Спорщики моментально заткнулись и уставились на меня — Снейп брезгливо-недоумённо, а Амбридж с жадным торжеством. Однако обоих роднило дикое непонимание во взгляде.
— Ага, вот оно что! — завопила она. Потом замолкла, подумала и поинтересовалась: — О чём это он, кстати?
— Понятия не имею, — бросил Снейп, внимательно разглядывая что-то на подоконнике.
Амбридж машинально повернула голову вслед его взгляду, и он одним стремительным шагом, взметнув полы мантии, как крылья, исчез за дверью. Любовь — это такая злая штука! Иногда попадётся на жизненном пути какой-нибудь козёл… Или жаба, к примеру. И тянет вроде, но и терпеть нет никакой возможности. Впрочем, Снейп особо и не старался — терпеть-то он не умеет, как и слушать, впрочем, тоже. Сам растоптал первую любовь именно из-за своей этой слабохарактерности. Понятно, отчего ему и Волдеморт не доверяет — неизвестно, какой взбрык случится со Снейпом в следующую минуту, какая муха его укусит. Даже для того, чтобы быть Пожирателем, нужно иногда заткнуть своё единственное и неповторимое “я” куда подальше и делать то, что сказано…
— Ах ты!.. — только и успела бросить ему вслед разочарованная Амбридж.
Ну ещё бы — два центнера отборнейшей розовой штукатурки для лица — коту под хвост. Герой-любовник позорно ретировался, даже не потрудившись прикрыть за собой дверь. Малфой бы тоже обиделся. Амбридж достала палочку и направила её на того, кто, по её мнению, был виноват во всех её бедах в школе — на меня. Точнее, главной помехой для неё в школе были все дети, так что она бы с удовольствием всех присутствующих обезглавила, упрятала в Азкабан и навещала там три раза в день, угощая Круциатусом. Но я для неё отчего-то был олицетворением всего, что она ненавидела в детях — хотя сам ребёнком себя уже не считал, — поэтому и был самым первым достойным кандидатом на раздачу.
— Ты не хочешь говорить! — пробормотала она. — Гнусная мелкая зараза! Ну тогда я выбью это из тебя. Всё, всё приходится делать самой! Самой посылать дементоров к дому твоего приёмного родителя, вот уж святой человек, к слову сказать!.. Самой добывать из тебя правду…
Насчёт мелкого — она ведь погорячилась? Не такой уж я и маленький всё-таки, и по этой части расхождение со Сценарием уже бросается в глаза — в нём-то Поттер был не очень высокого росточка, временами глядя снизу вверх даже на девушек-одногодок.
— Ты мне сейчас расскажешь, ты мне сейчас всё расскажешь, гадкий смутьян… — продолжала она себя уговаривать и наконец решилась: — Круци…
— Нет! — закричала Герми, только что не разрывая кофточку на груди. — Не надо! Я всё расскажу, инспе… профе… директор! Я всё расскажу, только не мучьте Гарри! Я вам покажу, где оно спрятано!
Малфой, до этого тихо, как крыса, сидевший в углу, словно очнулся и опять захихикал своим мерзким блеянием. Амбридж перевела палочку на Гермиону.
— Хорошая идея, мисс Грейнджер! — радостно оскалилась она. — За это, когда я стану министром магии, я не отдам вас дементорам, как стоило бы поступить с любой грязнокровкой, а просто вышлю из страны. Пусть с вами лягушатники разбираются!
— Да-да, я всё скажу, инспе… мисс Амбридж, — продолжала лепетать Герми. — Оно спрятано в лесу!
— Что спрятано?! — требовательно завопила Амбридж, хватая её за руки. — Что?! Что?!!
— Оно, — ответила Герми, и всем сразу стало ясно, что именно там спрятано.
— Ага! — вскрикнула Амбридж. — Оно всё-таки есть! Вы немедленно меня туда отведёте! Ещё мы захватим мистера Поттера…
— И меня! — вякнул Малфой.
— Нет, мистер Малфой, от вас слишком много… — и она скривилась. “Вони”! Она явно хотела сказать “вони”, но сдержалась. — От слишком много пользы здесь, на этом ответственном посту.
— Так точно, мисс директор! — завопил Малфой. — Я не подведу вас, мисс директор! Драко Малфой и мисс директор — это сила!
Амбридж перекосило, словно Снейпа, когда он увидел её десять минут назад. Ага, пусть отведает собственного угощения! Она махнула мне палочкой, повелевая выйти, а потом, оказавшись в коридоре, шумно выдохнула с облегчением. Нет, всё-таки жаба — тоже человек, а Малфой способен довести любого… Мы вышли из замка, и Гермиона потащила Амбридж в Запретный лес. Мне только показалось, или она нарочно выбирала самые колючие кусты и заросшие буераки? Как бы оно ни было, но буквально за минуту нарядная ядовито-зелёного цвета мантия Амбридж уже была истерзана в клочья, и постепенно начал лохматиться её парадный розовый директорский костюм в рюшечках и оборочках. Меня перспектива того, что она окажется вообще без наряда, особо не пугала — ну, подумаешь, стошнит где-нибудь в кусты, а “развидеть” этот ужас можно, попросив кого-нибудь хорошенько обработать меня Обливиэйтом. Или просто достать из мозга воспоминания и подложить какому-нибудь врагу… После завтрака…
Обливиэйт, к счастью, не понадобился. В воздухе пропело несколько стрел, вонзаясь в деревья поблизости наших голов. Гермиона послушно замерла, а Амбридж, взвизгнув, уселась на пятую точку, крутя во все стороны палочкой. Из кустов выскочили несколько кентавров, держа нас на прицеле довольно грозного вида луков, мастерство обращения с которыми они нам только что продемонстрировали. Гермиона выдохнула с облегчением.
