Именно поэтому в Куконойсе была открыта очередная печатная мастерская, которая работала без устали день и ночь. В этот раз русские не позволили ливонцам выиграть на информационном поле, наводнив циркумбалтийские земли сотнями памфлетов про отступивших от веры рыцарей-сатанистов и идолопоклонников. Этим памфлетам верили и не верили (в зависимости от взглядов читавшего), но свою работу они делали. Один, не к ночи будь помянутый политик правильно сказал (хотя почему-то большинство эту фразу приписывают другому): "Чем чудовищнее ложь, тем быстрее в неё поверят". Правда, сама цитата была куда больше и сказана была к определённому контексту, но смысл от этого не терялся. Недаром русские либералы так любили повторять крылатое: "вы не рефлексуйте, вы распространяйте, пусть отбиваются". Вот Андрей и не рефлексировал, чего уж там, хе-хе-хе.
В общем, работы у нового наместника было выше головы и на годы вперёд. А между тем сама война с Орденом всё ещё продолжалась.
Русская армия во главе с царём, хорошо отдохнув в предместьях Велина, вновь двинулась в поход, по-пути захватывая один за другим рыцарские замки, которые практически не оказывали ей сопротивления. Так неспешно русское воинство и подошло под стены каменной крепости Вейсенштейн. Здесь их уже ждали и готовились. Крепость, в отличие от замков, собиралась сопротивляться.
Однако царские пушкари уже приноровились вскрывать подобные орешки. Даже недели не понадобилось, чтобы в стене засияли первые бреши. А крепостные пушки города Вейсенштейна смолкли и того раньше.
Тем временем, под защитой своих орудий, русские воины подтащили к стенам тяжелые осадные лестницы и изготовились к штурму. Под грохот полковых барабанов и пение труб, повинуясь царскому приказу, пехота и спешенные поместные лавой устремились к крепости. По ним из амбразур ударили аркебузы, полетели сверху тяжёлые камни, полилась кипящая смола. Несколько часов шло упорное сражение, однако взять ливонскую твердыню русским так и не удалось. Но уж что-что, а упорства Василию Ивановичу было не занимать. Так что через два дня он, после дополнительной бомбардировки, вновь послал войска на штурм, и на этот раз крепость Вейсенштейн была взята. Армии открылся прямой путь к Ревелю.
Между тем трёхтысячный отряд князя Фёдора Михайловича Курбского-Чёрного, отколовшийся от основной армии, сначала дерзким налётом взял замок Леаль, именуемый в русских летописях Лиговерью, а потом, оставив тут усиленный гарнизон, поспешил дальше, по пути грабя и сжигая всё, что попадалось под руку.
Епископский город Гапсаль когда-то для лучшей защиты возвели на острове, но со временем море постепенно отступило, и сейчас остров практически исчез, слившись с материком, так что со стороны суши жителям пришлось вырыть семисотметровый ров, который наполнялся морской водой. Чтобы ещё лучше укрепить город, в правление последних епископов Иоганна Оргаса и Иоганна Кивеля старая крепостная стена была надстроена и удлиненна, а, кроме того, для защиты замка были построены две высокие и массивные артиллерийские башни. В общем, город был очень хорошо защищён, в замке был достаточно сильный гарнизон и достаточно провианта для долгой осады. Да и служба в нём велась, как положено, так что приближение русских войск не прошло незамеченным, и город вовремя закрыл ворота, а на предложение сдаться ответил пальбой из пушек. Князь Курбский с хмурым видом объехал город по дуге, обозревая его укрепления, и понял, что без хорошей артиллерии взять сию твердыню будет трудно. Да что там трудно, скорее, даже невозможно. Однако не отступил, как на то понадеялись рыцари, а сел в осаду, явно поджидая кого-то ещё.
И этот кто-то пришёл, и пришёл с той стороны, с которой обычно не ждали. Со стороны моря. Хотя, честно говоря, флот должен был придти сюда первым, но изменившаяся история задержала его поход.
А всё из-за одного мало кому известного местечка Виртсу, которое впервые было упомянуто в источниках в 1459 году, как торговое поселение, что было обусловлено главным образом его гаванью и хорошими условиями для ловли рыбы. Кроме того, здесь было удобное место для контроля судоходства, ведь именно в этом районе пролив Суурвяйн, отделяющий остров Даго от материка, имел наименьшую ширину. И именно поэтому через Виртсу ещё и пролегала основная переправа, по которой на лодках осуществлялись перевозки с материка на остров Даго и далее на остров Эзель.
А раз место было столь выгодное, то оно, непременно, нуждалось и в хорошей защите. Вот в середине прошлого века фон Икскули, вассалы Эзель-Викского епископа, и подсуетились, возведя на острове, что венчал собой длинный и узкий мыс, замок. А при чём тут русский флот? Так в иной истории этот замок был разрушен в 1535 году самими ливонцами, в ходе внутренних распрей, и больше не восстанавливался. Однако в этот раз Ливонская война началась раньше и замок был всё ещё цел и по-прежнему возвышался над проливом. Вот именно по этой причине флот слегка и задержался. И только взяв его и оставив в нём гарнизон, поспешил дальше под Гапсаль, помогать армии, согласно царского повеления.
