— А может, ты всё же неправ, родной? — и Варя, обернувшись, внимательно вгляделась в глаза мужа.
А Андрей задумался. Надолго. Всё же жене своей он доверял, ведь она давно стала его настоящей правой рукой, как в жизни, так и в делах. И, раскидав ситуацию так и так, он понял, что, похоже, в её словах была своеобразная толика правды. Ему в последнее время столь многое удавалось протащить, совершить или согласовать, что он, похоже, и вправду зазвездился, забыв простую истину, что выше могут быть только звезды, а круче только вареные яйца. И именно потому стал допускать ошибки. Везде.
Взять тот же дурацкий прорыв ревельцев. Ведь это он решил, что позднеосенняя Балтика с её штормами не место для плаваний, и отвёл флот на базы, посчитав, что ревельцы, ушедшие по весне из города, тоже перезимуют в портах Европы. А вот те, прекрасно понимая, что городу нужен их подвиг, взяли и вернулись домой, пусть и потеряв от бурь несколько кораблей, но привезя с собой столь нужных наёмников и припасы. И плевать, что набраны были те наёмники по принципу "абы кто, лишь бы было". Ведь возьми они Дерпт, и многие бы в коридорах власти задались любимым вопросом, что витал среди петербургско-кремлёвских обитателей в последние триста лет: а зачем нам флот? Уж желающие его укоротить точно мимо такого мимо не прошли бы.
А теперь вот и вовсе соперников стал делить на достойных и нет. А ведь когда-то даже соседского помещика опасался, прекрасно понимая, что подставить или просто доставить проблем может даже он. Зато теперь на полном серьёзе посчитал Курбских слабыми, начисто забыв, что это достаточно спаянный и амбициозный клан, способный подкинуть немало проблем любому, кто встанет у них на пути. Даже царю! Так что, похоже, у кого-то и впрямь началось головокружение от успехов. А ведь, если хорошенько подумать, то он ничем не лучше тех же Курбских. Даже наоборот, те в интригах куда более его поднаторели, а он выкручивается лишь потому, что, во-первых, пользуясь послезнанием, достаточно крепко привязал себя к самому влиятельному вельможе, а во-вторых, просто применяет методы, опробованные веками, но рождённые уже после этой эпохи. Своими действиями он заставлял врагов теряться, ведь они, наученные годами, ждали от него определённых реакций, а их не следовало. И на этом он и выезжал, успевая обходить расставленные ловушки. Но и враги не дураки, и тоже учатся. А Немой, как и любой человек, не вечен. Так что если он немедленно не возьмётся за ум, то его сожрут и не подавятся. Потому что вера в свой всехпобедизм всегда приводит к одному — к собственной могиле.
Додумав мысль до конца, он крепко сжал жену в объятиях.
— Раздавишь, медведь, — тихо рассмеялась Варя.
— Не раздавлю, — не согласился он. — Куда я без тебя. Ты даже не представляешь, какая ты у меня умница.
— Расскажи.
— Нет, а то зазнаешься. И вообще, нечего дома сидеть, пойдём лучше в саду погуляем.
Следующие три дня князь, плюнув на все дела, просто наслаждался семейным уютом и играл с детьми. А заодно психологически перезагружался. Впереди ведь были не только война, но и многоходовые, расписанные на годы вперёд комбинации, придумать которые ему позволили разросшиеся амбиции и послезнание. И, слава богу, что жена так ловко и, главное, вовремя осадила его самомнение. Иначе сколько ошибок он мог ещё совершить. Нет, всё же правду говорят, что хорошая жена мужу продлевает жизнь, а в его делах приносит удачу. А его Варя ещё и держит на своих хрупких плечах всё княжеское хозяйство, которое давно бы рухнуло без должного пригляда, пока он по морям скитается.
