Беспрерывно палили пушки, два штурма отбили ревельские сидельцы, но держались. Упорно держались. Вот уже и осень прошла, ударили первые морозы. Выпал снег. Вот только надежды осаждающих на зимние трудности у горожан не оправдались. Для того чтобы в таком большом городе кончились запасы продовольствия, блокировать его нужно было дольше, чем несколько месяцев. А потому, несмотря ни на что, находившиеся в осаде ревельцы, не унывали и совершая дерзкие вылазки, не раз уничтожали блокгаузы и окопы, воздвигнутые с большим трудом осаждающими, а порой и пушки, не смотря на всю их охрану.
В результате, зимой, поняв, что ревельская эпопея может затянуться надолго, как когда-то смоленская, и едва получив известия о рождении дочери, Василий Иванович покинул воинский стан и убыл в Москву. Оставшиеся за него воеводы ещё попытались пару раз штурмом взять неуступчивый город, но, потеряв на этом сотни ратников, предпочли окончательно положиться на осаду. Вот только припасы у осаждавших начали заканчиваться раньше, чем у осаждённых. Особенно огневой припас. И даже из Руси его привозили всё меньше и меньше. Война съела практически всё накопленное, так что пушки стреляли с каждым днём всё реже и реже. В конце концов, поняв, что скоро воинам придётся жрать собственных коней, воеводы, не дожидаясь начала весенней распутицы, сняли осаду и утомлённая многомесячным сидением армия пошла прочь от стен Ревеля.
Город победил, но победа эта оказалась с душком: Ливонского ордена к тому времени уже не существовало и уже в пяти верстах от городских стен начинались владения русского царя. А всё потому, что пленённый магистр фон Плеттенберг, находясь в Москве, весной 1528 года отписал императору покаянное письмо, после чего, по примеру Альбрехта Прусского, просто распустил Орден, превратив его в светское герцогство Ливонское во главе с самим собой. И оставалось только догадываться, чем запугали, или что наобещали ему восточные схизматики, но сразу после того, как он стал герцогом, фон Плеттенберг признал себя вассалом русского царя, а после отдал практически все земли герцогства русскому владыке, оставив юному племяннику (кстати, полному тёзке магистра — Вальтеру фон Плеттенбергу) лишь небольшой удел.
В чём-то старого магистра можно было даже пожалеть: тяжко это, когда своими руками рушишь дело всей своей жизни. Но иной доли Ордену было уже не дано. Слишком долго тянули его начальники с реформами, слишком сильно надеялись на помощь извне. А ведь история не раз уже показывала (и ещё не раз покажет) что мир не стоит на месте, он развивается, выдвигая всё новые и новые требования, и те, кто не успевает среагировать на его вызовы, обречены. Вот и с Орденом: стоило прийти врагам в нужное время, когда всем внешним игрокам стало не до помощи, и всё, посыпался Орден. А Василий Иванович тем самым своего отца переплюнул: не белый мир заключил, а овладел практически всей Ливонией. Ведь земли рижского и дерптского архиепископств уже принадлежали ему на правах сюзеренитета (Бланкенфельд-то умер в орденских застенках, и никто ему преемника не назначил), город Рига с окрестностями был взят на саблю и признал себя царской вотчиной, и лишь Эзель-Викское епископство, на котором окопался ревельский епископ Георг фон Тизенгаузен, оставалось пока ещё самостоятельным, и как бы оккупированным. Однако кто сказал, что только Рига может не признавать архиепископа? А чем Гапсаль или Лиговерь хуже?
Так что вскоре фон Тизенгаузену поступило вполне деловое предложение от русского царя — приобрести земли епископства за целых пятнадцать тысяч талеров. А если епископ воспротивится, то грады и сёла готовы уже отложиться от такого сюзерена, что не защищает их от разбоя. Нет, конечно, Василию Ивановичу денег на подобное было жалко. Но думцы, после долгих размышлений, решили, что купленное да дарованное куда проще императору, да и папе, с которым не хотелось терять установившихся в последние годы хороших отношений, объяснить будет. Вот и уговорили царя. Ну а сумма от хохмы барбашинской появилась. Буркнул он на заседании, что, мол, епископ не Иуда, ему и половины от тридцати серебренников хватит.