Вновь возглавивший командование над флотом ливонский наместник князь Барбашин, не стал бросаться с ходу в бой, а сначала произвёл рекогносцировку гапсальской бухты, одновременно установив связь с князем Курбским, и лишь потом начал высадку на берег морских стрельцов, дополнив ими поредевшую поместную рать. Второй волной с кораблей свезли несколько тяжёлых пушек, предназначенных для обстрела городских стен. На следующий день русские мореходы исходили ближние подступы к городу на шлюпках, делая, иной раз под огнём противника, промеры глубин, и только потом бомбардирские корабли, осторожно маневрируя, принялись закидывать в город зажигательные бомбы и чугунные ядра. А затем к ним присоединились и пушки осадной батареи.
Но гапсальцы вовсе не собирались просто отсиживаться за стенами и часто беспокоили осаждавших своими вылазками. В одну из них им даже удалось прорваться через вражеский лагерь и отправить гонца с вестью, и лишь решительной атакой морских стрельцов они были отброшены назад, так и не сумев выполнить вторую задачу: заклепать осадные пушки.
А вот на море поначалу всё было спокойно. Да и чего было ожидать от осаждённых, если гапсальский комтур мог полагаться лишь на четыре корабля, случайно оказавшихся в его порту. Причём из них лишь две небольшие галеры были условно боевыми, а ещё два судна представляли из себя всего лишь большие купеческие когги. Однако в один из дней, воспользовавшись временным штилем, обе ливонские галеры выскочили из порта и попытались обстрелять застывшие со спущенными парусами бомбардирские корабли, как наиболее досаждавшие городу. Причём, они хотели не только повредить, но и, коль получится, то и взять кого-то на абордаж. Именно поэтому, дав залп, одна из галер совершила быстрый рывок, и сцепились со стоявшим ближе всех к городу "Моржом". А когда на палубу бомбардирского корабля горохом посыпались ливонские бойцы, выяснилось, что на вёслах у них сидели отнюдь не рабы, что дало им большое преимущество в живой силе. И будь ситуация иной, всё у них бы получилось.
Вот только на их беду, на русских шхунах учли уроки ещё антипиратской кампании и все шхуны по-прежнему вооружались вёслами, что до времени хранились в трюме. И теперь их торопливо доставали на палубу, стремясь превратить свои парусники в подобие галеасов. Вскоре одна за другой шхуны двинулись вперёд, да и каракку с помощью шлюпок, стали заводить так, чтобы она могла пощипать галерам нервы. Но командир ливонцев, оценив пришедшие в движение вражеские корабли, недолго думая велел трубить отход. А его люди дисциплинированно покинули залитую кровью палубу практически уже захваченного "Моржа" и быстро обрубили стягивающие корабли канаты. Последние уходящие подожгли вываленные на палубу оставляемого корабля пропитанные смолой и порохом обрезки парусины и канатов, после чего обе галеры предпочли прорваться в море, так как на вёслах шхуны явно уступали им в ходкости.
И всё частично своего они добились! Из-за малого количества выживших "Морж" успел хорошенько разгореться, прежде чем нашлись те, кто принялся тушить очаги возгорания. В результате на борьбу с пожаром были брошены все силы флота. И хоть корабль всё же удалось отстоять, но теперь он требовал хорошего ремонта и из кампании выбыл окончательно.
"Обидевшись" на подобные последствия, Андрей велел усилить бомбардировку города и свёз на берег ещё несколько орудий. И это принесло свой результат: уже через три дня часть стены обрушилась и русская пехота начала массированную атаку, стремясь под градом пуль и камней, сыпавшихся сверху, быстрее проникнуть внутрь городских стен.
Это было эпическое сражение. Горожане и гарнизон сражались как львы, понимая, что пощады им уже не будет. Но и русские, распалённые жаждой наживы и потерями, остервенело лезли вперёд. И, в конце концов, горожане под их натиском дрогнули и поместные вместе с морскими стрельцами захватили пробитую брешь. После чего они с победным криком ворвались в город, на улицах которого началась резня, в ходе которой нападавшие не щадили никого из сопротивлявшихся и сноровисто вязали всех сдавшихся.
К вечеру Гапсаль пал. Но пав, он сумел взять с победителей дорогую цену: почти полтысячи поместных воинов и морских стрельцов остались под его стенами. Однако ни князь Барбашин, ни князь Курбский, ни даже сами ратники не собирались долго горевать по этому поводу, ибо такова доля воинская, зато впереди перед ними лежали ещё не познавшие военных тягостей земли, полные добра и будущих холопов. А потому, отдохнув и хорошенько набив сумы, обе рати двинулись в новый поход. Причём флот прихватил и оба когга, которые почему-то не сожгли ни горожане, ни их команды, забив их трюма взятой в городе добычей и пленными.
Впереди у князя лежали остров Ворсми и шведское поселение Рогервик...
