Так с трудом флотилия достигла устья другой реки, вливавшейся в Чусовую, с узким руслом и мощным течением, но с чистой, прозрачной водой, отливавшей серебром. За что и получила своё прозвище — Серебрянка. Здесь оставили тяжёлые нассады, которым предстояло вернуться в Усолье-на-Камском, и продолжили путь на более лёгких стругах, в которых пришлось изрядно потесниться. Зато "опыт атамана Ермака", с его запрудой реки парусами, известный тут благодаря одному попаданцу, неплохо помог царским воеводам в их походе по мелкой реке.
Но рано или поздно, а речной путь должен был закончиться, и войску предстояло совершить настоящий подвиг — переправить свою флотилию посуху через горы. И ведь в отличие от Руси на Камне волоков не было. И чтобы добраться до перевалов, воинам предстояло прорубить просеку в чащах и буреломе, и прокладывать себе новый путь.
А для того, чтобы взять с собой и корабли их пришлось максимально облегчить. Снимали все: пушки, ядра и картечь, тюки с припасами и бочки, весла, рули, снасти. И всё равно струги весили довольно много, так что в бечеву впрягались многими десятками, изрядно лили на свежеошкуренные брёвна дёготь и так одолевали за верстой версту, оставляя за собой кровавые отпечатки содранных ладоней.
Коробья, тюки, бочки несли на плечах ратники в пропотелых рубахах. Пушки тащили волоком следом за судами. Горные перевалы, по которым шло войско, имели большие седловины, основательно заболоченные даже в летнюю пору. Но трудно было сказать, помогало это людям или больше мешало их пути.
Наконец настал тот день, когда перевалы остались позади, и теперь войску предстоял путь вниз. Правда, мелководные ручьи, вдоль которых шли русичи, были непригодны для спуска на воду стругов, так что ещё неделю с трудами великими их спускали бечевой с Камня до истоков невеликой реки Баранча, притока Тагила. Здесь уже можно было забыть о тяжком труде, загрузить суда обратно и пусть и с большими предосторожностями, но поплыть на стругах, а не тащить их, сдирая руки в кровь. Семь десятков вёрст, что текла Баранча по сибирской землице, войско проскочило в несколько дней, и вот уже перед взором воинов предстал Тагил, с которого начиналась большая вода и свободный путь для судового каравана. Ведь в ширину Тагил имел аж пару-тройку десятков саженей, а в глубину — полсажени точно.
Струги, вздев паруса в помощь гребцам, величаво вошли в тагильские воды и неспешно плыли по течению. А вокруг расстилались безлюдные берега, золотившиеся песком, и красующиеся поднимавшимися над водами статными соснами. Изредка встречались ловившие по укромным местам рыбу вогулы. Их не трогали, даже привечали, попутно расспрашивая об окрестностях: кто, где живёт, да кто кому ясак платит. Заодно устраивали меновую торговлю, лакомясь свежей рыбкой да убоиной.
Чуть позже примчался к берегу и местный князёк Иртег. Много пожил на свете вогулич, многое повидал, вёл выгодную торговлю шкурками с купцами из-за Камня, что приходили каждый год по зимнему пути, и сразу понял, чутьём почуял, что пришла в их земли новая сила, которая уже не уйдёт. И сомнёт любого, кто встанет у неё на пути. А потому и пришёл первым — договариваться.
Разговор с ним вёл второй воевода, князь Леонтий Иванович Шумаровский-Щука-Шамин, ещё в Москве назначенный царём воеводой далёкой и не взятой пока что русскими Чинги-Туры. Ну а тот, ни государя, ни себя, по обычаю, не забыв, ясак князьку поставил посильный. Так что расстались князья весьма довольные друг другом. Иртег вернулся в свои владения, а войско пошло дальше. И как-то даже незаметно для себя вступило, наконец, в пределы Сибирского ханства.
Теперь всё чаще стали попадаться им на глаза кочевники, что, завидя чужую рать, предусмотрительно угоняли стада подальше от реки. Их тоже не трогали, хотя сведения о том, что готовят вторгнувшимся русичам местные мурзы и были нужны. Но воеводы справедливо посчитали, что ушедшие по весне на выпас, скотоводы вряд ли что знают, а портить отношения с будущими данниками — идея так себе. Хотя вот от лошадок бы многие дворяне вовсе бы не отказались. А потому вперёд был выслан усиленный дозор, дабы перехватить таких вот кочующих у какого-либо брода-водопоя, да сторговаться на десяток-другой коней, способных нести воина. Но раньше, чем дозорные встретились с каким-нибудь кочевьем появились на берегу первые всадники в островерхих шапках, с круглыми щитами за спиной и неизменным луком под рукою. Запели первые стрелы, жахнули в ответ лёгкие гафуницы. С этого первого столкновения и начался потом историками отсчёт покорения Русью Сибири...