Вот город Ревель, поняв, как изменился мир за прошедшие месяцы, и схватился за голову. В том географическом положении, в котором они теперь оказались, становилось просто тревожно за будущее города. И предложение русского царя вовсе не казалось теперь таким уж неприемлемым. Но захочет ли Василий Иванович вновь обсуждать его, вот это был вопрос вопросов.
Так что, покряхтев для приличия, стали горожане собирать посольство к ливонскому наместнику.
Глава 19
Осеннее солнце своими лучами словно ласкало воды Зундского пролива, сверкавшего в ответ тысячами огненных всполохов. Шли последние тёплые денёчки перед осенними штормами и сотни кораблей стремились проскочить узкое горлышко Зунда, дабы успеть добраться до дома.
Вот и русский караван, подгоняемый попутным норд-вестом, двигался в сторону Балтики, старательно удерживая строй. Да, эти воды видали караваны и побольше, всё же в лучшие годы ганзейцы за раз по три сотни водили, но и четыре десятка, собранные в один кулак, смотрелись весьма величественно.
Русский караван, как ни спешил проскочить Зунд с попутным ветром, однако встал на якоре на рейде датской столицы, отправив несколько лодий в порт, где их с нетерпением ожидали русские купцы. Несмотря на то, что экономика Дании была сильно похожа на экономику Руси, кое-какие товары всё же пользовались взаимным спросом. К тому же купцы, отгрохавшие в этом варианте истории в датской столице Гостинный двор, вовсе не собирались нести убытки по его содержанию, так что им волей-неволей пришлось не только изучать потребности датчан, но и конкурировать с голландцами, вырывая свою долю в датском экспорте и импорте.
Поскольку торг в Копенгагене вёлся не с колёс, то и долгого простоя у каравана не получилось. Забив трюма лодий бочками с селёдкой, скотом и кожами, купцы споро отпустили суда, дабы не платить лишнего за стоянку. Однако караван ещё трое суток простоял на рейде, словно чего-то ожидая, и лишь потом двинулся в путь.
Однако не успел столичный берег растаять в дымке, как на горизонте показались паруса довольно многочисленного флота, идущего наперерез русскому каравану.
Борнхольм был небольшим островком, длиной всего сорок, а шириной двадцать пять вёрст, с холмистой поверхностью и обрывистыми берегами. Зато он выгодно стоял на большой морской дороге, отчего Любек и забрал его себе на пятьдесят лет у короля Дании в возмещение понесенных военных расходов. И потому именно тут и собрался ганзейский флот, чтобы достойно рассчитаться с обнаглевшими рутенам, захватив их корабли взамен сожжённых у Ревеля.
В этот раз объединённым флотом вендских городов командовал молодой ростокский ратман Томас Каске, а Фриц Граверт, тоже отправившийся в поход, отвечал лишь за любекский отряд. Однако Каске внимательно выслушал все рассказы Граверта о необычной тактике рутенов и призадумался. Конечно, им противостоять будет купеческий караван, но в его охране было достаточно боевых кораблей, противодействие которым нужно было выработать заранее.
Однако, едва примчавшийся краер сообщил о выходе рутенских кораблей из порта, Каске велел флоту сниматься с якорей и выходить ему навстречу. Вот только рутены не спешили входить в пролив, так что ганзейцам пришлось встать в ожидание у его входа.
