Игры вампира

— А ты её действительно любишь? — спросил папа.

— Да.

— Посмотри мне в глаза и снова ответь на этот вопрос, — жёстко сказал он.

От перемены тона я невольно вздрогнул всем телом. Ах, и если бы от гнева!

Сжав челюсти, я упрямо посмотрел в тёмно-коричневые глаза. Маленькие искорки насмешливо приветствовали меня со дна чужих зрачков. Искорки, которые словно дразнились: «Я что-то знаю, ля-ля-ля! А ты это не знаешь, тра-ля-ля! Мы тебя сильнее, у-ху-ху! Сила иного? Ха-ха-ха!»

Это всегда бесило. Тот, настоящий Виктор всегда смотрел на меня из глубины его зрачка, лишь иногда выплывая наружу, захватывая тело, меняя жесты, мимику, слова. Поэтому я избегал смотреть ему в глаза... Ведь большую часть времени он притворялся обычным удачливым мерзавцем, что не вызывало такого отторжения.

— Любишь, — наконец, спокойно констатировал он. — Втрескался по уши и, похоже, на всю жизнь... О-кей, значит, работаем. Стандартная схема. Подкупить тёмных, запудрить мозги светлым, пошантажировать инквизиторов... Или наоборот? Подкупить тёмных, шантажировать светлых, запудрить мозги инквизиторам...

— А... А почему тёмных всегда подкупить? — осторожно спросил Кеша.

Зря он это спросил.

— Потому что тёмные — самы разумные, — рассеяно сказал папа, — и с ними всегда можно сойтись в цене. А вот инквизиторы и светлые принципиальные, сволочи, к ним приходится применять более коварные методы... Забавно, да, более честные отношения — с тёмными. Покажите, кто тут нынче заправляет, а то я не в курсе...

— Вот там — Гесер, — я кивнул в нужную сторону. — Глава Ночного Дозора города Москвы.

— Если это — светлый, то я — ангел господень, — заявил отец после скептического осмотра указанной фигуры.

Не удивилюсь, если так.

— Какой уж есть. Вон там — Завулон. Глава Дневного Дозора города Москвы.

— Матерь божья! — театрально схватился за сердце Виктор. — Вот это тёмный! Такой тёмный, что я даже не знаю... Чего он в Дневном Дозоре забыл. Он, случайно, нищим милостыню не подаёт?

— Что тебя не устраивает? — нахмурился я. Оба косились на нас с любопытством, но даже Великие не могут порушить щит абсолютного. А вот Наденька начала подозрительно фыркать.

— Да серые они какие-то, — махнул рукой папа. — Если бы ты мне их не показал, я бы их уверенно в инквизиторы записал. А вон тот светлый ничего, — он кивнул на Антона Городецкого. — Спокойный такой, уверенный и яркий свет... Жена его трепещет, словно на ветру, а так ничего. Из тёмных тут, похоже, вообще только я.

— А я?! — обиделся я.

— Маловат ещё... Двести лет как минимум, если не яшкаться со светлыми.

— Ну и ладно. Не больно-то хотелось. Хотя, стоп! Почему ты так решил?.. Ауры-то у них вполне репрезентативные! Да и мысли ты мои прочитать не мог, на мне же куча щитов.

— Сынок, давай я тебя как-нибудь потом расскажу о внесумеречном сканировании и про возможные обманные способы проникнуть под щит...

— Просьба посмотреть в глаза! — воскликнул я, осенённый догадкой.

— Ага. Если бы ты просто посмотрел — ничего бы не вышло, но так как ты сделал это по моей просьбе, добровольно, защита восприняла это как разрешение на проникновение... А теперь иди, перерыв, похоже, закончилися.

— Но ты же мне поможешь?

— Обязательно, ты же знаешь. Только...

— Только?

— Держись крепче за свою светлую.

Сглотнув от нехорошего предчувствия, я пошёл в зал заседания.

