Игры вампира

Он схватил меня за грудки и немного встряхнул.

— Что я лишь совсем недавно начал жить без оглядки на тебя. Что с трудом перестал корить себя за неуклюжесть, перестал сравнивать.

Он показательно медленно отпустил меня и начал аккуратно расстёгивать пуговицы рубашки.

— Ты же у нас идеал. Пара тысяч лет на разработку идеального поворота головы, на аристократичное вздёргивание бровей... Тысячи лет, чтобы сделать идеальную мордашку. Тысячи — чтобы привыкнуть ко всем выходкам смертных и начать относиться к ним со снисхождением. Всё у тебя так просто, играючи, ничего не задевает по-настоящему.

Он запустил обе руки под рубашку, широко оглаживая кожу от ключиц к поясу.

— Вот тут ты погорячился, — хмыкнул я. — Ещё пара минут в таком духе, и я сладкой лужицей растекусь у твоих ног.

— Я заметил. — Он дёрнул меня за пояс и легонько огладил ниже. — Только эту грёбанную безмятежность из глаз убери. Вампир, познавший дзен, блин.

Я приподнял одну бровь, мол, о чём ты.

Влад взял меня за руку и стал тщательно расстёгивать манжеты, легонько массируя руки.

— Вот-вот, именно. Недосягаем заботами простых смертных! О, как мне хотелось сломать этот идеальный нос; смять, изгрызть эти губы! Готов поспорить, эти черты лица полностью вписываются в Золотое сечение.

Он огладил меня по плечам, стягивая рубашку.

— А всё для того, чтобы вызвать хоть какую-то реакцию, быть признанным тобой, пусть даже в качестве разрушителя.

Рубашка полетела на стул.

— Но нет, всё бесполезно! В глазах всё та же безмятежность. Даже после того случая... Однако я не пробовал ещё один способ. Говорят, это самый прямой путь к сердцу мужчины.

Глядя мне прямо в глаза, жарко выдыхая в губы, Влад провёл рукой по рёбрам... Резкая боль заставила вздрогнуть: острейшие когти вспороли кожу, с хирургической точностью начали вскрывать грудную клетку, не задев ни одной артерии... Обычная человеческая рука сжала моё сердце, заставляя его сбиться с ритма.

Я содрогнулся, кашлянул. Во рту встал премерзкий вкус крови.

— И теперь, когда я держу твоё сердце в руке, когда я могу сжать её, — жарко шепнул он на мне ухо, — что ты будешь делать?

— Уми.. рать...

Поражённый вздох. Он отстранился, чтобы взглянуть мне в лицо, но, боюсь, того что он хотел, не увидел. Я улыбался. Слабо, криво... изо рта текла тонкая струйка крови... но улыбался. Да, мне было смешно. Меня обвиняли в недостатке любви... Человек, ради которого я без вопросов горы сверну. Меня убивал единственный человек в этом мире, которому я мог позволить это сделать. Более того, кому я не мог запретить.

Ирония на иронии и иронично иронией подгоняет...

— Что, серьёзно? Даже сопротивляться не будешь? Три тысячи лет жизни, опыт, знания, навыки — всё коту под хвост?..

— Да, — булькнул я.

— Почему? — Он грубо дёрнул сердце.

Нет, больно не было... Не особо, во всяком случае. Бывало и похуже, особенно когда на меня ядерную бомбу скинули... в первый раз.

— Глупый ты, — неожиданно чётко заявил я. — Маленький и глупый.

Пока он пытался свести мозги в кучку, я положил ему руку на плечо и медленно притянул, обнимая. Пришлось слезть со стола и навалиться.

— Всё для тебя... Жаль, что ты этого не замечаешь.

Нервная система ругалась нехорошими словами, колени подгибались, а все магические силы и внимание уходили на борьбу с регенерацией. Я начал медленно сползать, буквально насаживаясь на руку. Влад пришёл в себя, поспешно опустил меня на пол, не вынимая руку. Дыхание прерывалось, перемежаясь с кровью.

