Мода ведь тоже не стояла на месте и строгие, иногда до аскетичности, костюмы вельмож и их жён и дочерей всё больше покрывались хитрой вязью кружев. Манжеты, воротники, жабо и чепчики — всё отделывалось льняным узором, радующим глаз. И уже скоро кружева стали настоящим предметом роскоши, носить которое могли далеко не все. Только тот, кто имел на это право или тот, кто мог себе это позволить. Потому как стоили они довольно дорого, и всё потому, что желание соответствовать моде толкало придворных (и не только их) на приобретение кружевов любой ценой. Бывало, на этом и разорялись...
Зато кружевоплетение, вырвавшись из Италии, довольно уверенно начало своё победное шествие по Европе. Однако до появления розовато-бледных брабантских кружев или кружева из городка Мехельн, захвативших европейские рынки, было ещё далеко. Зато купцы-сурожане, углядевшие новые веяния у польской и подражавшей ей в нарядах литовской шляхты, не остались в стороне. Да, дело для Руси это было новое, и мастериц по кружевам тут днём с огнём не сыскать было. Зато они были в Италии, раздираемой войной между Франицией и Испанией, а также подвергавшейся стремительным набегам османских и берберийских пиратов. Так что прикупить умельцев было где. И не придётся теперь Петру (если он и будет в этом мире) привозить мастериц для обучения монахинь. Купцы сами всё сделали. А поскольку лучший лён изготавливался на северах и псковщине, то вологодское кружево в этот раз появилось на Руси на пару веков раньше. Но не крестьянину же за вышивкой сидеть, так что промысел этот занял их жён и дочерей, со временем (не скоро, ой не скоро) превратив целые сёла из пахотных в кружевоплетельные.
Вот так, сами о том не догадываясь, московские купцы-сурожане в погоне за наживой положили первый камень в фундамент того, что в ином мире гордо именовалось народным промыслом. И на одном лишь честолюбии смогли создать собственную корпорацию и остаться при этом значимой силой в торговом сословии и на политическом олимпе.
Разумеется, из всего этого Никита знал лишь то, что видели и слышали люди, но то, что гость-сурожанин весьма достойная партия для сестры, не засомневался ни на миг. Просто из любви к сестре проявил несвойственную главам семейств мягкость: поинтересовался у неё люб ли ей жених. И оказалось, что хоть и не люб, но и отвращения не вызывал. Да и среди парней она его всё же выделяла. И потому никаких иных препятствий к свадьбе Никита не усмотрел, а за любимую сестру от чистого сердца порадовался.
* * *
*
Как много в жизни решает его величество случай! Порой от самой незначительной мелочи зависит жизнь не только одного человека, но и целых царств. И густой туман, поднявшийся над океаном, стал тем случаем, что столкнул инкскую империю с того пути, что был ей предначертан в ином мире.
А всё потому, что корабли русской экспедиции из-за этого тумана просто проскочили приморский городок Уанкавелике, где красивый скалистый пейзаж довольно быстро переходил в песчаный пляж со спокойной водой, а между ними привольно расположились дома, склады и террасы для выращивания овощей. Отсюда шла прямая дорога в Куско и именно тут любили отдыхать столичные вельможи и даже сам Великий Инка. Так что зайди корабли сюда, всё сложилось бы по-иному, но туман скрыл берег и корабли прошли дальше, ровно до того места, где их взору открылся другой инкский город с величественными храмами, воздвигнутый всего-то в паре вёрст от берега.
