— А, попались, голубчики! — услышав голос Панси, я в панике вздрогнул, а Дафна медленно, словно нехотя, развернулась и уселась на скамейку, снова пристраиваясь мне под бочок. Панси с хитрым выражением на лице протопала к нам и уселась с другого бока: — А я-то думаю, что это они тут затихли!
Это мне до этого только казалось, что я красный, как рак. Теперь же подумал, что от моего лица, наверное, прикуривать можно. Дафна, напротив, сама себе улыбаясь, спокойно смотрела вдаль.
— Панси, я хотел бы ещё Дафну спросить...
— Я только что дала тебе ответ, Алекс! — подала голос та, не поворачивая головы.
— Это был ответ? — переспросил я.
— И на мой вопрос тоже! — кивнула она.
— А у тебя был вопрос? — изумился я. Вот почему, как речь заходит о моих — а теперь мне было ясно, что они именно мои — змейках, так я становлюсь таким тупым? Неужели Бродяга был прав, когда потешался над гормонами, которые затопили мне мозг?
— Алекс, Дафна в этом тоже, хм, немного участвует. Не думай, что мир вокруг тебя одного вертится!
Ха! Что значит — не вокруг меня? Да я в нём, можно сказать, ключевая фигура! Лицо с обложки! Довольно откинувшись при этой мысли на спинку скамейки, я не заметил, что обе девушки выпрямились и пристально на меня смотрят.
— Панси! — сказала Дафна. — А тебе не кажется, что кто-то, не будем показывать пальцем, много о себе думает?
— И совершенно не подозревает, — отозвалась Паркинсон, — какую взбучку мы ему сейчас устроим!
Они дружно вскочили со скамьи и, схватив меня за руки, вытащили на траву, бросили на неё и с визгом и хохотом принялись прыгать по мне и мутузить. Издевательство продолжалось минут пять. В какой-то момент я понял, что от смеха уже не могу дышать, и из моего горла лишь вырывались редкие стоны. Девушки перестали по мне топтаться, взялись за руки и вприпрыжку поскакали к дому. Охая и ахая, я поднялся и позвал их:
— Вот сейчас вас догоню!
Они обернулись, посмотрели на меня, завизжали и бегом припустили к крыльцу. Я, прихрамывая, посеменил за ними. Когда они уже были у самого входа, я почти догнал их, но тут дверь открылась, и вышла мама, строго сложив руки впереди. Змеюки тут же остановились, выпрямились — причём Панси ещё и кашлянула в кулак, — и чинно проследовали вовнутрь. Мама дождалась меня, весело улыбнулась и взяла под руку:
— Что, достали тебя девки?
Я помотал головой:
— Они — хорошие!
Вечером ко мне, как всегда, пробралась Панси. Она повозилась, устраиваясь поудобнее, и замерла, уперевшись лбом мне в плечо.
— Поттер? — так, сейчас мне будут устраивать семейный скандал на супружеском ложе!
— Да, Паркинсон! — я тоже не лыком шит!
— Скажи мне, чем вы таким с Дафной занимались, пока меня не было?
— А-а-а... — сказал я. — Э-э-э...
— Понятно! — сказала Панси, и моё плечо внезапно обожгло болью.
— А-а-а!!! — шёпотом завопил я. — Ты что кусаешься?
Она подняла голову, и в лунном свете, пробивающемся сквозь шторы, мне было видно, как поблёскивают её глаза:
— У тебя нет тайн от меня, ты понял?
Я чувствовал, что она очень сильно разозлилась. Не могу же я ей сказать, что целовался с другой девушкой!
— Ты сама видела!
— Я ничего не видела!
Я притянул её голову к себе и коснулся губ. Панси тут же вырвалась, вскакивая с кровати и рассерженно шипя:
— А вот этого делать я совсем не просила!
— Чёрта с два! — сказал я, тоже вскакивая и наклоняясь вперёд, чтобы наши лица оказались на одном уровне. — Если я целуюсь с Дафной, то с тобой тоже целуюсь!
