав кто что, аборигены смело ринулись в бой и повязать их удалось лишь после того, как слегка намяли им бока. Вот и Айявила не остался без "украшения", и щеголял огромным, на пол лица бланшем. Искусен в драке оказался рыбачок!
Зато в разговорах сначала с ним, а потом и с остальными, у русских стала складываться мозаика местного устройства. Мапуче жили кланами, и каждый клан владел своим куском земли. Мапуче умели выращивать пищу и торговать с соседями. Умели они и строить лодки, но для более серьезной рыбалки предпочитали всё же использовать плот. Кстати, именно на подобных плотах изредка приплывали сюда и люди из большой страны на севере, с которыми у мапуче шла насыщенная торговля, но случались и вооружённые конфликты. Но в основном торговлю с ними вели более северные кланы. А делом клана Айявилы была рыбалка и охота на тюленей. Жили они у берега, так что море было их основной пашней. Но и свои поля они тоже имели. И клубень, который русские уже привычно называли "картофель", как выяснилось, тоже сажали. Более того, небольшой запас имелся и на борту, дабы не одной только рыбой питаться.
Разумеется, услыхав об этом, Гридя просто не смог удержаться от соблазна испробовать то, о чём князь ему уже давно все уши прожужжал. И поскольку клубни у мапуче были сырые, хранившись в корзине с песочком, то их немедленно очистили, порезали и затушили в котле с мясом и овощами. Так впервые весной 1527 года русские люди отведали картофельное блюдо. И после опостылевшей каши с пеммиканом или солониной, оно показалось им просто обалденно вкусным. Ну а рыбакам-мапуче за это знакомство подарили по широкому железному ножу, которым было куда удобнее пластать рыбу, чем имеющимися у них. И точильный камень, дабы даренный нож был всегда остёр. А на вопрос о возможности покупки сего плода услыхали приятное известие, что сбор урожая прошёл совсем недавно, так что запасы картофеля у клана имеются.
Чуть позже, когда словарный запас у русских переводчиков основательно пополнился, стала известна и причина, почему парни ушли так далеко от своего острова. Оказалось, что к их родным берегам пожаловала огромная стая морских чудовищ с метровыми щупальцами, клювоподобными мордами и глазами размером с тарелку, взирающих из морской пучины и наводящих ужас на рыбаков. Эти порождения пучины устроили массовую охоту на рыб, так что людям не получалось взять от моря своё. Вот наиболее смелые и решили уйти подальше в океан, в расчёте половить рыбу без конкуренции со стороны морских обитателей.
Русичи, услыхав про чудовищ, принялись было креститься, однако Гридя быстро организовал для них ликбез, объяснив, что местные гигантские чудища всего лишь кальмары-переростки и вполне себе вкусная еда, особенно под жаренную картошечку. Индейцы, которых немедленно спросили об этом, согласно покивали головой, подтвердив, что да, они этих чудищ едят, просто в этом году их набилось ну уж слишком много.
Так в работе и разговорах пролетело три недели. Рангоут и такелаж были приведены в порядок, рыбка для невольных пленников наловлена и экспедиция неспешно двинулась дальше, следуя за индейским плотом, на котором кроме самих индейцев плыли и русичи. Для охраны и изучения языка.
Остров, на котором жили аборигены, русичам понравился с первого взгляда. Достаточно холмистый, покрытый густым лесом с прохладным и влажным климатом, он чем-то неуловимо напоминал север, с его безбрежной тайгой. И даже местные женщины, словно истинные поморки, не отправляли своих мужчин в море одних. Причем сами они сидели в основном на руле больших и малых каноэ, которые в больших количествах пересекали огромный залив или выходили в океан на рыбалку.
А вот аборигены отнеслись к пришельцам с настороженностью, хотя и без явной враждебности. Долгое соседствование с инкской империей уже приучило их, что подобные гости могут быть разными: сегодня они торгуют, а завтра уже воюют. Но и русские не спешили форсировать события, а старательно присматривались ко всему, что попадало в поле их обзора. Очень напрягало и плохое знание языка. Месяц — слишком мало, чтобы понимать все нюансы. Тем более, что в языке мапуче было слишком много синонимов для обозначения одного и того же понятия. Это выяснили ещё во время ремонтной стоянки, когда на разные дубы Айявила выдавал разные названия. Ох и помучались парни-переводчики тогда, прежде чем сообразили, что "пельин" это взрослый лесной гигант, а "уалье" — всего лишь молодое дерево. Вот и как тут с людьми общаться? А общаться было надо, ведь кроме всего прочего, мапуче вели торг и с инками, и среди них обязательно были знатоки языка северного соседа, которых русичам нужно было найти. Да и долго прозябать в этих местах экспедиция не могла — впереди были ещё тысячи миль, прежде чем они смогут вернуться в родную Балтику, и десятки задач, поставленные организатором. Так зачем же столь бездарно терять драгоценное время? И Гридя дал отмашку...