Как известно, Сибирское ханство вовсе не было дикой, безлюдной окраиной. Его территорию населяли различные и порой довольно многочисленные племена, пусть и стоявшие на разных этапах общественного развития, и покрывала целая сеть укрепленных городищ, в которых развивалась своя промышленность в виде гончарного производства, ткачества, плавки и обработки металлов. И пусть большая часть вогуличей занималась охотой и собирательством, а татар — скотоводством, разводя лошадей и овец, но в пойме рек Тобола и Иртыша уже существовали и очаги земледелия. Да и на берегах Туры-реки, куда вынесло ратные струги, тихие леса часто прерывались полянами, а темные холмы дымились испариной, словно ожидая своего земледельца.
Так уж получилось, что земли по верхнему и среднему течению Туры в орбиту политического и культурного влияния Сибирского ханства входить стали совсем недавно. Смелый и решительный хан Ибак не только положил конец ордынской столице Сараю и убил последнего хана Большой Орды, но и раздвинул пределы своей державы на земли ханты и манси, вот только последующая пертурбация в политической жизни ханства вовсе не способствовала укреплению его влияния, так что многие местные князьки вновь почувствовали себя вполне самостоятельными владыками. И теперь не все из них были готовы принести шерть русскому царю, как тот же Иртег.
Вот и мансийский князь Ахтамак засевший в укрепленном городке Чинигиды со своими родственниками, слугами, рабами и горсткой богатырей-уртов, мнил себя через чур самостоятельным владетелем. Ведь его обширные владения, раскинулись на много дней пути по окрестным лесам. А ежегодный ясак позволял содержать небольшой, но хорошо обученный отряд воинов. В детстве отец Ахтамака отдавал его в качестве аманата в Чинги-Туру, так что воспитывался юный манси среди иных взглядов и правил. А потом, воспользовавшись смутой, сбежал в родные леса. Но науку ту не забыл.
Не дали забыть. Ведь с незапамятных времен жили манси небольшими родами-селениями. И в каждом таком селении были свои старейшины, от благорасположения которых зависел любой вогульский владетель. Захотят старейшины — посылают в княжеский городок ясак, не захотят — оставался князец с носом. И принудить их к повиновению было ой как трудно, ибо кочуют вогульские юрты кто как хочет и где как хочет. Да и зимних деревень у каждого рода по две-три — попробуй-ка, найди! Но трудно вовсе не значит, что невозможно, особенно если у тебя есть хорошая дружина и умелые следопыты. Только ведь куда лучше умело использовать чужой опыт, поставив сильные стороны сопротивлявшихся себе на службу. Вогулы сильны родом, значит надо взять младшего родича старейшин к себе в город, и благосклонность их к князю будет уже совсем иная.
Как сказал бы один попаданец — опередил своё время Ахтамак, опередил и в тоже время — опоздал. Лет так на триста опоздал. Вот такая вот коллизия, ибо с двух сторон был он зажат куда более развитыми в государственном строительстве народами, которым его нарождающееся среди вогульских лесов государство было вот совсем никак не нужно. А вот ясак, в виде драгоценных шкурок — очень даже нужен. И то, что русские в этот раз куда раньше двинулись в Сибирь, большой роли для него не играло, ведь и Сибирскому ханству тоже нужны были и ясак, и новые данники, и новые верующие. Потому как мусульманская вера вот уже второе столетие распространялась на сибирских просторах.
Так что не было вины князя в том, что у него ничего не получилось. Просто не могло получиться. Ведь сколько раз в истории было такое, что нарождающееся объединение людей просто и без затей смахивалось с исторической карты более устроенным и оттого более сильным объединением, решающим сугубо свои геополитические проблемы. А вогульские княжества зарождались как раз между двумя гегемонами, бьющимися за право быть единственной державой: расправляющей крылья Русью и идущими к упадку (по крайней мере, в данный момент) осколками Орды...
О том, что в его владения пожаловала большая чужая рать, Ахтамак узнал довольно быстро: в Чинигиды прибежали верные люди с дальних затонов. Ох не вовремя пожаловали чужаки: многие юрты ушли на летние промыслы к берегам рек и лесных озер, но князь всё же разослал гонцов во все концы своих владений. И велел шаманам испросить волю духов. Вот только русские струги подошли к его столице куда раньше, чем воины подвластных старейшин.
Чинигиды лишь по местным меркам считались большим поселением, а в действительности это была небольшая крепостица защищенная земляными валами на вершине которого высились деревянные тыны из заостренных кверху бревен. Доступ к валам затрудняли рвы, в которых тоже были вбиты колья с заостренными концами.
Тут высадившиеся на берег воеводы задумались: брать крепостицу приступом — много людей положишь. Уж больно луки у вогуличей были дальнобойные. За сотню шагов от крепостицы стрелы летят. Уже вон и поранили самых глупых. Так что взяли её в правильную осаду, да и отдали на откуп пушкарям. А те и рады: за два дня превратили все стены в развалины, после чего в бой ринулись поместные. Не воевать, нет, а добивать несговорчивых.
И добили, да так, что в живых едва с десяток людишек и осталось. Зато среди них нашёлся упитанный карапуз — младший сын сгинувшего в развалинах местного князьца. И местный же царедворец Тягрул, что в любимчиках у князя не ходил, но местный расклад знал довольно хорошо (он-то, кстати, сына князьца и спас, так, на всякий случай). Ну и как тут было не воспользоваться оказией? Тем более, что и местность вокруг была весьма удобна и для проживания, и для сторожения пути что на Русь, что из Руси. А потому решили воеводы ставить тут новую крепость по плану, что набросали идущие с ратью розмыслы.