*

*

*

Зная, что отец ничего просто так не говорит, я, вопреки хмурым взглядам, сел рядом с Наденькой и взял её за руку. Она легонько сжала ладонь, приободряя меня.

«Ничего, милый», — шепнула волшебница мысленно. — «Даже если нам запретят встречаться, мы можем делать это тайно».

«Ох, солнце моё. Я не этого боюсь. Отнюдь не этого...»

«А чего?»

«За дело взялся мой отец. У нас... Весьма сложные отношения».

«Я могу чем-нибудь помочь?»

«Просто будь рядом, ладно?»

«Конечно, взрывоопасный мой».

В зал зашли три инквизитора. Бывший светлый, бывший тёмный и кто-то, так давно находящийся среди серых, что он реально стал таким. Шепотки в зале затихли, любопытных взглядов, направленных на нас, стало меньше.

— Посовещавшись... — начал средний.

Ну да, конечно. Обычно, судьи инквизиции не уходят совещаться в отдельную комнату, но так как одним из участников был абсолютный тёмный, они дружно решили перестраховаться и не использовать мысленную речь, во избежании подслушивания и... влияния. Они понадеялись на силу артефактов, и не зря: два месяца после инициации — недостаточный срок, даже для абсолютного, чтобы научится взламывать такую защиту. Из-за этого я, собственно, и впал в депрессию снаружи.

А Надежда просто пообещала не вмешиваться.

— ... и выслушав все стороны...

Светлые были категорически против, опасаясь, что «Антихрист» плохо повлияет на их мессию. Тёмные были категорически за, желая этого же, но официально напирая на свободу любить и быть любимыми. Только Завулон протестовал, говоря, что не желает проблем; ибо знал, как на меня влияет Наденька. Да Городецкий меня поддерживал... По той же причине. Кстати, весьма драматичный момент, пора бы объявится папочке... Что, нет? Придётся помогать.

Потому что он никогда не простит мне упущение такого шанса. Вот единственное, что мне безоговорочно нравится в тёмных — это склонность к театральности. Во-первых, весьма красиво с эстетической точки зрения, а во-вторых — можно извлечь из этого нехилую выгоду, пока противник позёрствует.

— Протестую! — громко произнёс я. На зрителях лежал полог молчания, но кого это волнует?..

— Причина? — удивился серый.

— Не все заинтересованные стороны были опрошены.

— Что вы имеете в виду?

— Был опрошен Дневной Дозор, Ночной Дозор и родители Надежды Городецкой. А как же мои родители? Разве не надо опросить?

— Лидия Гарбитукова мертва, Виктор Гарбитуков не является иным, поэтому не обладает правом голоса в данной ситуации, — монотонно сказал серый.

— Протестую! — заявил громкий ироничный голос.

А в круг света, в котором опрашивают свидетелей и подозреваемых, вышел мой отец.

Надо признать, выглядел он при этом совершенно как обычный человек. Ни одной иголочки не высовывалось из его ауры, ни одной проплешины, что сигнализировало бы, что он — иной. Ничего подобного не видел даже я, нулевой, а значит, он на порядок сильнее меня.

Эх, жизнь моя жестянка... Это надо было стать самым крутым тёмным магом мира, чтобы обнаружить, что самый ненавистный тебе человек всё-таки круче.

В зале появилось некое оживление. Серый переглянулся с Завулоном, Гесером, Городецким... Все покачали головами. Значит, даже они не опознали иного.

— А, прошу прощения за этот маскарад, — улыбнулся отец. — Дрязги Дозоров давно мне наскучили, и я решил самоустраниться от дел... И от Сумрака. На мне печать Соломона.

В зале зашептались. Похоже, все здесь в курсе, что это такое. Кроме меня. Ненавижу быть новеньким.