Очередной сентябрьский денек выдался довольно тёплым, с утра наверху монотонно поскрипывали реи, создавая свой аккомпанемент ветру, свистящему в снастях. Мерно плескались волны о борта кораблей. Однако мчавшийся в их сторону краер говорил, что мирным этот день уж точно не будет. Краер был отправлен следить за рутенами и его появление говорило о том, что те, наконец-то, всё же двинулись в путь. На ганзейских кораблях раздались трели дудок, погнавшие моряков на палубу. Заскрипели кабестаны, спешно выбиравшие якоря, захлопали на ветру отвязанные от рей паруса.
На высоком юте каракки "Wappen von Rostok" собралась небольшая кучка офицеров. На ветру развевались разноцветные перья их шишаков, сверкали солнечными зайчиками начищенные латы. В стальном шлеме и куртке из жесткой кожи, которая легко могла отразить стрелу на излете или скользящий удар клинка, поднялся туда и Томас Каске.
— Что же, господа, — произнёс он, вглядываясь в морскую даль, — пора кое-кому показать, что Ганза ещё сильна. С богом!
После чего молча опёрся о планширь, гадая, почему его не отпускает плохое предчувствие.
Между тем капитан "Герба Ростока" отдавал зычные команды, передаваемые по цепочке до самого бака, куда направился его помощник. На палубе кипела жизнь, носились туда-сюда вооруженные люди, звучали лающие команды. Гремел громовым басом голос главного канонира, обещавшего нетрадиционную любовь с фитилём или банником тем, кто слишком медленно двигается или будет слишком много мазать. Затем над баком вспухли и завернулись в гигантские белые шары пороховые дымы от двух предупредительных выстрелов. Мало кто верил, что рутены сдадутся, но "предложение" всё же было сделано.
В ответ от каравана в сторону ганзейского флота смело повернули девять кораблей. Это охранники торговцев готовились отрабатывать свои деньги в полной мере. Первым шёл большой двухмачтовый корабль, ведя за собой шесть шхун, уже давно известных всем, кто ходил по Балтике. Ещё два корабля — каравелла и пынзар — держались чуть в стороне. А купеческие суда в это время пытались ставить как можно больше парусов, чтобы набрать дополнительный ход. Но это им вряд ли поможет. У ганзейцев значительный перевес в силах, так что сейчас часть кораблей свяжет боем охранников, а остальные бросятся щипать торговцев! Рутены зря держат на них минимальный экипаж. Да, это сильно понижает стоимость перевозок, но и делает торговца беззащитным при нападении.
— Однако, они чертовски наглы, — прорычал вдруг капитан каракки. Каске с недоумением взглянул на него, и капитан пояснил: — Их посудины много меньше нашего красавца, про пушки я уж и вовсе молчу, но идут с такой уверенностью, словно считают, что это они тут самые-самые.
— Так разнесите их и вся недолга. Но помните, рутены держат основные свои пушки по бортам и избегают абордажа.
— Ну ещё бы, — криво усмехнулся капитан. — Я бы тоже избегал его, зная, что у врага на борту на двести отменных бойцов больше.
Между тем рутенские корабли действительно пытались сблизиться с ганзейцами, хотя в этом им мешал ветер. Ближе к обеду он изменил направление и теперь дул в правый борт ганзейских каракк и коггов, так что рутенам приходилось идти достаточно круто к ветру. Впрочем, они с этим вполне справлялись, вызывая профессиональную зависть у ганзейских моряков. Затем на слегка отставшем двухмачтовике затрепыхал какой-то флажный сигнал и вырвавшиеся вперёд шхуны дружно повернули, оказавшись бортом к ганзейскому флоту, после чего окутались клубами порохового дыма.
