Игры вампира

Русская женщина может простить многое. Но есть вещи, которые прощать нельзя. Влад раскаивается, рвётся к другой жизни... Но алкоголики тоже рвутся, на словах. Можно порвать сейчас — болезненно, но тихо. Можно дать ему шанс и довести нашу несовместимость до катаклизмов. Можно дать шанс и жить счастливо, вопреки всему... Но это будет слишком хорошо, чтобы в это поверить.

Я знаю историю. Знаю не так, как знают её люди, и даже не так, как иные. Любой момент истории разворачивается перед моими глазами, стоит мне только пожелать... Но это совершенно бесполезно, потому что никогда не случалось ничего подобного. Нет, иные разных «цветов» и раньше сходились, влюблялись и даже женились, но, разумеется, нулевых среди них не было. А брать моделью поведение иных рангом пониже не получится, в них слишком много человеческого, как ни крути.

Я понимаю, что моя сила на меня слишком сильно влияет. Вижу разницу с каждым, даже самым добрым человеком — иногда меня пугает человеческая слепота. Каждое действие против себя они воспринимают злом, чистейшим злом!.. Хотя половина из них рождена случайностью и непониманием, а вторая половина — местью за то, что случилось по случайности и недоразумению. Скольких бы проблем, скольких войн удалось бы избежать человечеству, если бы мы умели не только говорить, но и слушать!..

Даже иные, даже премудрый Гесер — все становятся жертвами этой слепоты. Поэтому я не могу ни с кем обсудить проблему Влада, я заранее знаю, что они скажут: «Беги от этого чудовища, деточка, беги!» Однако... и Влад действовал так не со зла, а из непонимания.

Вообще-то я согласна с тёмными. Никакого зла нет. Есть просто дети, не осознавшие, что живут в этом мире не одни.

И в этом тоже заключается проблема. Моя обязанность как светлой, моя обязанность как взрослого человека заключается в помощи тем, кто ещё не прозрел. И, с одной стороны, Влад может сбить меня с пути, стать тем камнем, на которую напоролось коса. Зависну на нём одном, как в болоте, не смогу помочь никому иному... И, с другой стороны, чего стоит вся моя светлость и абсолютность, если я не могу помочь даже тому, кого... люблю?..

Я быстро смахнула отчего-то выступившие слёзы. Нет, плакать не стыдно. От восхищения. От боли. От пронзительного чувства радости, что не совсем радость, а надежда... Но не от жалости к себе. Полюбила, действительно полюбила это несносное чудовище. Да и как тут устоять?.. Перед гигантским драконом, что умилённо смотрит тебе в глаза?..

Наверное, в этом есть что-то эгоистичное. Настоящий светлый должен любить всех одинаково... Да я и люблю — даже тех, кто сам себя считает недостойным любви. Но как, как удержаться, как не забрать себе его — такого большого и сильного... И нуждающегося во мне, наверное, больше всех на свете. Только есть риск, что это меня заберут себе и уже не в светлом понимании, а в тёмном. Не приручение, а золотая клетка.

Страшно, очень страшно. Не за себя — за Влада, что не справится без меня. За людей, что могут пострадать при нашем конфликте. А вдруг... Вдруг он сможет сделать меня такой же тёмной, как и он?.. Раньше мне бы и в голову такое не пришло, он так тянулся к моему свету, даже не помышлял о давлении!.. А сейчас... Что, если это первый камешек? Пробная порция зла, на которую мне надо закрыть глаза?..

Я вздохнула, нервно переступая с ноги на ногу. Ноябрь, холодно на улице стоять. А войти в здание — страшно. Где-то на верхних этажах этого офиса работает Виктор Гарбитуков, и мне нужно с ним поговорить. Только как начать разговор, что сказать?.. Все вероятности в тумане. Но не поговорить — нельзя. Нельзя судить, не выслушав свидетелей.

Оперевшись на этот неоспоримый довод, я ещё раз вздохнула и всё-таки вошла в здание. Просторный холл, охрана, металлодетектор... И кругленькая женщина с весёлыми кудряшками на голове.

— Ну что ж ты, деточка, так долго на улице стояла? — всплеснула руками она, подходя ближе. — Околела вся, небось? Пойдём, я тебе горячего чаю налью. У Виктора пока совещание, раньше, чем через полчаса не освободиться.

— А вы?.. — я слегка удивилась напору. Женщина точно была человеком, сорок лет, двое детей, добродушный нрав.

— А я — Елизавета Ивановна, секретарь Виктора. Пойдём?

— А... да, конечно, — спохватилась я и двинулась вслед за ней к лифту. — Эм...

— Удивлена? — с доброй насмешкой спросила Елизавета Ивановна. — Виктор за всеми следит, незамеченной не подойдёшь!

— Да нет, это-то как раз понятно, — отмахнулась я. Стоя перед офисом я вообще рисковала, что он сам ко мне спустится и спросит, чего эфир загрязняю. — Просто ожидала у такого босса встретить... иную секретаршу.