«Печать Соломона», — решила просветить меня Наденька. — «Это высшее тёмное заклинание, направленное на блокировку способностей. Иной с такой печатью не отличим от человека, разве что живёт чуточку дольше. Особенность — снять печать может только тот, кто её наложил, не раньше, чем через сотню лет после этого события... Не говоря уж о том, что это безумно сложно. Сейчас используются другие методы».

«Спасибо, солнце моё».

Ну да, а в коридоре он подошёл ко мне вполне в ином виде... Сотня лет значит, угу.

— Печать Соломона? И за какое преступление она на вас? — уточнил серый.

— Нет, вы не поняли. Я сам её на себя поставил.

По залу пробежался шепоток.

«А твой папа знает толк в извращениях...» — оценила любимая.

«Будто я не в курсе... А ты о чём? Твой отец тоже однажды блокировал себе способности».

«Нет, я не об этом. Это же как надо было исхитрится её на самого себя наложить... Специально и не придумаешь».

«Почему-то я не удивлён...»

— Эм... — замялся серый. — Ну, раз наложили, то, наверное, можете и снять.

— Могу, — уверенно подтвердил Виктор, чем вызвал новую волну шепотков. — Но зачем? Разве того факта, что я иной, недостаточно, чтобы иметь право свидетельствовать в суде инквизиции?..

— Понимаете, это всего лишь слова, причём достаточно странные. Нам необходимы материальные доказательства...

— Доказательства? — насмешливо спросил папа. — Ну, так смотрите!

Я невольно отвёл взгляд, крепче сжимая руку Наденьки. Внутри круга творилось что-то невообразимое: Сумрак кипел, коллапсировался, смещал пласты от огромной энергии, что вылилась в него. Даже на шестом слое возникла чёрная воронка, которая медленно втянулась в пол, открывая взглядам...

Вампира.

Высшего Вампира.

Охрененно сильного и древнего Высшего Вампира.

Дуга тьмы над головой не оставляла никаких сомнений, что это мертвяк. Сила и плотность ауры... Буду считать это семейным признаком.

Но это всё фигня. Я и раньше знал, что он не слабак. Но тот Виктор, который постоянно насмехается надо мной, вышел наружу. Бешеная, невероятная уверенность в одном только движении плеча. Лёгкая вибрация пространства, которого касаются эти пальцы... Неслышный, нереальный стон наслаждения, ибо он мог принадлежать только самому миру, а ведь он не будет так делать, правда?.. Все мы, иные являемся ямками, в которые стекает сила людей. Он же — сам был его источником. Светочем. Тёмным светочем разрушения и безбашеной юности. Шлейф смерти вился вокруг него, заворачивался спиралью. А Виктор не только не уничтожал его, он в него кутался, как в плащ, полностью принимая и гордясь всеми отнятыми жизнями.

Я отводил взгляд, старался на него не смотреть, крепче сжимая руку Наденьки. Но всё равно, это дурацкое магическое зрение, синхронизация с Сумраком, не давали мне упустить не детали. Например, что кроме шлейфа на нём ничего не было: вихрь уничтожил всю одежду. Или то, что его волосы мгновенно отрасли на невиданную длинну, около трёх метров, как показала мне интуиция. И сейчас, они бордово-чёрным потоком струились по ставшему более тонким и низким телу, складываясь в кучку на полу.

Я крепко стискивал зубы, стараясь дышать. Эта сила. Эта обманчивая хрупкость тела. До ужаса, до тёмных кругов перед глазами, хотелось схватить его за шею так, чтоб ногти впились в гортань, стукнуть об стену, показать МОЁ превосходство. Подчинить. Подмять. Или убить.

Потому что никто не смеет вызывать во мне страх.

Надежда погладила мою руку тыльной стороной ладони, успокаивая. Я медленно выдохнул, стараясь взять себя в руки. Так нужно для дела. А потом он уйдёт.

Подчинится.

