И когда полтора месяца спустя корабли отплыли дальше, Уаскар "точно знал", что врагом его державы выступил какой-то польский король. Впрочем, на прощанье, словно желая загладить инцидент, шляхтич, что командовал пришельцами, подарил императору десяток сабель, полсотни арбалетов и сотню луков, а ещё сказал, что испанцы ему не друзья, а наоборот, желают вовлечь его страну в братоубийственную смуту, чтобы завоевать её. Ведь за Уаскаром стояли его подданные, а за его братом армия. И такие "советники", как тот испанец, что они захватили, точно также есть и близ его брата.
Не сказав больше ничего, шляхтич оставил императора одного, а спустя некоторое время за ним пришли и освобдили его подданные, сказав, что наглые пришельцы уплыли на север. Выйдя из темницы, Уаскар с горечью осмотрел ограбленный город и обесчещенных "дев солнца", пообещал людям восстановить былое великолепие и убыл в Куско, где неожиданно для всех занялся сбором ополчения, собираясь в скором времени превратить его в армию. Всё же наиболее боеспособные полки и впрямь стояли сейчас на севере, под рукой у братца Атауальпы...
А стоявший на юте своей шхуны Гридя даже не ведал, что, подарив инкам по совету князя арбалеты и луки, повернул их историю с ног на голову. В ином мире инки познакомились с огнестрельным оружием и железом задолго до нашествия Писарро. Но не приняли их, ведь показ был совершён в виде шоу самими испанцами. Сейчас же картечь, стрелы и арбалетные болты собрали с них кровавую дань, показав всю свою разрушительную силу. И если те же мушкетоны инкские умельцы повторить просто не могли, то вот арбалет или лук очень даже да. А наличие метательного оружия многое поменяло на поле боя, до изумления удивив в своё время полководцев Атауальпы.
Но главную роль сыграли всё же изменения во внутридворцовой политике. Уже пообещавший принять нового бога Уаскар внезапно охладел к своим испанским "друзьям" и довольно сильно перетасовал колоду царедворцев, приблизив тех, кто стоял за старые порядки. Но об этом Гридя, да и все русичи узнали гораздо позже...
* * *
*
Панаме не было ещё и десяти лет, как первый камень лёг в землю под основание первого дома. Да и статус города она получила всего-то в 1521 году. И после многолюдных городов Европы она со своей сотней жителей могла показаться любому приезжему лишь селом-переростком, а никак не городом. Однако это не мешало местным сеньорам власть предержащим вести грандиозную внешнюю политику.
Педро де лос Риос и Гутьеррес де Агуайо, недавно сменивший Педро Ариаса Давилу на посту губернатора Кастильи-дель-Оро, в последние дни был в сильном раздражении от действий чересчур самовольного Писарро и тех событий, что произошли на юге. И в этом его поддерживали генуэзские купцы, что поселились в Панаме с разрешения самого короля. Франсиско требовал нового похода, а между тем вся хитроумная комбинация, выстраиваемая колониальной администрацией, летела под откос.
Двенадцать лет испанцы анализировали информацию, поступавшую им из империи инков, и на основе этой информации Писарро уже сделал две попытки вторжения. Но каждый раз этот авантюрист видел, что империю с имеющимися у него силами ему не одолеть и поэтому отступал, ограничиваясь сбором разведданных. Но если Писарро был всего лишь умелый вождь и хороший тактик, то у дона Педро под рукой были те, кто веками играл на стратегическом уровне. И пусть они уступили своим конкурентам из Венеции, но мастерства играть на чужих противоречиях отнюдь не растеряли. Так что внимательно изучив все полученные сведения, они поняли, что дикарская империя пока что слишком сильна, и для начала её нужно хорошенько раскачать, одновременно прикинувшись другом.
Именно для этого они предложили установить связь с императором, который тоже внимательно следил за пришельцами. Глупо думать, что появление на границах империи белокожих и бородатых людей с лошадьми и непонятным оружием осталось незамеченным. За несколько десятилетий такая информация ОБЯЗАТЕЛЬНО должна была дойти до повелителя инков. Впрочем, как и оспа, занесённая испанцами.
Так что император Уайна Капак принял в Куско грека на испанской службе Педро де Кандиа, вот только из-за незнания языков аудиенция проводилось с помощью знаков, по которым инки неверно истолковали, что Кандия ест золото, и при убытии предложил ему золотой порошок, чтобы тот не оголодал. И потому, дабы избежать подобных казусов впоследствии, Педро де Кандия и взял с собой индейца из племени уанкавилька, который должен был научить испанцев языку инков.
Ну а последствия той аудиенции сказались достаточно скоро, и умный император вместе с наследником отдали богу души от неизвестной болезни. Но перед смертью он по какой-то причине совершил столь нужную европейцам ошибку: разделил империю между оставшимися сынами и тем самым собственноручно подкинул дров в костёр гибели державы.