Уже скоро Каске сообразил, что постоянно маневрирующие корабли рутенов били строго по одним и тем же кораблям его эскадры, стремясь вывести их из боя. Так "Герб Ростока", на котором находился он, сражался в весьма тепличных условиях, а вот его мателот вскоре стал более похож на развалину, чем на грозную каракку. Но доставалось и рутенам. Одна из шхун не успела вовремя совершить манёвр и чьё-то удачное ядро сбило ей бизань, отчего корабль, видимо потеряв управление, замешкался и тут же попал под перекрёстный огонь. Вскоре паруса, снасти и рангоут на ней были перебиты и изодраны, а на палубах, тут и там, лежали убитые и раненные, да виднелись лужи крови. Так что ничего удивительного в том, что вскоре от обречённого корабля отвалили две лодки, полные людей, в надежде найти спасение, ганзейцы не увидали. По ним, конечно, постреляли из ручного оружия, стремясь побить гребцов, однако большого внимания не обратили. Потом, всё потом. Коль их бог позволит, то пусть плывут к еле видимому вдали берегу. А вот приз достанется ганзейцам!
Увы, из-за коварства рутенов захватить качавшуюся на волнах шхуну не получилось, так как уплывая они подожгли её. И хорошо, что любекский когг не успел сцепиться с ней до того, как её палуба вспухла и в небо взметнулся гигантский огненный столб, окутанный черным дымом.
— Чёртовы схизматики, — выматерился капитан каракки, отойдя от удивления. — Лишили нас хорошей добычи. Когда покончим с остальными, нужно будет догнать ту лодку и потопить всех.
Каске только хмыкнул на эту тираду старого морского волка.
А бой тем временем продолжался.
На исходе третьего часа рутены по-прежнему и не думали отступать. Они всё так же умело использовали малейший промах ганзейцев и не только выходили из смертельных клещей, но и весьма ощутимо наносили по ним свои удары. Так что и "Гербу Ростока" пришлось попасть под огонь. От одного из пролетающих мимо ядер внезапно загорелся парус под бушпритом. Не критично, но неприятно. Главное — им удалось связать всех защитников, так что легкие и быстрые краеры и пинки его эскадры, набитые под завязку абордажными командами некому было встречать. Да, русские торговцы оказались хорошими ходоками и теперь уже были слишком далеко, чтобы разглядеть, что там происходит, но вряд ли они способны долго противостоять ганзейским морякам. Так что куш от продажи захваченных товаров будет весьма обильным!
Однако к концу четвёртого часа боя марсовый, перегнувшись с площадки фор-марса, внезапно прокричал:
— Паруса на осте!
И от этого его крика Каске вздрогнул. Ох недаром у него с утра были плохие предчувствия! Вот кого ещё могла принести нелёгкая? Да, Зунд с его проливами был недалеко, но любые торговцы бы бежали сломя голову, едва заслышав пушечную пальбу. Неужели пожаловал датский флот? Вряд ли. Борьба за датский трон как всегда больнее всего ударила по флоту и Фредерик только-только начал его восстанавливать. А что, если это рутены? Тогда становится понятно, почему караван стоял лишние дни на рейде датской столицы, теряя благополучный ветер. Что мешало их адмиралу заранее назначить день, когда его флот придёт к проливам? Да, в принципе, ничего. Но, может, он всё же зря волнуется? Как никак, а у восточного императора нынче своя война и флот нужен ему там, тем более что часть ливонского флота всё ещё была жива.
Подойдя к борту, он принялся вглядываться в морскую даль, наблюдая, как один за другим из далекого марева стали выплывать паруса чужих кораблей. Довольно быстро по морским меркам, они сближались с его флотом. И вскоре Томас смог опознать среди них столь знакомые всем ганзейцам очертания русских шхун. Что же, сбывались его худшие опасения. Неприятель появился достаточно вовремя и шёл строем двух кильватерных колонн. Причём самый сильный их корабль — большая каракка — шёл последним. И на многих из них виднелись следы недавнего боя, что наводило на совсем уж грустные мысли.
— Чёртовы схизматики, — выругался адмирал словами своего капитана. Похоже, его только что поймали в давно расставленную ловушку. Пока охранники каравана, ценой потери нескольких кораблей, сдерживали его каракки, основной флот устроил порку малым судам ганзейского флота. Так что, похоже, рутеновские торговцы довезут свой груз до Норовского. А вот ему предстоит хорошая драка.