Вот только экономика мапуче носила замкнутый характер и была в основном направлена на непосредственное удовлетворение потребностей семей и племени. Аборигены не знали ни денег, ни какого-либо другого их эквивалента, и вся их торговля основывалась на обмене одного необходимого продукта на другой, столь же необходимый. Продукты питания обменивались на продукты питания, овощи — на рыбу, ткани — на гончарные изделия. Однако отсутствие крупных животных лишало их возможности иметь для обмена такие продукты, как мясо, жир или сыр. Не было также и интенсивного производства зерновых, а зелень сохранялась недолго. Зато железные ножи, подаренные рыболовам, понравились всем. Нет, конечно, местному касику его тоже подарили, но справедливую цену сему "товару" ведь никто не определял. А у индейцев не было какого-либо эталона для определения стоимости обмениваемых предметов. Мерой при обмене была потребность в приобретении того или иного товара.
В общем, Гридя лишь в самом начале попытался вникнуть в тонкости местной экономики, а потом быстро сбросил все вопросы на плечи своего помощника по снабжению (попаданец-иновремянин, вводя интендантскую службу, не стал заимствовать чужое слово, ограничившись привычным ему званием). Он лишь указал, что необходимо приобрести обязательно. Ну и потребовал вызывать каждый раз, как на торг привезут что-то новое.
В результате вопрос торговли был закрыт к обоюдному удовольствию, и эскадра покинула удобный рейд, вновь двинувшись вдоль побережья на север. Многие мореходы теперь красовались на палубе в местных накидках, которые именовались ими "пончо". Не оставались в долгу и офицеры. Даже Тимка накидывал его в утренние часы. Холодное течение наконец подхватило-таки корабли, и не смотря на жаркое солнце, на палубах было довольно свежо.
Эскадра шла не спеша, внимательно картографируя берег и по возможности снимая точные координаты. Если было нужно (например, на весьма приметном мысу), то астрономов просто свозили на берег, чтобы измерения были как можно более точны. И особенно это касалось долгот.
Однако, чем выше поднималась эскадра, тем тревожней становилось на душе у Гриди. По словам князя, где-то там начинались владения инков — огромной империи, с армией, городами и своим императором. Они не знали железа, зато умели в бронзу и имели много золота, а ещё у них в горах росло особое дерево "хину", чья кора была действенным лекарством от лихоманки. Вот только языка их на Руси не ведал никто, а сами по себе инки были весьма решительными парнями.
Нет, пока они гостили у мапуче, им всё же удалось найти знатоков инкского языка и составить хоть какой-то русско-инкский словарик, но всё равно знакомство с ними могло окончиться для русских, как триумфом, так и большой кровью. И какими бы умелыми воинами русичи не были, но отряд в пару-тройку тысяч воинов размажет их по побережью так, что и косточек не соберёшь. Так что отойдя от приветливого острова мапуче на пару суток, Гридя велел судам ложиться в дрейф и искать удобное место для стоянки. А когда нужная бухта была найдена, он тут же отправил "Гридня" и "Громобоя" в поиск с наказом подняться на три-четыре градуса севернее и любым способом "найти" аборигенов, чтобы выяснить у них очередные подробности. Гостеприимные мапуче лишь в днях пути описали расстояние до границ империи инков и Гридя сильно надеялся, что они уже где-то рядом.
* * *
*
Приглашение от Шигоны зайти в гости Андрея несколько удивило. Вроде бы и виделись недавно, и все дела, особенно денежные, уже обсудили и тут на тебе, прибежал слуга, пригласил честь по чести. Что же, видать у царского фаворита вновь возник проблемный вопрос, решать который надо, а посоветоваться и не с кем. Не от того, что другие глупы, а от того, что у одного князя взгляды даже на привычные вещи порой вельми неординарны. Ну а Андрею то что? От него не убудет, а вот в той паучьей тусовке, что царским двором именуется, возможно и прибудет. Ведь бывает порой и так, что для того чтобы от чужого наезда отбиться одной силы клана не хватает, да и вообще крепкий союзник в любом деле ко двору.
Шигона же расстарался. Обед накрыл такой, что у князя только от одних запахов слюнки потекли. А под хорошую закуску и слова легко полились.
