* * *
*
Донат Иванов сын, вернувшись после долгого отсутствия, с огромным удовольствием обнял молодую жену, уже разродившуюся за это время вторым ребёнком, и подкинул в воздух завизжавшего от переполнивших его эмоций первенца. Всё же хорошо быть дома рядом с семьёй. И не скажешь, что далёкая Русь перестала быть родиной, но всё же остров Аскольда и сильно разросшийся Васильград нынче воспринимался куда более родным. Он бы и мать с отцом сюда перевёз, но им и в далёком Новгороде было хорошо, тем более, что остальные родичи Доната переезжать в Русь Заморскую пока что не спешили.
Ну, ничего, он и сам их мог навестить в любой момент, благо корабли между материками ходили исправно, так что с внуками родители познакомятся обязательно, а пока что у него и без того забот было много. Всё же за те полгода, что его не было, жизнь в Васильграде не замирала и текла своим чередом.
Но прежде чем браться за дела, он собирался хоть немного отдохнуть в кругу семьи. Потому как прошедшая поездка его изрядно вымотала: пришлось ведь не только в Новгороде перед пайщиками отчитываться, но ещё и до Москвы прокатиться. Причём князь вопросами как бы не сильнее вымотал, чем купцы да боярские приказчики. Ну и поручений надавал тоже больше, чем весь Совет. Зато и помощь от него была куда более действенной.
Так, он за собственный кошт выделил Васильграду два новых корабля, что только-только на виколовской верфи строить начали. Старый мастер вновь изобрёл что-то невероятное, совместив в одном судне сразу и шхуну, и лодью. Новый кораблик был длиной в двенадцать саженей, и три сажени в ширину, а легкая седловатость как бы подчеркивала готовность судна к стремительному бегу. Наружная обшивка была привычно выполнена вгладь, что давно уже было отличительной чертой всех новоманерных судов. Имея три мачты, эта шхуно-лодья несла на первой только прямые паруса, а на второй и третьей — гафели, что позволяло ей иметь в команде всего пятнадцать человек и при этом лучше использовать энергию движения свободных воздушных потоков. Да, на полном ветре этот кораблик мог отстать от той же лодьи, зато он был значительно более маневреннен, и мог не хуже шхун ходить под острыми углами к ветру, беря при этом в трюм двенадцать тысяч пудов груза.
"Юнону" и "Авось" (говорят, сам князь выбирал кораблям эти имена), было предложено использовать для продожения географических исследований в Новом Свете и поиска новых и куда более благоприятных мест для колоний. А также для плавания к испанским владениям в Вест-Индии и возможной торговле с ними.
Однако княжеская помощь заключалась не одними лишь кораблями. Для заморских владений тот выделил из пленников, захваченных в Ливонии, тех, кто так или иначе был связан с морем, хотя подобные специалисты были и на Руси весьма востребованы. Да ещё и очередного ученика Викола соблазнил на переезд хорошим заработком и возможностью наладить собственное дело. Что было весьма полезным дополнением, так как на одних трофейных кораблях всю жизнь не походишь.
Да и кроме корабельщика других мастеров для Заморской Руси тоже было нанято немало. Чувствовалось от князя хозяйское радение.
Так что, вернувшись домой и отдохнув несколько первых дней, Донат приступил к делам насущным.