— Ты про этих вертихвосток с ногами от ушей? От них больше вреда, чем пользы. И кофе заваривать не умеют, и список дел организовывать... Только и умеют, что глазами хлопать. А у нас контора серьёзная, для красоты можно картину повесить.

— А... ага.

Аура этой женщины ровными слоями распространяла спокойствие и обстоятельность. Как-то само собой расслабились плечи, тревоги ушли на второй план... Не иная, просто... хороший человек. Без надломов, истерики и помпы. Живущая в своём уютном мирке и с радостью впускающая в него всех желающих погреться.

Лифт, наконец, остановился, и Елизавета Ивановна привела меня в просторную комнату отдыха, обставленную в соответствии с современным дизайном, но всё-таки чем-то неуловимо уютную. Меня усадили на диван и начали хлопотать вокруг.

— Будешь чай или кофе? Есть ещё горячий шоколад и молоко.

— Шоколад, пожалуйста, — попросила я.

— Как раз на две порции осталось, — улыбнулась секретарь. — Я тоже его очень люблю. И хоть нельзя сладкого, но иногда-то можно.

И заговорщиски мне подмигнула.

Я невольно улыбнулась и откинулась на спинку кресла. Да уж, в секретарях у тёмных обычно ходят надменные девицы самой кукольной внешности. Или даже парни. Но тоже кукольные и надменные. Такой теплоты... Странно даже. Не думала, что кто-то из тёмных вообще способен уловить такую уютную теплоту, не то что оценить по достоинству.

— А вы давно тут работаете, Елизавета Ивановна?

— Давненько уже, — согласилась она, присаживаясь напротив. — Уж лет двадцать почти. С самого начала. Всех знаю, всё видела.

— И про Влада?..

— И про Влада знаю, — женщина тяжело вздохнула. — Бедный мальчик...

— Что вы имеете в виду?

— Не повезло ему с родителями. Лидка, эта вертихвостка, главного самца захомутала, а на всех окружающих — нет да нет глазиком косит. Решила вот, что больно норовистого окольцевала, вдовой да счастливой влюблённой вновь побыть решила.

— И... что?

— Ох, как Виктор её любил, как любил!.. В рот ей заглядывал, все выходки прощал. А потом — всё. Как отрезало. И Лидка пропала, и все разговоры о ней вдруг стали под запретом. А я и не лезу — не моя ноша то, не моя. Да только Влад молчаливым после стал...

— Вы говорите, ему с родителями не повезло. А что натворил Виктор?..

Елизавета Ивановна помолчала, немного пожевав губу.

— А Виктор умный шибко. На три шага вперёд видит, а что перед носом — не замечает. Ребёнку-то что надо? Чтоб с ним поиграли, чтоб опустились на его уровень и просто побыли рядом. А Виктор всё за собой тянул, гения хотел воспитать!.. Воспитал, не спорю. Только вот сына потерял...

Мы немного помолчали.

— А ты почему спрашиваешь, деточка? В невесты, небось, наметила?

— Не знаю ещё, — тяжело вздохнула я.

— Что, не любит Влад? Внимания мало на тебя обращает?..

— А что, много было таких соискательниц? — невольно заинтересовалась я.

— Да штук десять девиц тут точно сиживало. И, прости Господи, пяток парней.

— Не одобряете?

— Игрушки это всё! — нахмурилась секретарь. — Любовь морковью, а внуков-то как?..

Я снова не смогла удержаться от улыбки. Учитывая вольные нравы этой семейки, такая богобоязненность секретаря... умиляла. Хотя стоп, что-то не совпадает. И речь, и манеры — больше подошли бы женщине постарше, лет пятидесяти, а то и шестидесяти...

— Извиняюсь за не совсем тактичный вопрос... Елизавета Ивановна, а сколько вам лет?..

— А чего мне стесняться? Это молодые всё глупости разные придумывают. Шестьдесят четыре мне. Не похоже?..

— Совсем, — искренне подтвердила я. Сумрак упорно показывал, что ей всего сорок.

— Вот что, деточка, генетика делает! — секретарь важно подняла палец вверх. — Так что не знаю, как у вас сложится, но родить от Влада надо. Вон, его отцу уже за сорок, а всё как молодой конь скачет. Нельзя такой генофонд упускать, нельзя.

Я уткнулась носом в чашку, тактично не желая комментировать такую философию. В принципе, ничем не хуже других... Если не учитывать, что Виктору-то далеко не сорок.

Звякнул смартфон. Секретарь посмотрела на окно сообщений, улыбнулась:

— Ну вот и всё, закончилось совещание. Давно пора было его устроить, а то обнаглели все. Не поверишь, Вячеслав Семёнович — умнейший человек, два высших образования, Бродского наизусть читает!.. А как перестаёт чувствовать крепкую руку, всё норовит чего-нибудь урвать, как дикий пёс какой-то. Но молодым это не интересно, они всё без нас прекрасно знают... Пойдём, Виктор наверняка уже ждёт тебя. Хотя лучше бы отдохнул, эти волки и святого из себя выведут.