Хочет он моё сердце? Да пусть забирает, не жалко.

Для него.

— Регенерируй! Регенерируй, блин! — как сквозь вату услышал я паническое.

Со стоном облегчения я спустил с поводка эту силу... О да, моё тело хотело жить, вопреки всему. В нём играла заложенная эволюцией программа. Но инстинкты — ничто перед волей...

Я невольно выгнулся: рёбра вставали на место. И тут же опустился на пол полностью здоровом. Хотя как, полностью? Даже такой шок не заставил мой организм избавиться от простуды и залечить рану.

С Влада слетел весь лоск, смылась жестокость. Сейчас он выглядел как напуганный мальчишка, который случайно разбил мамину любимую вазу. И страшно, и стыдно, и за исход не уверен... Он не хотел меня убить. Просто очередная провокация... Основанная на теории моей неуязвимости.

— А теперь ты будешь сомневаться, не было ли это жестокой шуткой, — хмыкнул я, поднимаясь.

— А это было?.. — покраснев, вскинулся он. Но, посмотрев на мою наглую рожу, добавил: — Чёрт, не можешь себя нормально вести?

— Сынок, ты чуть не вырвал мне сердце. А я даже не думал о сопротивлении. Где нормальность, а где мы?

Рыкнув, он мгновенно вскочил и в прыжке повалил меня назад. Оказалось — на кровать. Пружины дружно ухнули, принимая двойной вес.

— Вот, так мне больше нравится, — довольно заявил Влад, усаживаясь у меня на животе.

— Это я заметил по прошлому разу, — со знанием дела кивнул я.

— Кляп. Мне срочно нужен кляп...

— Можешь просто попросить помолчать. Вообще, девяносто процентов твоих проблем решились бы, если бы ты умел просить. Хотя как бы ты тогда жил, без проблем-то?..

— Заткнись! — Он прижал палец к моим губам. Окровавленный палец. И хоть ситуация совсем не располагала, я не удержался от маленького озорства: быстро лизнул его кончиком языка.

Влад отдёрнул руку как ошпаренный. Я смотрел на него спокойно, чуточку выжидательно. Соблазнение выходило на третий круг...

Он в задумчивости смотрел на свою руку... Кровь обильно покрывала её, медленно стекая до локтя и тяжёлыми каплями падая вниз. Влад как-то неуверенно тронул языком жидкость. Замер, в шоке прислушиваясь к себе. А затем лизнул широко, со вкусом, несколько раз...

— Вкусно! — с удивлением заметил он.

Ещё бы! В этом малом количестве энергии заложено больше, чем у Влада когда-либо было. Но мне приказали молчать, и я лишь вопросительно вздёрнул бровь. Мол, неужели?..

Да только он не обращал на меня никакого внимания, увлечённо вылизываясь. Наконец, собрав пальцем кровь с труднодоступного локтя, он перевёл взгляд на меня. Оу, ну да, как же иначе. Я начал поднимать руку, чтобы изобразить феерический фейспалм. Не дали. Прижали к матрасу и навалились на них всем весом.

Было... щекотно. И не только. Вы знаете, сколько нервных окончаний отмирает у человека каждый день? И я нет. Знаю только, что со временем кожа грубеет, теряет чувствительность... Если вы не обладаете своенравной регенерацией. Я трагично смотрел в потолок и молился Люциферу, чтоб сынишка меня не сожрал. Конечно, Люц будет в конвульсиях дёргаться от смеха и подкалывать меня при каждом удобном случае, но, серьёзно, я о-о-очень не люблю, когда меня кусают.

Надеюсь, Люци проржётся раньше, чем до этого дело дойдёт...

А ещё в груди шевелилось чужое вожделение, жадность. Прямо-таки жажда. Как существу, что не в ладах со своим телом, мне и на чужие слегка... плевать. Зато я хорошо заражаюсь эмоциями партнёра и наслаждаюсь, в основном, ими... Мальчик, девочка, ангел, демон — пофиг в моём случае. Хотя нет, с крыльев, помню, я нехило так пёрся.

