— И что, нравится певцам?
— А то, победителю целый алтын дают. И кормят-поят следующий день бесплатно.
— Надо же, — удивлённо почесал вихры Никита. — А что за развлечения?
— Так разные! К примеру, вывешивают листок с различными новостями. Но это для грамотных. А для тех, кто читать не умеет, после рабочего дня его ещё и зачитывают. А там и что в ближайшей округе случилось, и что в городе, и что в мире деется. Правда про мир с опозданием пишут, ну так пока та новость до Руси дойдёт. И для купца там много чего интересного. Особенно когда про цены пишут. Ныне каждую пятницу почитай в той харчевне купеческий день. Сидят, напитки пьют, про цены судачат, да сделки совершают. Ну и игры разные. Для тех, кто хочет голову поломать — шахматы, для кого просто время скоротать — шашки или домино. Это игра такая, говорят из самого Китая завезённая.
— Действительно хитро придумано, — усмехнулся Никита. — Давно примечено, что ради нового да интересного, люд и раскошелиться может.
— Да что игры, вот кухня там просто невообразимая. Нет, кто по-простому желает, тому нашу исконную пищу сварганят. А кто желает вкусить явств заморских, тем тоже многое что предложить могут. Вот ты плов едал?
— А как же, за морем Хвалынским это, почитай, все едят.
— Вот. А теперь и в Тарусе можно плов по рецепту самого шаха заказать. Аль кашу митрополичью.
— Это как?
— А то зерно сарацинское, что рисом в харчевне именуется, с овощем заморским — тыквою. Говорят, сам митрополит и старец Вассиан ею вельми восхищены. Причём и варят её по-разному: и на воде, и на молоке, и с мёдом, для сладости, и с пряностями. А суп царя ацтекского (тьфу, язык сломаешь, пока выговоришь)? Говорят, живёт такой царь в землице, что Америкой зовут, вот ему такой и варят. Из зерна кукуруз. Причём в двух видах: один просто уха из того зерна с мясом птицы да приправами, а другой суп-пюре кличут. Для него даже специальный прибор мастера соорудили, чтобы всё сваренное в единое крошево растирал.
— И что, едят православные?
— Ну, поначалу редко кто на заморские явства покуситься решался, а нынче ничего, приелись. У кого и свои предпочтенья появились. Старик Зосима, купец старый, заслуженный, да ты его знаешь, это тот, кому татары почитай все зубы выбили, так он к тому суп-пюре просто прикипел. Ест и нахваливает. А Берендей и вовсе теперь ни одно блюдо без ындейского соуса не воспринимает. Заодно и мошной своей хвастает. Соус-то тот не каждому по карману.
— Интересные дела на Руси творятся, — вновь усмехнулся Никита.
— А то, — наставительно поднял палец Чертил.
Потом они перешли в горницу, где уже стоял накрытый явствами стол. Причём, как с усмешкой заметил Никита, сноровисто работая ложкой, большая часть блюд лишь отчасти была посконной, вот только сготовлена была совсем по иным рецептам.
— Ну да, — подтвердил Чертил, — упросил князя подучить нашего повара. Месяца два всего, как из столицы вернулся. Теперь вот воеводского кухарёнка учит, — с гордостью добавил он в конце и пояснил: — Воевода-то теперь знаться с нами не чурается, бывает и сам в гости заходит. Вот распробовал явства заморские да упросил его людишек обучить. Ну а я что, не отказывать же в такой мелочи воеводе.
На эту сентенцию Никита только усмехнулся.
— Землю то прикупил, батько? — спросил он, после того как насытившись откинулся на спинку стула. Вот как-то так пошло, что в последнее время лавки в доме не в чести стали. Стулья да кресла куда удобнее оказались. Хотя на званые пиры, когда много народу собиралось, всё же пока лавками обходились.