И даже стыдно как-то стало за свои шашни с немецкой дворянкой, хотя и понимал, что, увидев Агнессу опять не устоит. Похоже, так и будет жить меж двух домов, за что гореть ему, по словам священников, в геене огненной. Впрочем, родившись в атеистическом обществе, он легко нарушал все церковные запреты, не веря написанному людьми Священному писанию, которое к тому же людьми и редактировалось (ведь на том же Никейском соборе что канон, а что ересь не бог объявлял, а сами люди решали). Зато именно поэтому он и смог в глазах всех, включая собственную жену, достаточно законно залегендировать своего же сына от чужой женщины. Он просто стал его крёстным отцом, чем нарушил требование, что крестными не могут быть отец и мать ребенка. Почему так, он не сильно разбирался, вроде как ему говорили, что в этом ограничении кроется практический смысл: если настоящие родители умирали, то воспитанием сироты должны были заняться крестные. Может быть. Но ему нужно было залегендировать своё присутствие при малыше и свою опёку над ним, и потому это именно он, а не кто-то другой присутствовал при таинстве крещения младенца и после погружения Ваньки-Иоганна в купель принимал его из рук священника. Кстати, крещён был юный граф Волинский по православному обряду, чему Агнесса хоть и пыталась противиться, но не сильно. И теперь его ещё не родившийся сын от Вари (а он почему-то верил, что третьим ребёнком будет именно сын) сможет законно называть графа братом.
В общем, эти три счастливых дня пролетели как один. А на четвёртый во двор примчался гонец из Кремля, и пришла пора князю в очередной раз оставлять родных дома, а самому садиться в седло и трястись по дорогам, ведущим к далёкому морю...
* * *
*
Северное лето короткое, а дел, как всегда, запланировано много. Молодое, но весьма активное Северное торгово-промысловое товарищество росло от года к году, постепенно становясь практически монополистом во многих делах, или, как минимум, видным игроком, потеснив кое в чём даже монастыри.
Нужна соль? Так их есть у меня! Товарищество где уговорами да посулами, а где и действуя более решительными методами, приобрело для себя несколько удобных мест на берегу Студёного моря, установив там на данный момент уже четыре варницы. И хотя для торговли соли из морской воды выпаривали ещё мало, но уж для засолки рыбацкого улова теперь хватало и собственной.
Конечно, у монастырей, того же Соловецкого, Николо-Корельского или Михаило-Архангельского, варниц было куда поболее, но ведь и товариществу было ещё слишком мало лет.
Корабли? Да какие хотите! Своё плотбище позволяло строить всё, что ходило по морю: от морских шхун до речного карбаса. И если привычные кочи местные артели всё же предпочитали брать у проверенных мастеров, то заказы от Корабельного приказа и Русско-американской компании оседали именно у корабелов товарищества.
Правда, военные шхуны и новоманерные лодьи были уже достаточно крупны для мелководья Северной Двины, так что их в Холмогорах только строили, а потом, по весеннему половодью, спускали вниз по реке и дальше они уже за Пур-Наволок в реку практически и не ходили. Отчего там, на мысу, постепенно стали воздвигаться склады, амбары и избы купцов не только из Холмогор и Вологды, но даже и из Москвы, приезжавших сюда на сезон навигации. А РАК так и вовсе сразу построила там и свой Гостинный двор и Управляющую избу. Ведь что им в Холмогорах-то делать, если их кораблики сюда лишь через раз пройти могут? Причём насколько Донат сам слыхал, они со временем и вовсе собирались либо на Мотку, в становище Кегор, либо в Колу уходить, ибо там море круглый год безо льда было.
Впрочем, Пур-Наволок это их решение от людского нашествия уже не избавит. Ведь кроме американской компании, там и большие суда Товарищества зимовали, и Северная эскадра его своим местом обитания признала. Причём по воле царя велено было для неё рядом с монастырём целый городок со своей крепостью строить. Который уже так и прозывали в Поморье: Архангелогородский городок. И многие холмогорцы на тот городок тоже уже стали посматривать: всё же до моря там было куда ближе, чем от тех же Холмогор. Да и князь, чего греха таить, давно советовал к тем местам присмотреться, потому то Донат, от себя и от имени Товарищества, конечно, кусок земли на мысу оформил, следуя дедову правилу: "не купи дом, купи место", но строиться ещё не начинал.
