И вот сейчас он сидел на рее брандера, держа в руках абордажную кошку. Когда их маленькое судно с треском ударилось о борт чужого корабля, он едва не сорвался, но вовремя схватился за канат. И тут же закинул кошку на чужое судно. Крюки, которые кидал не он один, должны были намертво сцепить оба судна и перепутать снасти, чтобы не дать ганзейцам возможности освободиться от непрошеных гостей.
— Полундра, братцы! — заорал снизу Вторак, сноровисто поджигая фитилем рассыпанный дорожкой порох. Огненная змейка, шипя, побежала в раскрытую настежь крюйт-камору. В это время командир брандера сноровисто поджигал фитили у бочек на баке.
Недолго думая, Рязанец схватился за ближайшую снасть и сноровисто скатился вниз.
В лодку он прыгнул самым последним и тут же схватился за весло. Теперь их спасение зависело только от них. Ганзейцы на сцепленном ими корабле что-то кричали, пытались обрубить связывающие суда канаты и стреляли в любую мелькавшую в море тень. Но не успели они отгрести подальше, как их брандер словно бы вспух изнутри и стал похож на гигантский костёр, откуда силой взрывов выбрасывались и летели на ганзейца пылающие обломки, а длинные языки пламени лизали борт.
— Суши вёсла, братцы, — велел уже бывший командир быстро сгорающего зажигательного судна и достал из котомки, что лежала на дне лодки, берестяную флягу. — До корабля ещё грести и грести. Ну и пока ещё от адмирала рубль получишь, а мёд стоялый помехой нынче не будет.
Мореходы весело заржали и с удовольствием приложились к достаточно вместительной баклаге. Шлюпка беспомощно качалась на волнах, где-то в стороне гремели залпы, а они отмечали свою удачу. Вскоре вспыхнул пожар ещё в нескольких местах, что говорило о том, что не только им посчастливилось сегодняшней ночью добраться до цели. А пламя над бухтой разгоралось всё сильнее и сильнее...
С утра Фриц Граверт с ужасом и гневом наблюдал за покрытой обуглившимися корабельными днищами, обломками такелажа, сотнями обгоревших трупов и пеплом ревельской бухтой. Флот, который веками наводил ужас на обитателей Балтики, бесславно сгорел, а тот, кто посмел это сделать, сейчас спокойно ставил паруса и готовился просто и без затей покинуть место побоища, отделавшись всего лишь потерей нескольких брандеров, что попали-таки в руки дозорных судов. А в памяти ратмана словно набатом звучали слова русского адмирала: "вы сами выбрали свою судьбу". Что же, Граверт умеет держать удары. И потому сейчас нужно не посыпать голову пеплом, а срочно искать хоть какой-то корабль и мчаться в Любек. Ганзе пора встряхнуться! А для начала нужно послать свои корабли на север Норвегии, туда, откуда приходят русские торговцы. И тысячу раз был прав Лемке, говоря, что пора бы привлечь более пристальное внимание к нидаросской торговле датского короля. Ведь русские, возя свои товары мимо Вардегуза, не платят ему никакой платы. Так не пора бы королю и там, на севере, ввести аналог зундской пошлины?
А за погибший флот он ещё отомстит. Страшно отомстит. Дай только добраться до Любека.
* * *
*
Рим — великий город — давно не испытывал того ужаса, что творили сейчас на его улицах имперские наёмники. Зря, ой зря понтифик понадеялся на статус Священного города, как центра христианской веры и не попытался либо вызвать к городу верные ему войска, либо откупиться от имперцев. Ведь Карл достаточно задолжал жалованье своим наёмникам и никак не мог помешать им пополнить собственные карманы пусть даже и за счёт понтифика.