— Чёрта с два! — ответила она мне, упирая руки в боки. — С чего бы это?
— А с того, — ляпнул я первое, что пришло на ум, — что сегодня я понял, что она мне нужна.
— А я-то тут при чём? — прошипела Панси.
— А при том, что я понял, что она мне тоже нужна!
— Ты это уже сказал!
— Тоже, Панси, тоже!
Она замолкла на несколько секунд, а потом подошла и обхватила мою шею. Я почувствовал её горячие губы и постарался применить то, чему научился с Дафной, ощущая, как бьёт в набат сердце. Моё и её, совсем рядом, напротив.
— Гарри! — раздался тихий стук. — Гарри, ты не спишь?
Дверь распахнулась быстрее, чем мы с Панси успели оторваться друг от друга. Сириус, увидев происходящее, тактично прикрыл глаза ладонью, кашлянул, отвернулся и закрыл дверь. Панси с силой оттолкнула меня:
— А это что такое? — спросила она, показывая на меня пальцем. Сириус, который за один беглый взгляд успел разглядеть все детали происходящего, сдавленно хихикнул за дверью. Я попытался прикрыть проблемное место верхом пижамы. Ну что я могу поделать, когда ко мне так прижимаются и так целуются? Крёстный кашлянул:
— Панси, прости, что прерываю, но Алекс мне нужен по делу, которое не требует отлагательств! — тихим голосом сказал он.
— Минуту, Сириус! — я шагнул к Панси, начавшей было пятиться и, стараясь не сильно прижиматься, обнял её:
— Я сейчас, только узнаю, что ему надо!
Оставив её, я вышел к Сириусу:
— Что случилось, крёстный?
— Сегодня мне прислал письмо мой старинный приятель. Он в Лондоне по делам и взял с собой дочь. Четыре часа назад её похитили.
— Как её...
— Флёр, — перебил он меня.
Я зашел в спальню. Не знаю, что именно ей двигало, любопытство или беспокойство, но Панси стояла там, где я её оставил.
— Ложись спать, мне нужно уйти! — я было направился к своей одежде, но она схватила меня за руку. Я притянул её к себе и прошептал на ухо: — Не волнуйся. Ты же знаешь, до окончания седьмого курса со мной ничего не может случиться! Я до утра вернусь!
Она порывисто сжала меня, а потом отпустила и пошла к кровати. Забравшись под одеяло, она пристально наблюдала, как я в темпе переодеваюсь в походную одежду. Застегивая последние пуговицы, подошёл к ней, поцеловал в щёку и вышел.
Пока мы тёмными коридорами шли к ближайшему камину, я чувствовал, как Сириус время от времени бросает на меня взгляд.
— Что? — не выдержал я.
— Надеюсь, я ничему не помешал? — я почувствовал, как он в темноте прячет улыбку в усы.
— Панси уже пять лет, как может заснуть только в этой комнате, — пояснил я.
— И? — настаивал крёстный.
— И мы повздорили оттого, что я вечером в саду целовался с Дафной.
— Понятно, — сказал крёстный.
— Перестань так улыбаться, как будто...
— Мне приятно наблюдать, как ты взрослеешь, Гарри! — он потрепал мои волосы и полез в камин.
— Что там с Флёр?
— Здрёвствуй, Гёрри! — раздался мужской голос, едва я очутился в гостиной дома на Гриммо. — Я дявнё мючтал с тюбёй встрётится! — подошедший мужчина в обычном маггловском костюме-тройке протянул мне руку: — Мёня зовют Анри, я отец Флёр.
— Очень приятно, мистер Делакур! — я с поклоном пожал руку. — Как поживаете?
— Как пёживаешь, Гарри?
— Так, к делу! — прервал Сириус. — Я так думаю, что время утекает непозволительно быстро!
— Ах, дё! — согласился Делакур. — Вёт, посмётри!