Географическая экспедиция рождалась в муках. Те же тридцать человек — это было очень существенно для молодой колонии, а экипажи, перегнавшие суда, нанимались на Руси лишь на сам перегон, хотя уже в Васильграде кое-кто и передумал, согласившись остаться в Новом Свете навсегда. Но таких было не слишком много, отчего основной костяк должны были всё же составить васильградцы. Но тут колонистам всё же повезло: микмаки и до знакомства с поселенцами не боялись моря, а теперь и вовсе обрели настоящую уверенность перед морской пучиной, да и с европейским парусным вооружением за прошедшие годы научились ловко обращаться. И оказалось, что у детей леса тоже рождаются романтики дальних походов. Так что десяток молодых индейцев легко согласился вступить в экипажи новоприбывших судов. Но если вакансии мореходов заполнились достаточно быстро, то с капитанами и навигаторами пришлось изрядно повозиться. Да, от былого экипажа "Аскольда" на острове осталось несколько умельцев, включая двух вахтенных офицеров: Олексы Шубы и Никодима Рыбака. Но Никодим нынче заведовал всей рыбацкой флотилией, так что на два корабля у Доната был только один полноценный командир, который тоже не сидел без дела. Но на морском струге, что курсировал между Васильградом и Барбашинском, его можно было легко заменить, так как и маршрут был уже хорошо отработан, и помощников себе Олекса подготовил хороших. В общем, ограбив на кадры все, что только было возможно, Донат сумел оснастить "Юнону" и "Авось" для дальнего похода и крепко задумался над созданием в колониях своего навигаторского училища. А то зачем тогда нужно будет своё плотбище, если некому будет доверить построенные на нём корабли?
Когда же, наконец, "Юнона" и "Авось" скрылись за кромкой горизонта, Донат немедленно переключился на дипломатические дела. Ведь для колонии давно уже созрела необходимость перейти с острова на материк, но тот хоть и выглядел безлюдным, однако был давно уже поделён между племенами родственных роду сахема Мемберту, и своими охотничьими угодьями делиться с кем бы то ни было желанием не горели.
И Донат, договорившись через "своего" сахема о встрече, отправился через пролив в гости к микмакскому племени ипигоитнаг, одному из пяти обитавших на полуострове Новая Шотландия (который, впрочем, пока что этого имени не носил и вряд ли уже будет когда-нибудь носить).
Попыхивая трубкой мира, Донат и родовые сахемы неспеша обсуждали предложенные им условия совместного сосуществования на их землях русских поселений. Вот только мудрые старцы, кивая в такт своим мыслям, при любом удобном поводе пытались вспомнить про старую вражду с беотуками, которые не давали им закрепиться на богатом рыбой острове Ктакмкук (так по-микмакски именовался Ньюфаундленд). Усмехаясь столь нехитрым намёкам, Донат смело обещал сахемам помощь в деле закрепления союзных русичам племён на столь важном острове, но не сразу, а как только сами они более-менее закрепятся в новых землях. В общем, типичное "как только, так сразу", обрисованное князем ещё несколько лет назад. Ведь обещать — ещё не значит жениться, а с другой стороны Винланд был достоен того, чтобы за него побороться, но не самим, а руками союзных индейцев. Взамен получив право селиться на материке.
А пока Донат вёл свои переговоры, два корабля под русским торговым флагом медленно спускались на юг, ведя по пути разнообразные исследовательские работы. За месяц они прошли полторы тысячи вёрст, более-менее подробно описав береговую черту и выяснив, что материк, видимый с острова Аскольда — это всего лишь огромный полуостров, где расстояние между Васильградом и северным побережьем огромного залива, приливы в котором оказались пострашнее, чем в Дышащем море, всего-то градус по широте. И микмаки жили практически по всему побережью, а остальную его часть заселяли малесс'джик и те самые пассамокводи, что были кровными врагами союзного русичам племени.
Здесь же, на условно враждебной территории, была обнаружена и описана удобная естественная гавань в устье реки, которую местные индейцы народа малесс'джик именовали Воласток, что означало изобильный и добрый. Сами малесс'джики жили в поселении Уигуди на небольшим острове, расположенном во внутренней гавани и представлявшем из себя узкий кусок скалы овальной формы. Впрочем, малесс'джик это было микмакское наименование народа, что означало "он плохо (медленно) говорит, ленив", а сами же себя они именовали вэластаквевийика, что означало "люди Светлой реки".
Не смотря на сложные отношения вэластаквевийика и пиктогеогов, к которым и относился род сахема Мемберту, прямой вражды, как с жившими южнее пассамокводи, между ними не было, а гавань в устье реки была очень хороша для будущего порта. Причём свои же микмаки и рассказали, что по Воластоку пролегал короткий путь до долины реки Святого Лаврентия, а все земли по дороге принадлежали малесс'джикам, родственным вэластаквевийика. То есть обнаруженная в ходе экспедиции река представлялась теперь как важный торговый маршрут. А поскольку залив, как уже знали русичи, не замерзал зимой, то это открывало широкие перспективы и для морской торговли.