Хотя нет, папа всё же попытался изменить ситуацию. Вот только войска на юге были задействованы против Неаполя, а войско под руководством Урбино таким только звалось — его начальник плёл свои интриги и особо не желал предпринимать активные меры против врагов папы, как бы его ни упрашивали представители Климента VII. Впрочем, понтифик всё же заключил перемирие с Ланнуа и заплатил ему шестьдесят тысяч дукатов для войск Бурбона, но когда тот отправил к имперцам своего посланника с деньгами, то выяснилось, что им эти деньги были как слону дробина. А в ответ на сообщение о перемирии имперцы и вовсе попытались убить прибывшего с деньгами посланника. И в результате ландскнехты Георга фон Фрундсберга и испанцы экс-коннетабля Франции Шарля III де Бурбона, изгнанного Франциском, соединились у Пьяченцы и двинулись в направлении Рима.
Тут-то и выяснилось, что политика папского престола так достала окружающих, что правители земель, через которые имперцы шли на Рим, сами кормили их, снабжали проводниками и свободным пропуском через собственные земли. 6 мая 1527 года армия подошла к Риму и приступила к его осаде.
"Вечный город" имел неплохие защитные сооружения, а пушки замка Святого Ангела стреляли столь хорошо, что не давали противнику развернуться, вот только защищали его всего пять тысяч ополченцев во главе с кондотьером Ренцо да Чери и швейцарские гвардейцы Каспара Рёйста.
Атака началась ранним утром 6 мая, примерно в четыре часа утра. В ходе долгого сражения метким выстрелом из аркебузы был убит Шарль де Бурбон, и в имперских рядах начала зарождаться паника, отчего войска чуть не побежали. С огромным трудом Ферранте Гонзага смог остановить эту панику и переменить отчаяние имперских войск на жажду отомстить за гибель своего вождя. И где-то между шестью и семью утра, лишь только туман стал рассеиваться, императорские войска ворвались в Рим. Как только стена была пробита, вся оборона "вечного города" мгновенно рухнула. Напрасно Ренцо да Чери угрожал казнить дезертиров, защитники стен ринулись защищать свои дома. И это стало приговором папскому Риму.
В беззащитный город хлынули испанские и немецкие войска, практически сразу превратившиеся в мародеров и убийц. Только швейцарская гвардия и часть римского ополчения продолжали отчаянно драться, несмотря на полную безнадежность своего положения. Этот бой быстро перерос в настоящую резню, пленных в котором не брала ни одна сторона. Но именно благодаря их героизму папа Климент VII и смог покинуть собор Святого Петра и тайным ходом поспешить в замок Святого Ангела.
Среди воплей, предсмертных хрипов, лязга стали и грохота выстрелов процессия неслась по роскошным залам и коридорам. Папу и кардиналов рослые гвардейцы буквально тащили под руки, опережая погоню на какие-то минуты. Захлопнутые двери тайного хода лишь ненадолго задержали преследующих, но этого как раз и хватило, чтобы беглецы успели добежать до убежища. И едва они вбежали в спасительный замок, как тяжёлые окованные ворота захлопнулась прямо перед носом их преследователей. Разочарованные ландскнехты жахнули из своих аркебуз в закрывшийся проход и поспешили назад, грабить доставшийся им город.
И Рим погрузился в ад.
Мародеры не только грабили, но и безжалостно убивали горожан, грабили церкви, вытаскивали драгоценности из реликвий, разрывали богатые захоронения. Особенно жестоко расправлялись со священниками, а монахинь насиловали и продавали в солдатские бордели. Даже самые уважаемые и близкие к императору граждане Рима могли избежать насилия, лишь заплатив огромный выкуп. Тела же погибших сбрасывали в Тибр, а непогребенные останки объедали собаки. Из Ватикана сделали конюшню, а страницами книг и манускриптами выстилали денники лошадей.
Особенно отличились наемники-лютеране: нацепив на себя облачения кардиналов и священников и распевая боевые гимны, они пьяные бродили по горящему городу, а их предводитель сидя на осле изображал из себя римского папу. А потом, шутки ради, и вовсе провозгласили Лютера римским папой.