А обрадованные испанцы немедленно установили негласный контакт с законным правителем инков Уаскаром. Однако и Атауальпу, который вначале выявил полную лояльность по отношению к брату, не оставили без своего внимания. Они начали искусно натравливать братьев друг на друга, обещая обоим поддержку и с нетерпением ожидая, когда уже те наконец-то сцепятся в борьбе за власть. Ведь из опыта Кортеса панамские стратеги знали, что победить индейцев можно было только в союзе с другими индейцами, и переворот означал бы, что очень многие инки, не говоря уже о других народах, увидят в испанцах помощников в борьбе с кровавым супостатом. И даже самый маленький испанский отряд вскоре обрастёт крупными силами, после чего, они могли заявить любому из победителей, что пришли, как его союзники.
Причём Уаскар в таком раскладе выглядел более привлекательно, ведь он уже имел законную власть и даже пообещал испанцам обратиться в христианство. А чтобы облегчить проход союзников через имперские земли, начал распространять в народе уже основательно подзабытую легенду о возвращении древнего белого бога. Но при этом был сам себе на уме и планировал забрать у новых друзей лошадей, для того, чтобы разводить этих животных для себя и своих телохранителей. Разумеется, его пожелание было принято к сведению, однако никто не спешил его исполнять, отделываясь пустыми отговорками.
И вот из Куско прилетело письмо, в котором один из посланников писал, что на инкский город напали чёрт возьми откуда взявшиеся поляки, разграбили его и даже захватили императора в плен. Но получив выкуп, освободили и уплыли дальше на север по своим делам, оставив императору кучу европейского оружия. На последних словах де Агуайо сразу вспомнил о непонятных кораблях, что были замечены вблизи Панамы, но не стали заходить в порт, а просто прошли мимо. Теперь ему стало понятно, кто это были такие и он, наверное, впервые пожалел, что на этом берегу Нового Света у испанцев ещё не было хорошего флота.
Чертыхнувшись, губернатор продолжил чтение, ведь это были ещё не все плохие новости. Соглядатай писал, что второй посланник, отправившийся узнать кто это так нагло действует в испанской половине мира, был этими потомками сарматов схвачен и после пыток казнён. Тело его нашли довольно нескоро, так что опознали с большим трудом. Но не это вызвало у дона Педро и его генуэзских советников зубовный скрежет, а стоимость увезённого поляками добра с осознанием того, какие сокровища прошли мимо их рук. А также того, что им может достаться, если подобное было вывезено лишь из одного храма!
Вот только в самом конце соглядатай добавил, что после общения с поляками, Уаскар явно перестал доверять посланникам панамского губернатора и сразу стал собирать большую армию. Казалось бы, вот оно, свершилось! Империя застыла на пороге Гражданской войны, но то, что Уаскар явно выходил из-под испанского влияния заставляло дона Педро испытывать смутную тревогу. А тут ещё этот Писарро со своими требованиями. К чёрту всё, пора поставить этого проходимца на место!
Посовещавшись со своими генуэзскими помощниками, дон Педро вызвал своего секретаря и начал надиктовывать тому своё послание королю Карлу. Он собирался одним действием убить сразу двух зайцев: пусть король сам разбирается с польской проблемой, а заодно и с Писарро, которого губернатор собирался отправить гонцом. Ну а пока тот отсутствует, ему предстоит вплотную заняться Атауальпой. Похоже, Уаскар перестал был предпочтительной фигурой...
* * *
*
Корабли, подгоняемые ветром и течением, довольно быстро пожирали милю за милей. Повинуясь указаниям, они миновали экватор и произвели картографирование американской земли, просто проскочив мимо испанской Панамы и какой-то бригантины, что попыталась нагнать их. А потом разразившаяся буря раскидала всех в разные стороны и пришлось возвращаться к точке, которую предварительно назначили в виде сбора на подобный случай. И "Громобой" не вернулся. А ведь его прождали почти месяц, пока не стало ясно, что с кораблём и экипажем явно что-то случилось. Но организовывать поиски было некогда и, помолившись за товарищей, экспедиция продолжила свой путь, войдя в Северо-Пассатное течение, которое и перенесло их через океан гораздо быстрее, чем Магеллана.
Здесь экспедиции несказанно повезло. Пролив между островами Лусон и Тайвань был довольно широк, но русским кораблям посчастливилось "воткнуться" прямо в острова Бабуян, на которых жил народ иватан, с глухой древности связанный торговлей с Китаем. Несмотря на то, что нефрит хорошо ценился на материке, жили иватанцы довольно бедно. Из-за частых тайфунов и засухи сельское хозяйство не могло прокормить всех людей, так что основой рациона была рыба, которую итаванские рыбаки добывали в море.
Жили иватанцы небольшими кланами, недалеко от моря. Свои небольшие дома они строились из местной травы когон, довольно умело вписывая их в местность, отчего даже сильнейшие ураганы не всегда могли поломать их. Ну а для защиты от врага у иватанцев имелись иджанги — укрепленные холмы, защищенные отвесными насыпями. Во время клановых войн те, на кого нападали, забирались на вершины иджангов, где и защищались, бросая камни во врага внизу.