— Не подходите! — завизжала Амбридж. — Не подходите! А то хуже будет!
— Это что за страшилище здесь квакает? — хмуро спросил кентавр, в котором я опознал Магориана.
— С тобой, полукровка, не квакает, а разговаривает первый заместитель министра магии Долорес Амбридж! — завопила она.
— Как-как ты меня назвала? — тихим голосом поинтересовался Магориан.
Большая ошибка. Очень большая. Она назвала кентавра полукровкой. А если кентавр — полукровка, значит он — результат смешения двух видов. Либо человеческий предок кентавров вступил в связь с кобылицей, либо их прародительница-женщина бегала на конюшню к жеребцу. Что так, что этак — в любом случае, эта история выглядит даже хуже, чем появление человека в результате кровосмесительного союза двух обезьян. И похоже, что даже в прямые, как полёт стрелы кентавра, извилины мозжечка Амбридж эта мысль всё-таки смогла пробиться.
— Закон пятнадцатый, статья “Б” ясно указывает… — испуганно промямлила она.
— Э, ты почему такая дерзкая, а? — спросил совершенно дикого и свирепого вида кентавр, оказавшийся Бейном.
— Что ты делаешь в нашем лесу? — довольно грубо спросил другой.
— Вам всем позволено здесь жить только потому, что вы попали в Красную Книгу, — окрысилась на него Амбридж, и в дерево прямо над её головой тут же вонзилась стрела, намертво пришпиливая за волосы.
Кентавры дружно заржали.
— Ну, и чей же этот лес, мерзкая розовая кочерыжка? — насмешливо спросил Магориан.
— Гадкие полукровки! — закричала Амбридж. — Тупые жвачные! Я вас научу уважать представителей закона! Инкарсеро!
Гермиона пыталась было её остановить, но не на шутку разошедшуюся жабу уже было не унять. Магориан упал, опутанный множеством толстых канатов, а остальные кентавры, вопя и улюлюкая, дружно ломанулись в атаку. Было ужасно страшно, особенно когда я завалил Герми на землю, прикрывая её собой, и огромные копыта стали толкаться вокруг — к счастью, никого не задев. Амбридж пыталась отбиваться, но что могла кабинетная крыса — то есть, конечно, жаба, — последний год проявившая себя исключительно в пытках учеников и травле преподавателей, противопоставить безжалостной орде жителей леса? Ей удалось выжать лишь один-единственный Ступефай — и Бейн уже уволакивает её в лес под гогот соратников, а сломанная палочка лежит на земле.
Нас подняли на ноги, и Герми стала пытаться оправдать наше присутствие. Нет, чтобы соврать, что это Амбридж затащила нас в лес, чтобы сотворить с нами что-то совершенно непристойное… В общем, теперь расправа угрожала и нам, если бы… Если бы я не помнил, что к нам уже спешит помощь в виде огромного добродушного братца Хагрида. Всё это не заняло и пяти минут — нападение на Амбридж, угрозы нам, появление Грохха и бегство его вслед нанёсшими ему обиду кентаврам — и вот уже я, хохоча в истерике после пережитого, несусь по лесу, таща за руку Гермиону, которая, похоже, просто развевалась позади меня в воздухе, даже не успевая касаться ногами земли. Выбежав не какую-то полянку, я резко затормозил, убедился, что она крепко стоит на ногах и отпустил её, грозно упирая руки в боки. Согнувшись и опираясь ладонями о колени, она со свистом втягивала воздух, пытаясь отдышаться после этой бешеной гонки.
— Гарри? — робко спросила она.
— Отличный план, Гермиона, — язвительно откликнулся я. — Точнее, два отличных плана. Первый — переговорить с Кричером вместо того, чтобы просто залезть в камин. А второй — наше чудесное спасение с помощью кентавров.
— Но мы же спаслись! — запальчиво возразила она.
— Если бы не Грохх… — вздохнул я. — Мне-то что, подумаешь, поколотили бы слегка, а вот ты… Не уверен, что они все там джентльмены…
Я сделал паузу, чтобы полюбоваться на её надутые щёки и вытаращенные глаза. Ну да, думать надо, когда планы составляешь!
— А самое главное, — добавил я, — что мы сейчас ещё дальше от спасения Сириуса, чем были три часа назад.
— И как мы теперь попадём в Лондон?! — сокрушённо всплеснула она руками.