Он протянул мне записку, в происхождении которой не было никаких сомнений.
“Привет!
Мне тебя нужно срочно увидеть! Буду ждать снаружи!
Гарри”.
Я поднял на него глаза. Я точно знаю, когда я писал эту записку и кому я её писал.
— Флёр срязю, как полючила этё, улибнулясь и вёбежаля нарюжу. — прокомментировал Анри.
Я повернулся к Сириусу:
— Я писал эту записку Гермионе. Давно уже. Видать, она её зачем-то сохранила!
Мне было видно, что Бродяга начинает закипать:
— Я это всё и без тебя понимаю. Идеи есть?
— Конечно, — пожал плечами я. — Билл.
Глаза моих собеседников загорелись.
— Ты думаешь, именно так оно всё и произошло? — спросил крёстный. Я кивнул. — Где мы его можем найти?
Я стал вспоминать, что мне ещё докладывали “Пикси” про Билла.
— У него есть каморка в Скунторпе, — выпалил я. — Это порядка двухсот километров отсюда.
— Тём ёсть камин? — спросил Делакур. Я помотал головой. — Он умёет оппарирёвять?
— Билл? — ухмыльнулся я. — Это вряд ли!
— Сирюс! — взмолился Анри и затараторил, мешая английские и французские слова — Силь ву пле! Я знёю, чтё я и тяк дёльжен тёбе до грёбовёй дёски, мон ами... — я так и не понял, что он попытался сделать, то ли хлопнуться в обморок, то ли упасть на колени, но крёстный резко подхватил его под локти и держал чуть ли не на весу.
— Перестань, Анри, это — не мужской разговор! — он своим спокойным тоном говорил, словно успокаивая маленького ребёнка. — Ты же знаешь, как я люблю Жанин и девочек! — убедившись, что Делакур уже твёрдо стоит на ногах и не собирается падать, Бродяга вопросительно поглядел на меня:
— Готов, Щеночек? — он взял меня за руку.
— Погоди! — остановил его я. — Ты хоть знаешь, где этот Скунторп?
Сириус помотал головой:
— Я лишь знаю, что это где-то к морю от Шеффилда, но точнее...
Я подошёл к кладовке и достал четыре метлы. Крёстный опять покачал головой:
— Анри не может идти с нами. Я слишком устал сегодня, когда мы с тобой работали, и на такое расстояние я могу взять только одного человека. Ты же нужен, чтобы найти нужный дом.
— Постой, — спохватился я, — почему мы не можем воспользоваться каминной сетью?
— Потому, что за пределами Лондона у меня нет знакомых каминов, — с сожалением сказал Бродяга.
Я, конечно, знаю один — в Норе, но от него до этого Скунторпа ещё дальше пилить.
— Где мои очки, крёстный? — спросил я. — Мои другие очки?
Сириус достал из кармана очки и с мрачным лицом протянул мне. Я понимал причину его тревоги. С форой в четыре с половиной часа у Билла было достаточно времени, чтобы... приступить к выполнению своего плана. Если я ещё ни с кем не целовался до сегодняшнего дня, это ещё не означает, что не знаю, откуда дети берутся, и что такое изнасилование. Странно, конечно. Отчего-то мне показалось, что взгляды, которые бросала Флёр на Билла, когда тот вместе с Молли навестил меня в Хогвартсе, были вполне доброжелательными. Да и Сценарий, вроде как, описывал большую любовь. Хотя, Сценарию, как я уже по себе понял, в этих вопросах верить не стоит. А в сухом остатке — утащить у Герми мою записку мог только кто-то из Уизлей. И в результате Флёр окажется с Биллом. По любви? Или из-за того, что будет обесчещена? Едва я произнёс про себя это слово, моё сердце сжалось от безысходности. У меня, чужого, в общем-то человека. Как же она себя будет чувствовать?