— Ну да, — покивал головой тесть. — На рязанском берегу выморочную вотчину взял. Сынок в чёрную годину голову сложил, а больше у старого боярича и не было никого. Только пришлось серебром отдавать, так как старик поминок в монастырь нести собирался. Нынче-то землёй мнихам брать невместно, так они златом-серебром берут.
— Ничего, серебро мы ещё заработаем, а вот земля — это земля. На ней наш род долго держаться будет. Эх, ахронома бы нам, — мечтательно закатил глаза молодой купец.
— Вот не учи стариков, сынку, не будешь краснеть от собственной дурости, — рассмеялся Чертил. — Чай не глупее тебя живём. Ужо прислал нам князюшко умелого человека, который, почитай, озимой посевной всех хрестьян замучил. Ну да с этим сам ещё всё посмотришь. Тут другой вопрос: за сестру твою, Марфушеньку-душеньку, добрый молодец сватается. Дюже добрый, всем по нраву пришёлся, тебя только и ждали, чтобы сговор произвести.
— И кто такой? — мгновенно встрепенулся Никита, невольно расплывшись в улыбке от сестринского прозванья. А ведь появилось оно совсем недавно, аккурат после того, как Никита в Москву к князю ездил и в разговоре с ним про семью свою рассказал. Сестрицу старшую он любил особо, почитай погодки были и дрались, и играли вместе. Вот и звал он её ласково Марфушенька. А князь, услыхав, улыбнулся по-доброму, словно вспомнив что-то хорошее, и произнёс негромко: "надо же, Марфушенька-душенька". Что он имел ввиду, осталось для купеческого сына тайной, но ему понравилось. И по возвращению он так и стал сестру звать. Особенно часто на первых порах, когда та смешно дулась, думая, что он так дразниться. А следом и все остальные в семье подхватили.
— Так купец сурожской сотни. Васька Горяк, — просветил его Чертил.
И Никита от такого известия так и крякнул.
Да уж, ещё лет десять назад не поверил бы, скажи ему кто, что сурожский купец будет к ним свататься. Нет, в купеческой среде разное бывало, да вот только сурожцы в этом сильно выделялись. Долгое время это были самые богатые торговые люди на Руси и женились они чаще на мошне, а не на красной девице. А какая мошна у отца Никиты? Вот то-то!
Но ничто не вечно под луною. Торгово-экономические изменения, вызванные бурной деятельностью князя-попаданца и его последователей, привели к резкому росту доходов у тех, кто ещё совсем недавно радовался доходу в пять-десять рублей. Да и товаров на рынке стало появляться всё больше и больше, что позволило купеческому люду в разы увеличить объём собственного экспорта. А если учесть, что прослойка посредников в виде ганзейцев или ливонцев нынче исчезла, то купцы стали чрезмерно богатеть, вызывая зависть у поместных дворян, стоявших по сословию как бы выше, но подчас перебивавшихся с хлеба на квас, как какой-нибудь мужик-оратай. Знатные же аристократы к этому относились по-разному. Кто-то, следуя новой моде, уже сам вкладывался в торговые экспедиции, промыслы или мануфактуры, а кто-то бурчал себе тихо под нос про поруху старине, и выжимал доходы по старинке, с податного населения.
Не остались внакладе и монастыри, особенно те, чьи пастыри быстро поняли, в какую сторону дует ветер. Подумаешь нельзя землёй володеть. Так пусть теперь вместо сёл и угодий несут люди подношения в звонком металле. Да и займы ведь так и остались в руках у церковников. Как и промыслы, которые Собор не запрещал. Знай, нанимай себе артель да получай с неё свой кус. Тут даже повседневное течение жизни инокам менять не надобно, лишь бы брат-эконом не ленивым был.