Узкий полуостров Пакри, на несколько километров вдающийся в Финский залив, создал удобную бухту с хорошими глубинами, к тому же дополнительно прикрытую двумя небольшими островами, в результате чего она была закрыта от всех ветров, кроме северных и северо-западных. Хороший грунт и удобный выход из залива обеспечивали кораблям превосходную якорную стоянку, делая бухту самой удобной в западной части южного берега Финского залива.
Люди в этих местах начали селиться давно, но более-менее постоянное поселение возникло где-то в веке в четырнадцатом, когда шведские рыбаки основали здесь свой посёлок, который назвали Рогервик, то есть Ржаной. И все названия вокруг были связаны именно с рожью: Большой Ржаной и Малый Ржаной острова, Ржаной залив, Ржаная бухта, Ржаной мыс. А для защиты своих домов построили небольшую крепость, которая могла спасти от разбойников, но никак не от полноценного десанта, поддержанного корабельной артиллерией. Так что пришедшим сюда русским шведы ничего противопоставить просто не могли, хотя и попытались сопротивляться.
Впрочем, даже если бы они и сдались без сопротивления, жить им тут уже не светило, так как большинство из них были подданными шведского короля, а на Ржаную бухту у Андрея были свои планы. Да, он, как и Пётр, собирался построить здесь порт. Но не просто порт, а настоящую военно-морскую базу. Благо природа практически всё сделала сама, и оставалось лишь защитить гавань от сильных штормов и нападений неприятеля. Ну и в отличие от императора-недодела (который в жизни недоделал до конца ни одного дела) он собирался довести строительство базы до конца. Потому как не видел в нынешнем Ревеле удобную и хорошо защищённую гавань. А вкладывать деньги в перестройку уже имеющегося хозяйства не желал. Ибо это был как раз тот случай, когда лучше всё строить с чистого листа. К тому же он не был заложником императорских хотелок и ему не нужно было защищать ещё один ненужный город, отгроханный недоделом. Столица Руси по-прежнему оставалась в Москве, а Невское Устье на полноценный порт никак не тянуло, так как большие корабли просто не могли пройти к нему из-за малых глубин, отчего уже давно перегрузка товаров с морских судов на речные струги осуществлялась на Котлине.
Рогервик же позволял строить у себя суда с осадкой для океана, не оглядываясь на мелководную Маркизову лужу, а навигацию начинать значительно раньше, чем из Ревеля, Нарвы или не построенного ещё Кронштадта. Так что приплывшие сюда вскоре из Норовского розмыслы принялись изучать окрестности с целью определения мест для лучшего расположения фортов и причалов.
Ну а царский флот, пополнив команды, отправился решать очередную задачу...
* * *
*
В начале сентября 1527 года русское войско во главе с Василием Ивановичем подошло к Ревельской крепости, с ходу заняв богадельню святого Иоанна, устроенную на Дерптской дороге примерно в полуверсте от предместьев города. Богадельня представляла собой комплекс небольших зданий вблизи реки, в которых престарелым предоставляли отдельные жилища.
Не желая большого кровопролития (и долгой осады) царь снарядил в город послов с требованием сдаться на его царскую милость. Причём Василий Иванович не скупился на посулы: "коль Ревель отойдёт под царя, то его свобода, величие и промыслы не будут тронуты. Ревель останется вольным имперским городом и будет хозяином Вышгорода и замка с его доходами, и не будет утружден пребыванием в нем русских начальников и чиновников. Не станут обременять их какими-либо новшествами, налогами или пошлинами. Буде же Ревельцы не найдут для себя удобным непосредственно присягнуть царю, то вольно им будет избрать себе немецкого князя или кого из дворян, кому они более доверяют; тогда пусть тот присягнет царю, а ему присягнут Ревельцы точно так, как вольные немецкие князья, государи, курфирсты присягают Римскому императору". Увы, ревельский магистрат оказался глух к зову разума и столь щедрое предложение отверг, изготовившись к долгой осаде.
Ревельский флот в очередной раз смог прорвать жидкую морскую блокаду и успел доставить в город закупленное в Европе продовольствие и боеприпасы. Анцифор, конечно, попытался сделать всё, что мог, но ревельцев было просто больше и всё, что ему удалось, это взять три когга с припасами на абордаж.
Так что, обложив крепость со всех сторон, русские принялись сооружать туры и выставлять на них осадные орудия. И, разумеется, приступили к опустошению и разорению ревельских окрестностей
Увы, но Ревель сразу показал, что он чересчур крепкий орешек. Осадная артиллерия с трудом ломала толстые каменные стены, а устроить масштабные пожары и вовсе не получалось. Горожане пристально отслеживали чуть ли не каждую русскую пушку, вовремя предупреждая о выстреле и наблюдая, куда упало каленое ядро. Ядра же, влетая в город, взрывались как положено, калеча и убивая горожан, застревая в крепостных стенах и башнях, сметая крыши и стены домов. Но ревельцы под огнем латали каждое попадание и тушили возникающие пожары.
При этом осажденные не только грамотно оборонялись, но и сами устраивали вылазки. Порой удачные, порой нет.
И потекли дни за днями.