— Что стоим? — немного более резко, чем следовало, спросил я Сириуса. Тот ничего не сказал на это, поскольку все чувства явно отображались на моём лице, а лишь молча взял меня за плечо, произнося заклинание, и мы оказались на какой-то тёмной узкой улочке, выложенной булыжником, мусором и экскрементами. У полуразвалившейся двери под красной неоновый вывеской с надписью “Отвязные звёздочки” кучковалась, обильно дымя тонкими сигаретами, стайка женщин, размалёванных и разодетых так, что я их поначалу принял за трансвеститов на гей-параде. Одна из них, заметив нас, приветливо помахала ручкой:
— Ой, смотрите, девчонки, это же Чёрный Клык с каким-то дохлятиком! Эй, Чёрный Клык, иди скорее к нам! Мы по тебе соскучились!
Я в ступоре разинул рот. Никогда не подумал бы, что Сириус настолько известен, что его знают даже дворовые шлюхи Шеффилда! Жрицы тем временем наперебой загалдели, а крёстный, взяв меня за плечо, повёл к выходу из переулка.
— Эй, Чёрный Клык, ты что, теперь по мальчикам ходишь?
Сириус обернулся к девкам и изобразил на лице что-то настолько доброе и человеколюбивое, что те сразу заткнулись и даже перестали дышать. Мы вышли на такую же тёмную улочку с редкими тусклыми фонарями, добрели до небольшого скверика, где достали мётлы и стрелой взмыли в воздух.
Если что-то и может сравниться по остроте ощущений с полётом на метле, так это полёт на метле в сельской местности в безлунную ночь. Мы не успели ещё отлететь от Шеффилда, как крёстный с размаху врезался в сову. От бедной пташки лишь ошмётки полетели, а крёстный, с трудом удержавшийся на метле, вспоминал её птичьих родственников до седьмого колена. Мы попытались было лететь чуть выше, так выше оказался весьма чувствительный боковой ветер, который не только проморозил тех из нас, кто в душе был собакой, до самого основания хвоста, но и успел отнести к югу, сбив с пути. Когда мы попытались лететь ниже, то сначала лицо Сириуса превратилось в зелёную маску от крутящейся там мошкары, потом он влетел в крону дерева, на этот раз выпустив-таки метлу беспорядочно кувыркаться к земле в то время, как сам пытался высвободить мантию из веток, а на третий раз в него влетела летучая мышь. Бродяга был уже настолько взбешен, что, откусив несчастному животному голову и смачно выплюнув её, тушку затолкал в рот и принялся жевать.
Я с удивлением обнаружил, что мои очки не только “видят” в темноте, но также и помогают с предупреждением неподвижных и движущихся препятствий. В частности, от той летучей мыши, что досталась на завтрак крёстному, я как раз успел увернуться, крутанув в воздухе “бочку” прямо перед летящим сразу за мной Сириусом. На радостях по поводу моего возвращения отец купил мне новейшую модель итальянской метлы, которых в мире было всего-то двести штук, Фулмине Марк 5, способной разгоняться до трехсот километров в час. Крёстный два дня выпрашивал у меня её покататься, взамен предлагая свой старый мотоцикл с пробитым глушителем, а потом, когда я, вдоволь накувыркавшись в воздухе, сжалился и дал её ему, он на следующий день после обкатки притащил такую же, новенькую и в заводской полироли, не глядя выкинув вполне себе неплохую кучку золота на своё мальчишество. В общем, злосчастный Скунторп, до которого от Шеффилда было лететь около пятидесяти километров, появился на экранах наших радаров буквально через десять минут, переливаясь огоньками уличных фонарей и красными маячками сталелитейного завода.
Глядя на отвалы шлака и горы угля, Сириус прокричал мне:
— И какой идиот в здравом уме поселится в такой дыре?
Ты его знаешь, крёстный! И я надеюсь, что мы встретим его именно здесь и, самое главное, успеем спасти Флёр. Если, конечно, ей действительно угрожает опасность, и она не сама сбежала от папочки к пафосному длинноволосому носителю серёжек.