Но, как это всегда бывает, кто-то всё равно будет обделён. Вот и на этом празднике жизни были те, кто считал себя безвинно пострадавшими. Да-да, те самые именитые гости сурожане. Ведь раньше-то они были не просто самыми богатыми в стране, после государя, конечно, но и имели огромный политический вес, несмотря на то, что были отнюдь не знатными по породе. А всё потому, что за счет своих богатств были чересчур близки к великокняжескому двору. И дочек своих выдавали чаще за бояр да княжат, чем за своего брата-купца, имея от знатных зятьёв поддержку в делах своих торговых. И тут, ни жданно, ни гаданно, появились вдруг, как грибы после дождя, непонятные торговые кумпанства: Руссобалт, Русско-Американская, Северная Торговая и Персидская. И по доходам своим купцов-сурожан разом переплюнувшие. А давно ведомо: у кого деньги — у того и власть. И гости-сурожане это быстро почувствовали на собственной шее.
И нет, они не стали от новшеств нос воротить. Да только вот хоть никто и не запрещал москвичам вкладываться в те Компании и получать с того свою прибыль, но к руководству им был путь заказан, так как в управление входили лишь держатели золотых векселей, количество которых было сильно ограниченно и были они давно уже кем-то оприходованы. Причём ни продавать, ни обменивать их никто не спешил. Что для сурожан было явной порухой их купеческой чести, не привыкшей быть на вторых ролях. Ведь и они сами, и их отцы, и деды были всегда первыми среди торгового люда.
Но недаром русские купцы слыли людьми деловыми и находчивыми, за что европейские купцы на них часто обижались, обзывая нечестными и вороватыми (в отличие от более податливых новгородцев). Достаточно вспомнить, как они Балтийскую торговлю в семнадцатом столетии организовали, не имея прямого выхода к морю (и ведь подобного размаха тот же "просвещённый" Пётр добиться уже не смог, пусть и захватив кусок побережья, но лишь порушив старое и не создав нового). В общем, быстро сообразили купцы, что коль хотят они на вершине остаться, то надобно и им что-то своё организовывать. И они организовали!
Ещё не высохли чернила под перемирием с Литвой, а решением гостей сурожан было создано Московское сто — объедение столичных купцов и их наиболее ценных контрагентов в иных городах. Казалось, духом вольного Новгорода повеяло на Москве, ведь никогда до этого московское купечество не соединялось в сословные корпорации, хотя товарищества и были известны. И хоть Московское сто управлялось коллегиально, но были у него и свои признанные лидеры, именитые гости Сузины, Подушкины, Хозниковы, Котковы и Афанасьевы. На чьём фоне, впрочем, отнюдь не терялись те же Урвихвост, Погореловы, Трубицыны и Козаковы, издавна занимающиеся торговлей с Крымом и Турцией. А чтобы ещё больше уменьшить самим себе конкуренцию, приняли в него и пару десятков семейств, что побогаче, из Москвы и окрестных к ней городов, чьи интересы также были ориентированы на Крым или Литву. А чуть позже, из-за того, что литовская дорога из Москвы лежала через Смоленск, то и смоленских купцов решили привлечь к сообществу, тем более что были они в большинстве своём переселенцами из той же столицы.