И хоть Нефритовый путь давно захирел, а Морской шёлковый дотягивался сюда лишь небольшим рукавом, но иватанцы продолжали поддерживать торговые связи как с Китаем, так и с южными государствами, и были хорошо осведомлены о ситуации окрест. Вот только мусульманские купцы ещё не достигли этих островов, так что всё общение с ними вновь свелось к немому разговору. И всё же кое-что понять из этого диалога русичам удалось. И у экспедиции возник выбор: можно было повернуть направо и достичь Японии или свернуть налево, к островам Индонезии. Право выбора князь ещё перед отплытием оставил за Григорием. И тот долгое время горел желанием исследовать как можно больше земель, однако плавание настолько затянулось, что люди потихоньку начинали роптать. Да, меры, предпринимаемые на русском флоте, позволили избежать многих крайностей дальних плаваний, что косили европейские экспедиции словно косой, однако и совсем без потерь обойтись не удалось. Кого-то смыло волной во время многочисленных штормов, кого-то скрутила непонятная лихоманка, а кого-то просто убили аборигены во время стычек. Так что хорошенько поразмыслив, Григорий принял решение идти к Яве, где предстояло найти подходящее место и высадить семена и саженцы (из тех, что не погибли за это время) хинного дерева. Да и на Русь, если быть уж совсем честным, хотелось вернуться не только мореходам. Кто бы знал, что плавание может надоесть. По крайней мере до этого Григорий таких мыслей у себя не представлял.
Путь вдоль острова Лусон занял несколько дней, ведь задачу картографирования новоткрытых земель с экспедиции никто не снимал. И за это время русичи открыли для себя много нового. Так в местности звучащей как Самтой они впервые увидали джонку, стоявшую у причала в глубине бухты. Просто так пройти мимо русичи естественно не смогли и тоже вошли в неё, где и простояли два дня, пополняя запасы воды и пищи, а также общаясь с местными жителями.
Здесь общение шло уже куда легче, чем с иватанами, ведь сюда часто наведывались корабли из мусульманских стран Индонезии, а знатоки арабского языка на кораблях были введены изначально. Так что вскоре русичи уже знали, что удививший их кораблик прибыл из Чины, той самой Чины, про которую Афанасий Никитин (ныне хорошо известный на Руси стараниями князя-попаданца) писал, что это южная часть страны Хатай. Удалось поговорить и с самими чинцами, которые оказались тут по воле шторма, так как шли в порт Тондо, что служил этаким хабом для китайских товаров. Когда-то, при старых императорах, и здесь и там стояли чинские войска, однако после они ушли, но чинские торговые общины остались, ибо торговать здесь было достаточно выгодно. Чинцы вывозили с островов воск, жемчуг, перламутровые раковины, древесную смолу, ткани и изделия из волокон абаки, бетель, кокосовые орехи и тропические фрукты, а ввозили изделия из фарфора, стекла, керамику, бумагу, золотые украшения и, конечно же, оружие.
Больше всего Гридю заинтересовали волокна абаки. Судя по тому, что про них говорили, это был весьма интересный товар, ведь жесткие и прочные волокна абаки, устойчивые к влаге, использовались для производства канатов, веревок и рыболовных сетей, которым не страшна морская вода, мебели и различных предметов декора. Более тонкие и лучше выработанные волокна шли на производство тканей.
Недолго думая, Григорий послал своего помощника по снабжению и боцмана разобраться что за канаты получаются у местных из тех волокон и те, разобравшись, прикупили несколько бухт вместо своих пеньковых, которые за эти годы изрядно пообтрепались и были уже не по одному разу сплеснены.
Но кроме товаров интересовали русичей и политические расклады. И тут тоже было о чём задуматься. Оказывается, не всё так просто было в окрестных водах. Брунейский султанат, расположенный не так уж и далеко, имел свои планы на местные земли. Отчего совсем недавно отгремела Брунейско — Тундунская война, которую Бруней начал чтобы положить конец монополии Тондо в торговле с Чиной.
После своей победы султан Болкиах основал недалеко от Тондо новый город Селуронг в качестве государства-сателлита Брунея. И хотя раджи Тондо сохранили свои титулы и владения, но реальная политическая власть оказалась в руках раджи Селуронга. Причём раджу охраняли флот и крепость, вооружённые огнестрельным оружием. Ведь Болкиах за годы своего правления и с помощью иноземных мастеров научил брунейцев делать пушки.
Приняв к сведению полученную информацию, русские корабли покинули благодатную бухту и совершили небольшой переход в Агу, считавшегося хорошей гаванью для иностранных судов, заходящих в залив Лингайен. Город процветал, являясь одной из точек, где продавали золото, добытое в горном массиве Кордильеры, а его жители предпочитали одеваться в китайскую и японскую одежду: шёлковую для богатых, хлопчатобумажную для бедняков. Кроме того, по японскому обычаю они также почерняли зубы, испытывая отвращение к их естественному цвету, словно у каких-то диких животных.