В общем, обрастал Север людьми, да и как ему было не обрастать, если мореходство в Студёном море росло, как на дрожжах. Взять опять же Товарищество. Только у него с десяток больших кочей ежегодно уходил к Груманту, ещё пять или шесть шли к Пустозёрску. А нынче по весне и в более дальний ход его кормщики отправились: в Пулинг-авот-вош на пяти кочах вышли.
А ведь был ещё и Нидарос, товарообмен с которым тоже рос с каждым годом. Из-за чего Олафу Энгельберцену в последнее время приходилось вертеться как ужу на сковородке, так как король Фридерик, став датским королём, принялся недвусмысленно напоминать о необходимости исполнения любых указов, даже овеянных прахом веков. Мол, закон суров, но это закон!
Однако архиепископ, глядя на то, как воспрял духом древний город, не мог позволить себе лишить его выгодной торговли и оттого особенно ревностно занялся эпистолярным жанром, скорее требуя, чем прося короля пересмотреть старое уложение, в душе не особо-то и веря в королевское понимание. Ни для кого не было секретом, кто посадил Фредерика на престол и чьи интересы были попраны несоблюдением древнего указа.
Впрочем, Энгельберцен давно уже был больше норвежцем, чем датчанином, недаром же он способствовал изданию для месс "Missale Nidrosiense", первой норвежской печатной книги, и для него датский чиновник был так же плох, как и ганзейский. Именно поэтому он и поддержал выставленные Фридерику перед коронацией условия, что Норвегия в совместном союзе должна была стать равноправным партнером Дании, а управление страной должно было осуществляться ее собственным Национальным советом, и этот же Совет должен был иметь право голоса и согласие в вопросах национального налогообложения и внешней политики. И поэтому же трижды откладывал коронацию Фридерика как короля Норвегии! Но ещё больше он желал, чтобы не Фридерик, а Кристиан вернулся в Нидарос в качестве правителя. Ведь пока принц Кристиан управлял ею, набираясь опыта перед тем, как стать королём Дании, Норвегия процветала!
В общем, фактический лидер Норвегии не собирался без боя уступать то, что считал полезным для страны. И Донат знал об этом, ибо поддерживал с ним постоянную связь, как выпускник одной и той же альма матер. Воспоминания о студенческих шалостях и обучение у одних и тех же профессоров позволяли католическому священнику и русскому дьяку хоть ненадолго вернуться в дни бесшабашной юности. И совсем не мешали делам.
И даже китобойная флотилия помогала русским и норвежцам в их взаимной торговле. Начавшись с трёх малых лодок, она нынче состояла из трёх больших, под десять тысяч пудов грузоподъёмности кочей, служивших своеобразной маткой для промысловых судов, и пятнадцати малых кочей, с которых и велась основная охота. Причём с китов брали всё, даже жир, который шёл на изготовление мыла и сальных свечей. Китовое мясо большая часть поморов не любила, зато его просто с руками отрывала местная самоядь, отдавая взамен шкурки драгоценных песцов или олешек. Увы, полярные киты редко заплывали в Белое море, так как не могли выйти из него обратно, и шансов побаловать себя китовым мясом у сыроядцев было не очень много. Зато особым деликатесом считался китовый язык, отчего и стоил он достаточно дорого.
Ну и, разумеется, очень востребованным товаром была обычная рыба, которая легко продавалась в больших количествах, что на Руси, что в Европе.
Так что Товарищество росло и богатело, хотя по своей доходности ему, конечно, было далеко до тех, кто торговал в южных морях. Но и бедным родственником для своих акционеров оно не было. Меха, рыба, моржовая кость и рыбий зуб, птичий пух и соль — всё это приносило изрядный доход и выпускаемые Товариществом векселя никогда не залёживались в ожидании своего покупателя.
* * *
*
Яркий свет восковых свечей хорошо освещал большую горницу, в которой Сильвестр принимал дорогого гостя. Андрей, облокотясь небрежно на стол с большим удовольствием тянул холодный морс, принесённый с ледника хозяйкой дома. Говорить о делах совсем не хотелось, но и времени князя было в обрез.
— Ну говори уже, не тяни, княже, — усмехнувшись в бороду первым заговорил бывший студент. — Чую, опять хочешь чем-то старика занять?