И как всегда в подобных ситуациях, нашлись ушлые люди, что принялись скупать у гулящей солдатни их добычу. Полотна, книги и иные сокровища менялись даже не на полновесную монету, пусть и по цене много ниже своей стоимости, а на продукты питания, которые в раззорённом городе стоили весьма дорого. И в Риме после этого их уже никто и никогда не видел. Как и многих искуссных ремесленников, в чьи дома вламывались наёмники, а насытившись грабежом, уходили, забирая с собой и хозяина. А если находили, то и его подмастерьев. И об их судьбе оставшимся знакомым и родственникам оставалось лишь гадать, потому как обратно из них не вернулся никто. Их оплакали и отпели, как и тысячи других римлян, погибших в те дни на улицах и в предместьях "вечного города". Ну а то, что многие из этих ремесленников потом оказались на самом краю Европы, так что же, такова судьба. Зато люди князя доказали, что недаром столько времени провели в Италии.
Причём действовали они столь виртуозно, что большую часть "спасённой" коллекции оплачивали сами римляне, выкупая свою жизнь за золото. Ведь сумма выкупа для богатого горожанина обычно составляла от четырёх до пятнадцати тысяч дукатов. А княжеские люди доили "своих" не хуже имперской солдатни, тем более что Андрей как-то вспомнил (а потом и записал), что уже через год "ограбленные" римские толстосумы смогли вкладывать в дела изрядные суммы (тридцать — сорок тысяч дукатов в месяц), которые у них оставались, несмотря на все грабежи и выплаты!
Нет, понятно, что подобным могли похвастать далеко не все римляне, но страдали от попаданческих воспоминаний, увы, все. Уставшие от пыток, люди писали письма в другие города к родне, чтобы получить требуемые деньги.
А машина репрессий лишь набирала обороты. Взяв "шефство" над парочкой римских нотариусов, люди князя принялись обделывать финансовые делишки, юридически оформляя отношения, возникшие между жителями Рима и солдатами оккупационной армии. Нет, "покупать" дворец, как это сделал Шиарра Колонна, командующий итальянскими наёмниками на службе императора, они не стали, но, к примеру, потребовали себе законный выкуп от наследников погибших хозяев, которые и были зафиксированы нотариально среди прочих долгов указанных римлян. И наследники должны были их выплатить, чтобы вступить в права наследования. Причём, это не было каким-то русским ноу-хау, подобным юридическим крочкотворством все восемь месяцев оккупации занималось полсотни римских нотариусов. Самое же смешное было то, что законность подобных актов признавалась и после того, как город был освобождён, пока папа Климент VII после возвращения не создал кардинальскую комиссию, по решению которой такие сделки стали расторгаться. Так что ещё не одна тысяча римских дукатов перешла в русский карман в последующие месяцы.
Кстати, самым тяжёлым было не вырвать золото у пленников, а вывезти его из Рима. И завезти в "вечный город" телеги с продовольствием, цена на которое с каждым месяцем лишь росла. Распоясавшаяся солдатня готова была грабить всё, до чего дотягивались их руки и в охрану подобных обозов пришлось выделять достаточно большие силы, что стоило руководителям "великого ограбления" больших нервов, ибо у них под рукой было весьма ограниченное число бойцов. Увы, не раз и не два уходящие обозы окружала толпа голодных местных и стычки с ними превращались в достаточно кровопролитные сражения.
Идеальный план, созданный в далёкой Москве, столкнувшись с реальностью, потихоньку трещал по швам и расползался, как тот самый приснопамятный тришкин кафтан.
Взять, хотя бы, знаменитую Ватиканскую библиотеку. Хорошо, что ринулись туда в первый же день, даже потеряв пару домов, намеченных себе на разграбление. Зато успели хорошо поживиться до того, как Филибер де Шалон, принц Оранский, выбранный солдатами после смерти Бурбона своим главнокомандующим, взял ей под защиту, пусть и ценой грабежа позолоченных обложек. А ведь планировали прибыть туда позже и поработать там более вдумчиво...