И всё то ничего, но городок этот звался Пачакамак. И прибыли сюда русские как раз в тот момент, когда ставший внезапно правителем Уаскар пришёл поклониться в храмовом комплексе, посвященном инкскому богу солнца Инти, который располагался на южной вершине холма. Ну а Гридя, любуясь в оптику на стены с фресками, изображавшими птиц, рыб, людей и растения, решил прежде чем высаживаться, разузнать всё об этом месте у пленников. А те и рассказали, на свою беду. Беду, потому как стоявший рядом отец Филарет (отправлять в столь долгое путешествие людей без священника князь не решился), хоть и был достаточно либеральным священником (по меркам шестнадцатого века, конечно) но слова про жертвоприношения майнакуна ('Дев Солнца') не смог оставить без последствий. Сам возбудился в религиозном экстазе и людей взбаламутил на спасение невинных, пусть и заблудших душ от колдовства чернокнижного. Ну а дальше пошло по накатанной. Разбираться что там сейчас несут к алтарю: кровь людскую или самих жертв, никто не стал. Жахнув из пушек по красочной процессии, русские высадили хорошо вооружённый десант и уже к вечеру навели в этом вертепе язычества нужный порядок. Да ещё и, сами того не ожидая, получили в пленники самого императора с частью вельмож, которые просто не смогли скрыться в той давке, что началась на улицах города. Захватили раненного, но живого, чем повергли инков в священный ужас, ведь фигура императора была для них сакральной и подобного кощунства они просто не могли себе представить.
В результате следующее утро обе стороны встретили с одним и тем же вопросом: что делать? Причём у Гриди этот вопрос ещё и наложился на вопрос удержания подчинённых в узде. Ведь мужчины есть мужчины. Да, в селении мапуче многим удалось стравить пар сексуального вожделения, но с той поры уже прошло немало времени, а тут за оградой был расположен храм Солнца, где служили богам те самые "священные девы". А ведь стать одной из избранных было привилегией. В юном возрасте девочек отбирали либо по их знатному происхождению, либо благодаря необычайной красоте. Затем их отправляли в закрытые школы где в течение четырех лет они ткали тонкое полотно или занимались приготовлением чичи (кукурузного пива) для Великого Инки, его жрецов и приближенных. Ну а после некоторые из них становились жрицами, сохраняли целомудрие, и их жизнь протекала в служении богу солнца и другим святыням. Других же отдавали в жены благородным инкам или вождям племен, а самые красивые становились наложницами самого Инки. И легко себе представить, какое действие произвело на русичей зрелище такого, с позволения сказать "монастыря", полного прекрасных дев. Благо их было несколько сотен и Григорий, как в ином мире капитан де Сото, махнув рукой, отдал их мореходам. Тут даже отец Филарет сделал вид, что ничего не видит и не слышит. Всё же в плавании мужеложество грех более страшный, чем прелюбодеяние.
Зато ночь Гридя с парой десятков командиров и самых стойких мореходов провёл как на иголках. Ударь сейчас инки по городу и на экспедиции можно было ставить крест. Но инки пришли в себя только к утру, когда порядок в рядах был более-менее восстановлен. А дальше история покатилась по накатанной.
Уаскар встретил вошедшего к нему в комнату Гридю с истинно императорским величием. На его голове сверкала золотом и драгоценными камнями корона, а на шее ожерелье из крупных изумрудов. И восседал он на роскошной подушке, положенной на небольшую скамеечку, словно на троне. Его парадное одеяние за ночь было выстирано и приведено в полный порядок, ведь трогать жён Инки Гридя запретил настрого, а их самих отдал мужу, вместо слуг.
Про своего пленника Гридя кое-что знал. От князя, разумеется (и уже давно не удивлялся его знаниям). Ну а Андрей знал по той простой причине, что как любитель морской истории просто не мог не знать про первый корабль, по которому в бою попытались попасть торпедой. Да и без этого монитор "Уаскар" корабль вполне себе известный и из-за своей славной истории закономерно стал кораблём музеем. Ну а изучая корабль, Андрей заглянул и в интернет, чтобы узнать в честь кого был назван сей легендарный пароход. И подивился. Император-то был неудачником. Правил бесславно и недолго. Корабль, названный в его честь, прославился куда больше.