Наладив с жителями Уигуди более-менее нормальные отношения и пополнив запасы воды и пищи, русичи, не смотря на наступившую осень, тронулись дальше в путь.
Весь следующий месяц экспедиция исследовала побережье залива Мэн (который, разумеется, никто так не именовал), а затем они заплыли в пролив, который по мере их продвижения всё сужался и сужался, пока оба берега не предстали взору мореходов монолитной стеной. Бросив якоря, "Юнона" и "Авось" застыли на морской глади в ожидании "гостей", привести которых пообещали микмакские парни. Прыгнув в шлюпку, они высадились на побережье и скрылись в лесных зарослях, чтобы на третьи сутки появиться вновь.
"Гости", "приглашённые" микмаками на борт флагманского "Авося" старательно делали вид, что презирают своих похитителей, однако и невооружённым взглядом было видно, что они явно подавлены случившимся.
Причину пояснили сами микмаки, заявив, что эти малесс'джики решили устроить на них охоту. Вот только индейские парни и сами были не промах, и с лесом дружить умели. Так что охотники неожиданно превратились в добычу, причём осознали они это лишь тогда, когда их уже пеленали.
Посмеявшись над незадачливыми охотниками, русичи кое-как объяснили тем, что ничего плохого с ними на борту корабля не случится, но от них потребуется определенноё содействие. Слава богу, что хоть языкового барьера с местными как такового не случилось. Леннапе говорили на манси — одной из подгрупп алгонкинского языка, так что микмаки их понимали более-менее хорошо. Исходя из полученных сведений, получалось, что южный берег, на котором и поймали "охотников", принадлежал большому острову, который местные наименовали Пауманок. Если пройти достаточно длинным проливом, то можно было выйти в устье большой реки Мухеакантук, отделённой от Пауманока другим островом Манахахтаан.
Услыхав последнее название, Олекса Шуба с быстро достал выданные ему перед походом инструкции и прочитав один из пунктов, понял, что не ошибся в своих подозрениях. Действительно, там, в далёкой Москве знали об Америке больше, чем сами колонисты, ибо одним из мест, где обязятельно нужно было построить пост, острог или город значился остров Манхэттен, расположенный в устье большой реки южнее Васильграда, но до тридцатой параллели. И неведомый Манахахтаан подходил сюда по всем пунктам. А раз так, то следовало поближе познакомиться с этим островом.
Выгрузив нечаянных "гостей", корабли подняли паруса и неспешно двинулись в пролив, который хоть и был судоходен на всем своём протяжении, но при этом не был лишён и своеобразного коварства. Где-то на середине пути он сужался саженей до ста пятидесяти и представлял собой весьма узкий и бурный участок, в котором плавание дополнительно затрудняли больше десятка скалистых островков и рифов. Здесь чуть было не погиб "Авось", которого сильным течением понесло на скалу и лишь вовремя брошенные якоря предотвратили назревавшую катастрофу. И прежде чем двигаться дальше, Олекса велел проверить весь оставшийся ход на шлюпках.
Ну а пока ожидали возвращения разведчиков на кораблях смогли наблюдать такое явление как изменение течения в проливе. Используя песочные часы выяснили, что смена происходит примерно каждые два часа, и это, с учётом местной навигационной обстановки, ещё больше осложняло плавание. Но не смотря на все трудности уже на следующий день корабли бросили якорь у южного окончания острова Манахахтаан — плоского и покрытого густым лесом, в котором терялись немногочисленные поселения индейцев ленаппе.
Сами аборигены появились лишь на вторые сутки, хотя, если верить микмакам, наблюдали за разбиваемым лагерем постоянно. С утра над островом стоял сильный густой туман, что медленными клубами подымался из леса к небу. Однако взошедшее солнце быстро рассеяло его и капли росы, что скопились на листьях и пожухлой траве, засверкали, словно тысячи бриллиантов.