Ну а самое жестокое опустошение Рима продолжалось восемь страшных дней. Укрывшись за стенами замка Святого Ангела, папа и другие спасённые с ужасом наблюдали за той вакханалией, что творилась внизу на городских улицах. Казалось, что вновь вернулись времена готов и вандалов, ограбивших Рим тысячу лет назад. Да что папа! Сама Италия взирала на разграбление Рима в полной растерянности.
Правда понтифик за какие-то "жалкие" 400 тысяч дукатов был вскоре освобождён из своего заточения в замке Святого Ангела и отправился в изгнание в Орвието, однако оккупация Рима, с полным беззаконием и властью силы, продолжалась ещё долгих восемь с половиной месяцев, пока вспыхнувшая эпидемия чумы и собранное, наконец-то, войско, верное римскому папе, не заставили наёмников в спешке покинуть усеянное разлагающимися трупами пепелище.
Что же касается представителей одного русского князя, то они исчезли ещё раньше, оставив вместо себя некоего синьора Луиджи деи Грумарди, который и должен был истребовать нотариально заверенные на его имя римские долги, продать всё же полученные в качестве "выкупных средств" дома, лавки и прочие строения, и попытаться всучить нереализованные "акты дарения" какому-нибудь банкирскому дому, пусть и за треть цены.
* * *
*
Передовые отряды русских выскочили к Вольмару под вечер пятницы. И выскочили столь неожиданно, что городское стадо не успело ещё покинуть пастбища и спокойно паслось себе за городской стеной. Обрадованные подобным подарком, русские помещики бросились собирать мычащую и блеящую животину в единое целое, одновременно отгоняя его подальше от города.
Вольмарцы же в первые мгновения думали лишь об одном — успеть затворить ворота. И лишь потом стали с горечью взирать на угоняемое чужаками имущество. Однако, убедившись, что русских пришло не так и много, решили отбить угоняемое стадо. Отряд ландскнехтов и вооружённые бюргеры с громким криком выбежали из распахнувшихся ворот и бросились в атаку на сразу же побежавших к лесу поместных. Вот только преследуя убегающего противника, вольмарцы слишком далеко отбежали от родных стен и когда русские, закончив отступать, развернулись и набросились на них, оказалось, что сил обороняться в поле у выбежавших нет, а отступать далеко и поздно. В результате простого обманного манёвра русские смогли не только угнать городское стадо, которым потом кормили осаждающую армию, но и повязать большое количество тех, кто очень бы пригодился на стенах.
А через сутки к городу подтянулись и главные силы. Поскольку взять город с налёта не получилось, то войско принялось привычно зорить окрестности и неспешно готовиться к осаде. Неспешно, потому как "большой наряд" подтянулся и вовсе лишь к понедельнику, но князь Бельский никуда не спешил и выговаривать пушкарям за отставание не стал.
А серьёзные осадные работы начались и вовсе к среде. Вольмар (или как его звали на Руси Владимирец-Ливонский), как и все ливонские крепости, был с точки зрения фортификации безнадёжно устаревшим. Хотя замок и стоял на возвышенности и с трёх сторон был окружён водой, однако небольшие его размеры вкупе с небольшой же толщиной стен не могли служить надёжной защитой для укрывшихся в нем людей. Да, небольшим отрядам, не имеющим хорошей артиллерии, Вольмар, конечно, был не по зубам, но только не царскому войску с "большим нарядом".
Так что пока мелкие отряды помещиков и детей боярских, рассыпавшись по округе, занимались своим привычным делом, главные силы приступили к окружению города, установке древо-земляных укреплений и правильной расстановке орудий. Работа у набивших руку за прошлую войну воинов спорилась и уже через день первые пушки изрыгнули в сторону города первые "подарки". И спустя какое-то время за стенами занялись первые пожары, которые, впрочем, пока что горожанам удавалось вовремя затушить.