С Владом вообще надо очень осторожно в этом плане... Горячий мальчик, весь в бабушку. И не смотрите, что она Владычица Льда, как жахнет — Владыка Хаоса только следит, рот раскрыв.

Кровь кончилась, я ещё не взорвался... Влад задумчиво оглядел свою работу и... нет, не укусил, слава Люцу, а оцарапал. Отрастил длинный тонкий коготь на указательном пальце и садистски медленно провёл линию, любуясь выступающими каплями крови. Я поспешно отвёл взгляд. Та-а-ак откровенно меня ещё не ели.

Да, всякое бывало в вампирской практике.

— Влад, ты почему?.. — раздался женский голос и скрип двери.

Мы синхронно повернули головы. Надя... Которой, видимо, как раз недавно дали ключи от квартиры. Надя... Которая пялилась на эту картину круглыми глазами с расширившимися зрачками.

Светлая. Искренне влюблённая.

Пару раз беззвучно открыв рот, она резко развернулась и выбежала из комнаты. Влад тупо пялился ей вслед, не совсем осознавая происходящее.

— Что застыл, идиот, — пнул я его ногой. — Догоняй давай и объясняйся, пока она чего-нибудь пострашнее понапридумывать не успела.

— Куда уж страшнее, — убито произнёс Влад.

— Вспомни то чувство, что охватывало тебя рядом с ней... А теперь представь, что навсегда можешь этого лишиться. Хватит распускать нюни, беги за ней!

Он быстро вскочил и, едва не выломав плечом косяк к чертям, бросился в погоню.

Я же откинулся на кровать, с наслаждением приложил руку ко лбу и покачал головой. Феерический песец.

Фирменный.

Влад

Я бросился за ней в чём был — старых спортивных штанах, майке, испачканной кровью и босиком. Но, разумеется, Надя телепортировалась едва только выбежала за пределы квартиры. Отследить её не составляло труда, но она перемещалась вновь и вновь, из одной точки планеты в противоположную. Один раз меня выкинуло в сотни метров над Альпами, в другой — я чуть не захлебнулся в Северно-Ледовитом океане.

Но всё-таки наша планетка слишком мала для двух абсолютных. Я догнал её, кажется, в Тайване, в каком-то полутёмном тропическом парке.

— Подожди! — успел крикнуть я, без особой надежды. Перед Надей уже был открытый портал, ей оставалось сделать только шаг...

— Что подождать? — Она резко развернулась, уперев руки в бока. — Очередной порции лапши на уши? Сложные отношения у них с отцом, ка-а-ак же.

— Пожалуйста, свет мой, — просил я, поднимая руку. — Дай мне объясниться... Нет, даже объяснить. После моего рассказа можешь меня ненавидеть, объявлять врагом номер один и устраивать гонения, но... выслушай. Прошу.

— О, так после этого я буду тебя ненавидеть, а не кинусь к тебе в объятья, поправляя паричок из пасты?

Я подумал, кивнул:

— Скорее всего, ты даже попытаешься меня убить.

— И почему ты хочешь мне это рассказать? Надеешься что я, как светлая, всё тебе прощу?..

— Нет. Я даже сам себя простить не могу и не думаю, что вообще заслуживаю прощения...

— Так почему?..

— Я больше никому об этом рассказать не могу, свет мой.

Наденька демонстративно вздохнула, сложила руки на груди и уселась на резную скамейку, закинув ногу на ногу. Я же сел на землю, прислонившись спиной к противоположному краю скамейки. Согнул одну ногу в колене, опёрся об него рукой, уныло повесил голову и заговорил:

— У нас была счастливая семья. Нет, действительно. Мама, папа, я... Мама была очень красивой, играла со мной каждый вечер. Папа — занятым, но каждый четверг он, как штык, был рядом. Остальное время со мной занимались учителя и нянечки, но они тоже были хорошими... Пока в один прекрасный вечер мы не поехали на дачу к дяде Володе. У него был большой, четырёхэтажный дом, двенадцать злющих собак, которых я боялся до дрожи и огромный телевизор с игровой приставкой.