— Кажется, мне надо будет посетить парикмахрескую, — я не смотрел, но видел, как он пропустил прядку волос между средним и указательным пальцем. — Достаточно убедительные доказательства?

— Кхм... Пожалуй, — кашлянув, согласился серый. — Вальмон, принеси, пожалуйста, нашему гостью что-нибудь из одежды...

Тёмного инквизитора как ветром сдуло. И так же ветром придуло буквально через полминуты. И как вт думаете, что он принёс?.. Разумеется, чёрный шёлковый халат. Он, может быть, и стал инквизитором, но тёмной тяги к эстетике не потерял.

— Благодарю, — кивнул Виктор, позволяя накинуть себе на плечи халат. При этом он как-то умудрился развернуться, чтобы волосы не попали под одежду. — Продолжим?

Тембр голоса тоже изменился. Стал ниже, глубже, появились рычащие нотки. Не отпускай меня, Наденька, просто не отпускай...

«Не отпущу», — пообещала она.

— Да, — совсем взял себя в руки серый. — Назовите свой возраст и сумеречное имя.

— Возраст? Хм... — произнёс Виктор, присаживаясь в воздух, как в кресло. — Это очень сложный вопрос. Скажем так, я был свидетелем битвы Гильгамеша и Энкиду. Вместе с другими жителями Урука, мы с интересом наблюдали это эпохальное событие.

Он легко улыбнулся, слушая шепотки в зале. Он не врал, не мог врать, находясь в этом круге, и все это знали. Снятие с самого себя Печати Соломона казалось невероятным, но так как возраст в три тысячи лет был ещё невероятнее, то он вполне укладывался в рамки удивительности. Вася из второго подъезда так сделать не мог. Доисторический вампир? О-кей, почему бы и нет...

— Допустим. Сумеречное имя?

— Эхунзен.

В этот раз, похоже, о чём идёт речь поняли только серый и Гесер.

— И вы вампир.

— Да. С формальностями закончили?

— Пожалуй. Вы ознакомлены с сутью вопроса.

— Конечно. И поэтому у меня есть один вопрос к вам.

— Да? — немного опешил серый. Он как-то не привык, что у кого-то возникают вопросы к инквизиции.

— Какого чёрта? — любезно спросил Виктор.

— Конкретнее, — пришёл в себя серый.

— Какого чёрта вообще состоялся этот процесс? Как я понимаю, вы перепугались, что сойдутся вместе абсолютный тёмный и абсолютная светлая.

— Совершенно верно. Этот союз может привести к самым неожиданным последствиям...

— Вот я и спрашиваю, какого чёрта, — всё так же любезно отвечал отец. — Ведь это абсолютно не ваша юрисдикция... Думаю, похожий эффект был бы, если бы вы решали, кому родится иным, а кому — нет. И писали законы для вспышек на солнце.

— Вы говорите так, будто нулевым закон не писан, — нахмурился серый. — А ведь они тоже иные, пусть и более сильные.

— Закон не писан для любви! И, насколько мне известно, Договор не запрещает встречаться представителям разных направлений. Ваши попытки это запретить, пахнут лицемерностью и трусостью! Вы, вы все, и тёмные и светлые просто пересрались, что в мире появилась сила, неподконтрольная вам! Да ещё и которая посмела объединиться! Разве вы, вот все вы, не видите, что ведёте себя как люди во время охоты на ведьм?..

— Неправда, мы никого не убиваем! — воскликнул светлый инквизитор.

Больная тема, понимаю.

— А могли бы? То-то же. Вы пытаетесь ограничить силу, которую не понимаете и не принимаете. Чем это не охота на ведьм? Поймите одно, иные властны над судьбой в очень и очень ограниченном масштабе. А над абсолютными — тем менее! Ну запретите вы им встречаться, и что? Они сложат ручки и забудут? Не-е-ет. Они начнут встречаться тайно... Вы сможете их остановить? Нет. Силушек не хватит.