В общем, Григорий Фёдоров внезапно оказался в роли Кортеса или Писарро, но в отличие от сих достославных мужей имел вполне себе чёткие инструкции, полученные ещё в Норовском. Причём инструкции делили ситуацию на две: мирные переговоры или враждебные действия. А поскольку ситуация больше подходила под "враждебные действия", то он и не приминул воспользоваться ситуацией, решив потребовать за императора выкуп. О чём и пришёл сообщить его величеству. Ну а Уаскар был вовсе не в том положении, чтобы противиться подобному. Так что, когда в комнату к нему вошли его подданные, прибывшие в качестве послов, он коротко сообщил им волю захватчиков и остался в обществе собственных жён в ожидании конца заточения.
Ну а Гридя принялся выкладывать свои требования.
Прежде всего, конечно, шло золото и серебро, которые у инков, как он уже знал, считались священными металлами. Причём то, что многочисленные пленники уже начали таскать за три версты до лодок, было не в счёт. Это трофеи, собранные в закромах храмов и дворцов! А за императора платите отдельно. И не только златом-серебром.
Во-первых, это дополнительные клубни картофеля, причём из каждой партии будут варить несколько клубней и кормить ими пленного Инку. Это, чтобы, неправильные сорта не подсунули.
Во-вторых, это были плоды помидоров. Да-да, благодаря интернету, Андрей знал, что дикий томат достаточно ядовит, отчего древние индейцы применяли его в медицинских целях. Ведь яд солонин — отлично убивает бактерии. Но и человека, к сожалению, тоже. Однако местные жители за тысячелетия смогли окультурить это растение настолько, что ими можно было безопасно питаться. Вот Григорий и потребовал их плоды, дабы позже добыть из них семена по рецепту, подсказанному ему князем. Ну а, чтобы местные хитрованы не подсунули им дикий помидор, ими опять же будут кормить императора.
Конечно, сторонники Атауальпы может и хотели бы избавиться от Уаскара чужими руками, вот только риск быть опознанным, как отравитель Великого Инки, по выставленным условиям становился излишне велик, а инкское общество ещё не дошло до той точки, после которой брат идёт на брата, а сын на отца. И смерть правителя воспринимается как благо.
Ну а в-третьих, за императора потребовали семена и саженцы хинного дерева.
Ведь в отличие от европейских аборигенов, что на авось бросились покорять влажные джунгли Африки и Азии, положив при этом тысячи жизней своих соотечественников, Андрей, много раз ходивший в тропики, хорошо знал, что такое тропические болезни. К сожалению, сам не будучи химиком или фармацевтом, он не мог "придумать" те прививки, которыми потчевали его самого, но зато знал про муху-цеце, малярийного комара и хинин, что получали индейцы Анд из коры хинного дерева. Знал даже то, что труднорастворимый в воде алкалоид хинин прекрасно растворялся в спирте, точнее в его интерпретации это звучало примерно, как "лечебный элемент полученного порошка без алкоголя не лечит".
Да и сами русичи, расспросив пленников, уже знали, что местные лекари именно из коры хинного дерева готовили ту "красную воду", которой и лечили жар, понос и прочие хвори. Правда, вне Америки росло оно далеко не везде, но то, что на высокогорье Явы были целые леса этого дерева Андрей знал точно. И зависеть в поставках столь ценного сырья от испанцев или инков не собирался.
Инкские вельможи молча выслушали наглого захватчика и убыли восвояси. А Гридя, облегчённо выдохнув, занялся организацией обороны и перегрузкой захваченного на корабли. А также посылкой егерей, дабы контролировать окрестности. И на десятый день это дало неожиданный результат. Егеря столкнулись с инкским отрядом, который пытался наблюдать за русичами. Мушкетоны, заряженные картечью, стальные сабли и крепкий доспех помог им одержать верх в короткой схватке, захватив при этом нескольких пленных. И один из них оказался вовсе не индейцем...