— А, вот вы где! — раздался радостный голос Луны как раз в этот полный напряжённого отчаяния момент.
Товарищи высыпали на поляну и после тёплой встречи рассказали нам, что же именно произошло. Со слов Рона я понял, что именно он всех спас, напав на охранявших их слизеринцев и победив всех. Я не стал спрашивать, как именно он победил их всех, а особенно — как он победил Краба. Джинни сказала, что она очаровала Малфоя… Зевнув, я перестал слушать уже на слове “очаровала”, так что “Малфой” выстрелил уже в молоко, хотя в других обстоятельствах шутка получилась бы удачная. Луна тихонько поведала мне на ухо, что Краб, который остался за главного, собрал у товарищей все палочки моих друзей, заткнул их в задний карман, а потом занял свой пост, встав неподвижной статуей прямо перед ней. К ней спиной, естественно. После того, как Луна подло украла у него палочки, он отослал ещё двоих учеников посмотреть, что там за шум в коридоре, и тогда она наслала на Малфоя летучих мышей, поцеловала Краба в щёчку — отчего тот довольно раскраснелся, — обнялась с Милисентой, и они все выскочили в коридор, где оглушили последних двоих. Панси, к слову, так и не вернулась.
Мы коротко пересказали историю нашего чудесного спасения от самого ужасного монстра волшебного мира — того самого, которого кентавры утащили в лесную чащу. А потом стали придумывать, как нам добраться до Лондона. Простейшим вариантом, конечно же, было бы вернуться в замок и воспользоваться камином в кабинете Амбридж, раз уж у хозяйки в данный момент назначено совсем в другом месте. Но мы же не ищем лёгких путей, правда? Неприятность же заключалась в том, что я совершенно точно знал, что никаких фестралов, которые по Сценарию должны были нас отвезти, нет. Похоже, наличие кожистых коней, видимых только для тех, кто был свидетелем чей-то смерти, показалось разуму, создавшему этот мир, уж слишком большой натяжкой. Тем более что, к примеру, Поттер — но не я, конечно — в первое же прибытие в Хогвартс сразу должен был их видеть, поскольку при нём убили его мать… В общем, я даже опешил, когда Луна радостно закричала, показывая пальцем куда-то в темноту между деревьями:
— Вот, смотрите! Мы на них полетим!
Кто бы мог подумать! Оказывается, в Запретном лесу жило несколько диких гиппогрифов! Точно, на них мы и полетим!
— Все помнят, как нужно с ними знакомиться? — сразу взяла дело в свои руки Гермиона. — Поклониться, выказать уважение!
Спасибо, а то я что-то уже и подзабыл! Она ещё не успела закончить свои нотации, как я уже ласково трепал перья первого, обнявшего меня своей шеей. Он присел, позволив мне забраться, и через несколько секунд я сидел сверху, со всех сторон окружённый тёплым пухом. Тоже важный момент, кстати. Когда мы гоняли с Сириусом на наших итальянских мётлах, мне приходилось плотно укутываться и надевать очки — иначе продует. В какие сосульки мы бы превратились, покатавшись на мифических фестралах, оставалось лишь догадываться. Остальные последовали моему примеру, и даже Рон почти сразу забрался на “своего” гиппогрифа, с не свойственной ему внимательностью подойдя к процессу знакомства.
Мы взлетели с тускло горящими люмосами, словно шестеро светлячков в ночи, и дальше нам предстояла долгая прогулка в небесах, поскольку гиппогрифы даже моей метле уступали в скорости — что уж там говорить о пресловутых фестралах, стремительных, как… как полёт фестрала. Немного поморгав глазами, я ввёл пункт назначения — телефонная будка Министерства — в очки, и они сразу начали выдавать мне указатель направления. Гиппогриф мерно махал крыльями, мы постепенно набирали высоту, и сидя в тепле его пуха, я чувствовал себя маленьким мальчиком Нильсом, которого гусь Мартин нёс в далёкие дали навстречу приключениям. Где-то на полутора километрах в очках появилась новая стрелка, и я повёл головой в том направлении. На фоне едва голубого послезакатного неба виднелась какая-то расплывчатая тень, которую очки обвели и подписали “Червоточина”. Обведена была “червоточина” зелёным цветом, что как я уже успел изучить, обычно означало что-то полезное или хорошее. Я повернул туда, и за мной гуськом потянулись остальные. Подлетая к туманности, которая оказалась метров двадцати в поперечнике, я невольно задержал дыхание, влетел и…
Ничего, только темнее стало. Однако указатель положения на индикаторе очков тревожно мигал — мы явно перенеслись на довольно большое расстояние. Я оглянулся — товарищи так же следовали за мной, полностью доверившись моему чувству направления. Стряхнув набежавшую от собственной растроганности слезу, я обнаружил, что как раз в этот момент мы пролетаем где-то между Глазго и Эдинбургом — огни первого явно были видны далеко справа. Я стал вертеть головой, выискивая ещё “червоточины”, но больше не было видно. Ну что ж, двести пятьдесят километров — это минус два с половиной часа полёта. Уже хорошо.