План же у купеческого сообщества был грандиозным! Они собирались завоевать под себя рынок Великого княжества Литовского, Русского и Жмудского, частью задавив, а частью подчинив местных конкурентов. И ведь расчёт они сделали верный: литвины за годы войны убытков понесли в разы больше, чем их Московские коллеги, так что выдержать ценовую интервенцию были вряд ли готовы. А сурожане, через приказчиков или подручных купцов, как раз и собирались сбывать в Литве восточные товары по более низким ценам, чем другие купцы, а взамен везти литовские товары на экспорт: на юг в Порту или на запад в Полоцк. Лучше бы, конечно, было вывозить из великого княжества монету, вот только вся литовская монета была после войны порчена-перепорчена, а слитки серебра вывозу из него не подлежали. Однако именно порченая монета и сыграла на план гостей-сурожан. Ведь получалось, что они торговые потоки в османскую столицу и обратно будут тянуть на себя: купил восточный товар, обменял его в Литве на литовский и повёз в Царьград, где на него купил восточный товар и далее по кругу. То есть со временем сурожане просто становились бы посредниками между Литвой и Портой. А также Персией, ведь в Москве персидские товары уже не были экзотикой. Словом, этакая Ганза по-русски. И что самое смешное, литвинам ничего не оставалось, как принять это положение вещей ввиду собственного бедного положения. Хотя они и боролись. Вот только не всё у них получалось. Так, принятые Сигизмундом евреи, гонимые из других католических стран, принесли в страну значительную массу денег, вот только влить их в торговлю просто не успели. За что "спасибо" надо было сказать именно королю: сначала он ввязался в войну с Портой, а после стал недобрым взглядом коситься на молдавское Покутье. И это при том, что для Польши и Великого княжества Литовского главным торговым путем в страны Востока был именно "молдавский путь", начинавшийся из Львова и шедший через Молдавию к Чёрному морю. А там, либо по сухопутью, либо сев на корабли, польские и литовские купцы направлялись в Царьград или к Муданье (порту Бурсы, где закупали шёлк, привозившийся туда из Персии).
В обмен на восточные товары купцы Сигизмунда закупали европейские сукна, а также изделия ремесла, а из самой Польши вывозили свинец, олово (для нужд османской артиллерии), оружие, мечи, плуги, ножи, меха, шубы и скорняжные изделия. Так что, глядя на этот список, не стоило удивляться, что, наряду с греками, армянами и евреями, имевшими османское подданство, на этом торговом поприще все активнее выступали и сами турецкие купцы, ставшие частыми гостями во Львове.
Вот только война вовсе не способствует торговле. И лишённые прямой связи с Крымом и Портой литвины принялись искать посредников; но никого, кроме русичей, найти так и не смогли. Европейские суда в Чёрное море давно уже не заходили, а везти через Австрию или вокруг Европы было куда дороже. Русские же предлагали вполне умеренные цены, да и, помятуя историю с датской компанией, долго раскачиваться не стали, понимая, что зайти на рынок — это всего лишь полдела. На нём надо ещё и укрепиться. А литвины, едва война с Портой окончилась, немедленно попытались с помощью своих польских и османских коллег откатить ситуацию назад. Так что пришлось сурожанам изрядно побороться за свои доходы. И, хоть потесниться, конечно же, всё же пришлось, но удержать свой, довольно-таки объёмный кусок в литовской торговле они смогли. Заодно перехватив почти полностью торговлю с казаками. Довольно-таки выгодную торговлю.
Ведь сколько бы король и великий князь не указывал им не тревожить османское побережье, но гонорливая шляхта была уже давно достаточно недисциплинированна и своевольна, так что стоит ли удивляться, что они плюнули на господарское предупреждение и продолжили свои грабительские походы. Вот только добычу мало захватить, её ещё нужно превратить в звонкую монету, да и литовское Поднепровье было землёй слабозаселённой и рабочих рук, особенно ремесленных, там катастрофически не хватало. Поэтому золото в казачьих городках ценилось куда дешевле, чем на той же Руси или в Литве, а вот нужные в хозяйстве вещи — дороже. Ну и какой купец мимо такого рынка пройдёт? Тем более, если русским купцам поход в низовья Днепра куда дешевле, чем литвинам, обходился, что позволяло играть с ценами, убивая торговлю конкурентов. Вот и повезли гости-сурожане казакам хлеб, соль, свинец и изделия российских мануфактур. А со временем оценив доходность сего промысла, задумалось Московское сто и о своём собственном производстве. Только пошли они при этом по другому пути: не стали строить большие мануфактуры, собирая в них десятки работников, а просто поручили своим приказчикам раздавать заказы на нужные поделки среди городских ремесленников и крестьян, что дополнительному заработку меж посевными и уборкой урожая завсегда рады. И получилось, что во многих деревнях да посёлках не мужик на отхожий промысел пошёл, а сам промысел к мужику на двор пришёл. И не только к мужику.