На дыбе этот "друг Уаскара" прекрасно заговорил на испанском, а через сутки выложил многое, но вряд ли всё, что знал, так как не перенёс допроса и умер на полуслове. Увы, профессионального ката в экспедиции не было. Зато Гридя в очередной раз поразился работе княжеской разведки. Ведь отправляя его в путешествие, князь прямо сказал, что испанцы мутят воду в империи, готовясь её сожрать. Так что, если что, прикинуться всем ляхами и заставить всех в округе поверить, что вы подданные короля Сигизмунда. И потому уже с утра по всему лагерю зазвучали польские ругательства и божницы, а на кораблях гордо взреяли флаги с Погоней. Ну и в разговоре с Уаскаром как бы случайно Гридя уронил, что его господин король Сигизмунд вовсе не хотел бы вечной вражды между двумя державами, просто обстоятельства сложились так.
И когда полтора месяца спустя корабли отплыли дальше, Уаскар "точно знал", что врагом его державы выступил какой-то польский король. Впрочем, на прощанье, словно желая загладить инцидент, шляхтич, что командовал пришельцами, подарил императору десяток сабель, полсотни арбалетов и сотню луков, а ещё сказал, что испанцы ему не друзья, а наоборот, желают вовлечь его страну в братоубийственную смуту, чтобы завоевать её. Ведь за Уаскаром стояли его подданные, а за его братом армия. И такие "советники", как тот испанец, что они захватили, точно также есть и близ его брата.
Не сказав больше ничего, шляхтич оставил императора одного, а спустя некоторое время за ним пришли и освобдили его подданные, сказав, что наглые пришельцы уплыли на север. Выйдя из темницы, Уаскар с горечью осмотрел ограбленный город и обесчещенных "дев солнца", пообещал людям восстановить былое великолепие и убыл в Куско, где неожиданно для всех занялся сбором ополчения, собираясь в скором времени превратить его в армию. Всё же наиболее боеспособные полки и впрямь стояли сейчас на севере, под рукой у братца Атауальпы...
А стоявший на юте своей шхуны Гридя даже не ведал, что, подарив инкам по совету князя арбалеты и луки, повернул их историю с ног на голову. В ином мире инки познакомились с огнестрельным оружием и железом задолго до нашествия Писарро. Но не приняли их, ведь показ был совершён в виде шоу самими испанцами. Сейчас же картечь, стрелы и арбалетные болты собрали с них кровавую дань, показав всю свою разрушительную силу. И если те же мушкетоны инкские умельцы повторить просто не могли, то вот арбалет или лук очень даже да. А наличие метательного оружия многое поменяло на поле боя, до изумления удивив в своё время полководцев Атауальпы.
Но главную роль сыграли всё же изменения во внутридворцовой политике. Уже пообещавший принять нового бога Уаскар внезапно охладел к своим испанским "друзьям" и довольно сильно перетасовал колоду царедворцев, приблизив тех, кто стоял за старые порядки. Но об этом Гридя, да и все русичи узнали гораздо позже...
* * *
*
Панаме не было ещё и десяти лет, как первый камень лёг в землю под основание первого дома. Да и статус города она получила всего-то в 1521 году. И после многолюдных городов Европы она со своей сотней жителей могла показаться любому приезжему лишь селом-переростком, а никак не городом. Однако это не мешало местным сеньорам власть предержащим вести грандиозную внешнюю политику.
Педро де лос Риос и Гутьеррес де Агуайо, недавно сменивший Педро Ариаса Давилу на посту губернатора Кастильи-дель-Оро, в последние дни был в сильном раздражении от действий чересчур самовольного Писарро и тех событий, что произошли на юге. И в этом его поддерживали генуэзские купцы, что поселились в Панаме с разрешения самого короля. Франсиско требовал нового похода, а между тем вся хитроумная комбинация, выстраиваемая колониальной администрацией, летела под откос.