Индейцы вышли из леса словно призраки, однако не смогли застать русичей врасплох. Гостей встречали с почётом, накрыли достаточно богатый стол, раскурили трубку мира и предложили вести разговор, мол, негоже гостям раньше хозяев говорить. Разумеется, разговор тут же зашёл о территории, ведь там, где сейчас валились деревья и строились избы издревле были чьи-то родовые угодья. На что русичи попросили дать эти земли в подарок или предложили выкупить их за красивые бусы и железные ножи. Оглядев товар, мудрые сахемы поговорили меж собой и выдали вердикт: гости могли взять столько земли, сколько сможет обойти в один день человек. Наивные люди! Ну разве можно мерить чужака по своим меркам? Переезжая с места на место, индейцы не спешили без особой нужды и думали, что русичи будут делать тоже самое. Вот только Олекса оказался куда хитрее. Как только показалось солнце, три человека, стоящих у уреза воды, пошли вперёд. И шли они не как индейцы, а достаточно быстро, не останавливаясь и не отдыхая.
Вскоре индейцы, что шли следом, начали говорить, что пора отдохнуть, посидеть, покурить трубку, но русичи их не слушали и все шагали и шагали дальше. И лишь когда солнце встало почти над головой, они пристроились на отдых и обед, который несли для них отдельно выбранные люди.
Пообедав и отдохнув, парни вновь зашагали дальше и лишь когда солнце совсем склонилось к западу, они остановились. И только тут мудрые сахемы стали догадываться, что их, похоже, надули самым бесчестным образом. Ведь гости решили, что не нужно обходить землю кругом, а от того места, до которого они дошли, просто протянули границу в разные стороны и заявили, что это теперь их земля. А когда сахемы стали возмущаться, то им быстро указали на то, что не было конкретно оговорено, как мерить площадь того, что можно обойти. Уж если мудрые вожди не смогли внятно объяснить условия, то что взять с них, простых моряков. Но дабы не становиться врагами, русичи предлагают пока оставить за ними вот этот участок у моря, а об остальном с мудрыми сахемами будут говорить столь же мудрые вожди русичей, когда прибудут сюда в следующий раз. А они же тут просто зазимуют и по весне пойдут дальше, исполнять волю своих вождей.
В общем, назревающий конфликт был загашен в зародыше, а за зиму отношения между русскими и ленаппе даже улучшились. Вот только границу "подаренных" земель на карте острова Олекса отметил довольно подробно. Или вы думаете, что русские мореходы просто так как лоси ломились сквозь чащу?
* * *
*
Ойген Арндт был родом из тех ревельцев, что добились всего сами. Хотя, положа руку на сердце, не всегда его жизнь была честной. В детстве он попрошайничал на улицах, а молодость провёл на шатающейся палубе, грабя торговые суда врагов Ревеля и Ганзы, на чём и сделал свой первый капитал, вложенный им не в торговлю, а в собственный корабль, на котором он уже в ином качестве продолжил не совсем правое дело. Зато доходы его выросли незамедлительно, и спустя несколько лет бывший городской попрошайка Арндт превратился в добропорядочного гражданина, имеющего собственный дом и парочку торговых судов. Теперь основной доход ему приносила именно коммерция, и потому разрыв старых отношений между Ревелем и Новгородом стал для него, как и для других толстосумов, настоящей трагедией. Ливония, конечно, страна богатая, но большую часть ревельского экспорта всё же составляли товары из соседней Руси, а раз русские купцы теперь сами стали возить их, то и нужда в таких людях, как Арндт пусть и не отпала полностью, но значительно уменьшилась. Это ведь просто счастливое стеченье обстоятельств, что Ойген с самого начала подвизался на торговле ливонским зерном, так что его дело пострадало не сильно, но всё же от постройки третьего корабля пришлось отказаться, ибо возить на нём ему было уже нечего. Как он позже узнал, верфь всё же достроила его заказ, который выкупил Орден для своей флотилии.