— Хочу, — рассмеялся князь, отставляя кубок. — И стариком себя не считай, Сильвеструшко. Чай всего-то полтинник стукнул. Тебе ещё работать и работать. Внуков вон, поднять надобно.
— Не льсти мне, княже, говори дело.
— Ну, дело, так дело. Пора тебе, Сильвестр, Руссо-Балт на Порфирия оставлять. Чай дело он добре знает, да и дьяков с подъячими в управлении компанией хватает. Нету тут более интересных дел — одна рутина.
— Так как же, княже! — воскликнул удивлённый Малой. — Да мы же ещё Ганзу не подмяли, перевозки под себя не забрали, а ты...
— А я считаю, что с этим и Порфирий справится. А нам пора новую компанию создавать.
— Вот те раз!
— И не одну, а почитай, парочку.
— Да зачем?!
— Затем, чтобы люди о деле не забывали. На югах прибыль завсегда больше бывает, и заставь ту же РАК сейчас в Бразилию ходить, она мигом про Канаду забудет. А потому нужна нам компания, что будет в Бразилию да Африку хаживать, да ещё одна. Самая важная! Компания Южных морей. И будет она в землю индийскую, да к островам прянностей хаживать. И далее, в Катай, что ещё Марко Поло описывал. Видал у тебя его книгу, так что не буду многого про сию страну говорить. А вот про компанию спрошу: как, справишься?
— Опять всё с пустого места начинать, — печально вздохнул бывший студент.
— Да, — кивнул головой князь. — Именно что с пустого. Нет, грамотных ребят я тебе подброшу. Из своих школ заберу.
— А мореходы? А кормщики? А корабли?
— И ещё деньги, — с усмешкой остановил поток сильвестровых вопросов князь. — Не спеши, старина, быка есть будем по кусочкам. Но раскошелиться на первых порах, скорей всего, нам с тобой придётся. Хотя в Москве отыскал меня Володька Тараканов, что нынче уже в государевых дьяках ходит, да посулил мне аж тысячу рублей для нового дела. Так что, считай, на две торговых лодьи у нас деньжата имеются.
— Две лодьи, это же мало.
— Мало. Потому я третью приобрету, а с тебя, Сильвестр, четвёртая. Ну и пару шхун в охранение пущу.
— Так может, как всегда с векселей да паёв начать?
— Ну, без этого никак, только отдача от тех паёв дай бог на третье лето пойдёт. А наши купцы к подобному не приучены.
— А с чего так?
— Работы много лишней будет. А с нею и трат. Я вот тут кое чего написал, — Андрей по-простецкому достал из-за пазухи толстую тетрадь и протянул её Сильвестру. — Ты прочти, подумай, да потом мысли свои обскажешь. А пока что разговор сей свернём, да испробуем, чего хозяйка приготовила. Ну а Порфирия ты в дела уже вводить начинай. Нечего мужику под тобой штаны протирать.
Озадачив таким образом своего старого соратника, князь с головой окунулся в дела флота. И в первую очередь посетил виколовское плотбище, где уже спустили на воду корпус первого галеона. Своим соотношением длины к ширине и низкой носовой (да и кормовой) надстройкой он разительно отличался от каракки, являя собой новый вид боевого корабля, в который был вложен не только европейский, но и русский опыт. Так с морской лодьи в галеон перекочевали непроницаемые переборки, доходящие до артиллерийского дека и поделившие трюм на несколько несвязанных отсеков. Теперь при получении подводной пробоины вода уже не затопит весь корабль, что значительно повышало его шансы на выживание. Подобный опыт уже проводился на шхунах и лодьях, так что все слова против нововведения уже давно остались в прошлом. Хотя Андрей очень сожалел, что не может воспроизвести здесь таблицу непотопляемости, как и вообще весь математический аппарат судостроения, с которым строить корабли было бы куда проще. А то самой большой проблемой для больших кораблей эпохи парусного флота было обеспечение продольной прочности корпуса. И порой даже небольшое волнение на море вызывало прогиб и перегиб кораблей, из-за чего сразу же начиналось расшатывание соединений, нарушение плотности обшивных досок и как следствие этого появлялась течь.