Я хмыкнул, покачал головой. Подробности словно сами собой всплывали в голове, собираясь в рассказ:

Мы с мамой и дядей Володей зашли в дом, папа почему-то задержался снаружи. Раздался выстрел. Знаешь, прям такой, как в боевиках. Мама сказала мне не беспокоится, что это охранник дядя Миша голубей гоняет. А я и не беспокоился... Мелкий был, мало что понимал.

Мы прошли на второй этаж. Почему-то мне не дали поиграть в приставку, мама попросила, чтобы я побыл с ней. Мол, это важный момент для всех них. Они с дядей Володей пили ту противную коричневую жидкость, как я теперь понимаю — коньяк. Мама выглядела счастливой, я даже не знал, что она может так улыбаться....

Пока за стенкой не раздался странный писк и на пол не упало чьё-то тело. Дверь резко распахнулась, с грохотом стукнувшись о стену. Папа вошёл, словно в американских боевиках: стремительно, резко, с опущенным пистолетом в руке. В комнате было три охранника. Он, не глядя, убил их точным выстрелом в горло. Дядя Володя потянулся к столу, наверное, за оружием, но тоже рухнул с простреленной шеей.

Остались только мои мама и папа. Целились в друг друга из пистолетов. У него был ТТ, полуавтоматический, с глушителем. Из-за этого слышался такой странный писк. Он был без пиджака, волосы чуть растрёпаны, но почему-то в тот момент он мне показался преисполненным силы и уверенности, как главный герой в тех же боевиках. А мама... мама боялась, но держала свой серебристый револьвер так же твёрдо. Сейчас я бы даже сказал, профессионально.

— Ты его не получишь, — сказала мама со смесью страха и ненависти. Одной рукой она прижала меня к себе. — Чудовище.

— О, ты даже представить себе не в силах, насколько ты права! — криво ухмыльнулся папа. Это было страшно, я чуть не разревелся, но...

Раздался выстрел. И, как я понял позже, писк. Папа слегка наклонил голову, пуля пробила стенку за его спиной. А мама... мама медленно осела рядом со мной.

Папа взял меня на руки, поднялся, прижимая к себе одной рукой. От него пахло смертью... Не знаю, как это объяснить, но это так. Мы вышли из здания. На пути пару раз встречались охранники, но папа... он пристрелил их не глядя, как будто воду с рук стряхнул.

Мы сели в машину дяди Володи. Собаки — огромные бульдоги в строгих ошейниках — жались к забору. Они были гораздо умней своих хозяев, чувствовали, кто перед ними и не заступали ему дорогу. Мы уехали. Папа кому-то звонил, что-то резко приказывал, а я сидел на переднем сидении, как взрослый, и восхищённо смотрел на отца. В тот момент он казался круче Чака Норриса и Стивена Сигала вместе взятых.

— Это вообще похоже на сюжет боевика, — перебила меня Надя.

— Твоё счастье, что для тебя таким вещам место только в кино, — покачал головой я. — Но ты же можешь прямо сейчас проверить мои слова. К чёрту сомнения.

Она задумалась на пару секунд, а затем, нахмурившись, спросила:

— А этот дядя Володя... Как его на самом деле звали?

— А не ищи его среди мёртвых, жив он, — пожал плечами я, обнимая себя за коленки. — Парализован от шеи до кончиков пальцев. Кажется, даже дышать сам не может, только через трубочку. В детстве мы с отцом часто его навещали, играли рядом с ним. Папа объяснял, что смерть милосердна, а вот жизнь — куда более жестокая штука.

— И ты... не рассказал об этом никому? Милиции, родственникам?

— Нет. Все и так всё знали, времена были такие... Из-за той стрельбы Виктора только ещё больше уважали и опасались, а не пытались посадить. Да и я не считал это преступлением. Мама же первая начала, я сам видел, как она на него пистолет наставила.