И, как Андрей и подумал, возник у тверского дворецкого весьма неприятный вопрос, поставленный царём. И вопрос, надо сказать, не тривиальный, ибо связан он был ни с кем-нибудь, а с казаками. А у Руси с этой вороватой вольницей отношения были те ещё. Это там, в его далёком прошлом-будущем о казаках писали, как о лыцарях за Русь-матушку, да православие стоявших. Вот только здесь и сейчас не были эти воры такими вот защитниками. Не даром же Иван III Васильевич грозил рязанской Агриппине за то, что людишек в казаки отпускала. Ибо казаки на Русь как грабители приходили. Взять вон в летописях:
В 1492 году пограбил атаман Темеш волость под Алексиным, взял полон, да не ушёл от расправы: догнали их государевы люди, да побили крепко, а самого атамана убили в том бою.
В 1493 году пограбили казаки рязанщину, в 1494 и 1496 — государевых послов в степи, а в 1499 гуляли под Козельском и так далее. Что ни год, то озоровали казачки на окраинах, сумы хабаром набивали да уводили православных людей в полон, защитнички, мать их. Да и в семнадцатом веке были они теми ещё борцунами. В Смуту хорошо почудили, Романовым помогли на трон вскарабкаться. А уж про то, что тот же Разин русским мужиком торговал и вовсе мало кто знает. В учебниках-то его как благодетеля этого самого мужика и расписали. А по андрееву мнению вырезать бы, выполоть всю эту камарилью, как это ленинские большевики сделали, да только сил у Руси для такого пока что было маловато. Тут бы свои границы прикрыть, а то после падения Золотой Орды территорию вокруг реки Дон поделили между собой крымцы да ногайцы. И нет бы им друг друга мутузить, так нет — ещё и на Русь за полоном ходят. И казаки, как своеобразная прослойка между кочевниками и русской границей стали бы очень ко двору. Ведь таким образом практически задаром можно было бы получить и дозорную службу по рубежам, и глубинную разведку. Вот только признавать их равными никак не стоило, тут Иван, что за жестокость Васильевичем был прозван, реально косяк спорол. Пусть будут сословием, чёрт с ними, но никаких хатаскрайников. За любые пакости должны казачки нести ответственность, причём, коль понадобится, то и головой. Ведь Разину не удалось бы так погулять по Волге, коли б старшина своей головушкой за такие выкрутасы отвечала. Сами бы этого ухаря скрутили и царю бы выдали не после, а до того, как он с голытьбой в поход собрался. Короче, раз сил пока нет, то пусть казаки на Дону живут, но помнят, что их относительно спокойная жизнь возможна только из-за хороших отношений с московским царем. И только потому, что они нужны. Но придёт время и всё одно придётся потомкам их ставить в стойло, превращая в нормальных служивых людей. Так зачем давать сразу много воли? Чтобы потом больше крови лить?
— Так может их вообще не привечать? — задумался Шигона, выслушав слова князя.
— Понимаешь, Вань, без правильного снабжения поход по выжженной безводной степи полностью истощит армию ещё до того, как враг покажется на горизонте. Мы не татары и не привыкли жить, кочуя по безлюдной степи. Нет, если долго и упорно готовиться, да учиться — и мы сможем воевать таким образом. Только стоить это будет очень дорого!
— Это ты к чему?
— А к тому, что пока мы далеко в степь ходить не научимся, нам придётся всех этих степных дикарей у своих рубежей встречать. И вот тут-то казаки и станут нам надёжной опорой и зорким взором, что поможет воеводам воевать идущую орду.
— То есть по твоему мнению просто взять и пойти в степи нельзя?
— Без баз снабжения и подвоза — нет. Выйти встречу, на пару дневных переходов, дать бой и отойти — сколько угодно. Но планомерное многонедельное наступление нам не выдержать.
— И для того казаки нам необходимы, — вздохнул Шигона.
— Увы, но получается, что да: сотни вёрст безлюдной степи, защищают владения крымского хана лучше самых мощных рвов, валов и бастионов. Но смотри: татарин, уходя в поход, оставляет свои кочевья практически без войск. В этом и преимущество, и слабость кочевника. Преимущество, потому как он легко изымет из хозяйства девять из десяти мужчин. А слабость..., — тут Андрей сделал лёгкую паузу. — Вот смотри: с уходом мужчин в кочевье остались старики, женщины и молодая поросль. И коли в этот момент ему да в подбрюшье хотя бы малым отрядом. Ух, его же ближние мурзы первыми и взвоют, да потребуют назад ворочаться, а то и сами впереди побегут. Добыча ведь может быть, а может и не быть, а кочевья доход в любом случае принесут. А коли их пожгут, то многие и первую зиму не перезимуют. И вот пока мы будем на Черте стоять, то те же казаки и пойдут кочевья зорить, нам же жизнь и облегчая. А весь хабар, что в том походе возьмут, пусть меж собой и делят, да на том и живут.