Пока начальные люди судили да рядили, стали выходить к Чинигиде вассальные отряды. Встречать их выходил Тягрул, которого многие старейшины знали в лицо. Быстро оценив сложившийся баланс, многие шли на поклон к царёвым людям, а некоторые пытались тут же уйти назад, но повезло лишь самым первым. А потом русичам достался-таки в руки небольшой табун степных лошадок и, поскольку многие поместные, не смотря на судовую рать, везли с собой конскую сбрую, то теперь у армии появилась и своя кавалерия. Которая, используя своих и местных вогулов, шла вдогон за несогласными и настигнув, рубила их до смерти, разом показывая, что будет тем, кто ослушается новую власть.
Однако долго задерживаться у Чинигиды русским было не с руки, а потому, оставив тут нескольких детей боярских и полсотни "охочих людей" да казаков, они двинулись дальше. Впереди теперь дозором плыли струги Камского полка, а перед ними бежали в лёгких лодках вогулы князя Аюки, давно привыкшие жить бок о бок с русскими. И благодаря их работе, всё чаще стали появляться на берегу товары немой торговли: шкурки, варёное мясо, рыба сушёная и копчёная, да разная зелень. Их забирали на суда, оставляя взамен ножи, топоры, да стеклянные бусы, взятые с собой как раз для подобного. Князь Шуморовский хотел сразу расположить к себе своих будущих ясачников...
Сидя в своём дворце, сложенном из сырцового кирпича, хан Кулук-Салтан прекрасно понимал, зачем в его владения вторглись русские. Понимал и готовился к неминуемой битве, разослав гонцов ко всем мирзам и бекам, а также в подвластные племена вогуличей. А разослав, принялся сетовать на судьбу: какой же всё-таки она бывает несправедливой! Ведь всего два года прошло, как он сумел объединить ханство, уничтожив подлых Тайбугинов, и, казалось, что теперь у его страны открылась прямая дорога к процветанию. Нужно было лишь укрепить свои владения: ставить больше городков, посадить на землю больше пашенных людей, поставить больше кузней и научиться самим делать пушки, без которых нынче не обходится ни одна война. Но вместо этого он поддался настойчивым просьбам казанских беглецов и попытался захватить Казань. Нет, стать казанским ханом и объединить два ханства в одно он хотел и сам, что уж тут говорить. Но не получилось, разбили его рать в казанских пределах и вот теперь новая напасть пришла на земли ханства. Которую он, положа руку на сердце, не ждал так скоро, ибо ведал, что урусуты крепко завязли в Ливонии, а за их спиной горела восстанием казанская земля, да и крымские сородичи отвлекали на себя часть их сил. Но враг каким-то образом нашёл "лишние" войска, которые теперь надобно было встречать во всеоружии, а его лучшие багатуры полегли в далёкой казанской землице. Да ещё и казна оказалась сильно опустошена, так что даже пушки в Бухаре ему не на что было закупить, и он собирался это сделать позже, после сбора всех податей и ясака. Но русские пришли слишком рано.
Между тем к столичной Чинги-Туре постепенно собирались воины со всего ханства. Увы, но среди них было слишком много молодых джигитов, вышедших в поход с одной плохой сабелькой и в стёганных халатах вместо доспехов, ибо хорошие доспехи их отцов достались урусутам-победителям. Но всё равно ордынская рать выглядела весьма внушительно. К тому же в самой Чинги-Туре оружейники работали не покладая рук, выковывая клинки, мечи и острые кривые ножи для ханского войска. Так что ещё ничто было не решено и только аллах ведает, кому повезёт в предстоящей битве.
Русские суда появились в виду Чинги-Туры перед обедом и застыли на воде, вне досягаемости татарских стрел. А потом пристали к противоположному берегу, где их военноначальники явно устроили совещание. Кулук-Салтан было расслабился, но ближе к вечеру проклятые урусуты отчаянной атакой сумели сбить небольшие кордоны и высадиться на речном берегу, после чего ещё и удержали захваченный плацдарм, отбив атаку посланных им конных сотен. А потом на землю пала ночь и оба войска стали готовится к завтрашнему сражению.
С первыми лучами солнца запели трубы в царском войске, призывая ратников на молебен, а следом закричали муллы в стане татар призывая воинов на молитву. Оценив ощетинившийся строй урусутов и деловую суету за их спинами, Кулук-Салатан понял, что сами они атаковать не собираются, по крайней мере пока, и после короткого совещания принял решение сбросить их в реку до того, как на этот берег высадиться вся оставшаяся урусутская рать. И повинуясь его сигналу татарская конница, с гиком и пронзительным воем понеслась на изготовившийся к бою русский строй. Под топотом сотен копыт загудела земля. И казалось, что нет силы, способной остановить эту лавину. Туча стрел взвилась в воздух и со свистом понеслась в сторону русских. Ещё чуть-чуть и удалые багатуры врежутся в пеший строй.