Мы вышли на площадку перед лифтом, где всё ещё толпились разодетые в дорогие костюмы мужчины. Я мысленно присвистнула: это как же сильна должна быть вера в человечество, чтобы кого-то из них назвать умнейшим человеком?.. Нет, я-то понятно, но вот обычный человек?.. Я взглянула на Елизавету Ивановну с большим уважением.

— Здравствуй, Наденька, — Виктор сам открыл мне дверь. — Проходи, присаживайся.

Он действительно выглядел слегка усталым. Как будто даже трёхтысячелетнему вампиру было сложно уговорить на что-то десяток людей.

Я осторожно опустилась на диван, точную копию того, что стоял в комнате отдыха. Единая концепция или элементарная лень?..

— Ты хотела о чём-то поговорить?.. — спросил вампир, присаживаясь напротив.

— Ну...

Вообще, застенчивость мне не свойственна. Сложно стесняться, если ещё до того, как задать вопрос, я вижу ответную реакцию. А вот сейчас... не вижу.

— Рассказал? — просто уточнил Виктор.

— Рассказал, — вздохнула я.

— И что ты хочешь услышать от меня?

— Вашу версию.

Он извиняющеся улыбнулся и развёл руками.

— Я дитя иной эпохи. Иной культуры, иных взглядов. И пусть я живу здесь не первый год, я до сих пор не впитал все современные запреты. Для меня то, что сделал Влад — даже не грех, не преступление и не проступок. Нравы начали массово укрощать во времена христианства. До его появления такие... инциденты не то чтобы часто встречались, но бывали. И не осуждались.

Нахмурившись, откинулась на спинку кресла. Не самые аппетитные картинки пробегали перед моими глазами, подтверждая его слова.

— Я старался оградить его от этого влияния. Как мог. Я же понимаю, что сейчас не то время, не те люди. Это я как-то приспособился, а ему в этом мире жить. То, что вы сейчас называете развратом — даже на детские шалости тянет с трудом, но... Я признаю, что лучше с запретами.

— Почему?

— Потому что только рядом с ними может родиться любовь, а не просто похоть, — мягко улыбнулся он.

Я подскочила, обвиняюще тыкая в вампира пальцем:

— Вы светлый!

— Аки агнец божий, — с улыбкой подтвердил он.

— Так почему?..

— Играю тёмного? Ну, во-первых, привычка. Тёмным я был... не скажу что долго, просто когда меняешь сторону, атрибуты не меняются. Делаешь всё то же самое, всё теми же методами, только ради других целей. Во-вторых... мой свет здесь никому не нужен.

— Да ладно?..

— Честно.

Он смотрел так спокойно и ласково, что не на секунду не возникало сомнений, что он именно светлый. И что Влада он давно простил.

— Но это не значит, что должна прощать ты, — заметил Виктор.

— Читаете мысли?

— Бывает иногда.

— Но если вы светлый... и не самый слабый... и не самый глупый...

— Почему я это вообще допустил? Повторяюсь, потому что я дитя иной эпохи. Я не думал, что это будет для него настолько разрушительным. Иногда лучше дать выход гневу, чем копить его в себе... Если после этого ты сам себя не сгрызёшь. Как, увы, случилось с Владом.

— Были... прецеденты успешного выхода гнева?

— Да.

Кажется, начинаю понимать... Даже если Виктор — светлый, он такой светлый, что и не подумаешь сразу. А если поскрести — то не подумаешь точно. Не знаю, какие там нормы светлого были в древнем Шумере, но сейчас... Сейчас точно не его время.

— Спасибо, я подумаю над этим, — кивнула я, поднимаясь.

— Наверное, не стоит этого говорить... — Вампир тоже поднялся. — Ты всё и без меня знаешь, но... Влад нуждается в тебе. И лично я, не как иной со стажем, не как светлый и не как тёмный, а просто... как отец. Я надеюсь, что ты сможешь дать ему то, чего не смог дать ему я.

Я кивнула, сделала два шага к двери, но не выдержала и всё-таки обернулась:

— Что именно?

— Свет.

Виктор

Я грустно посмотрел вслед Наде и налил себе немного коньяка. Алкоголь на меня не действует, но... Отчего-то было гадостно и хотелось немного потравиться. Казалось бы, обманул невинное дитя, но откуда это мерзкое чувство, будто надули меня?..

Я не светлый. Я и не тёмный. Я был простаком, королём, магом и убийцей. Я был учёным, был бизнесменом, был рыцарем и паладином. Был лордом, монахом, бродягой и сервом. Человек — пусть даже с альтернативным питанием — слишком сложное существо, чтобы сходу так определить, тёмный или светлый. Тут разве что Сумрак справится... Да и то, у него никогда не было целью верное определение. Ему лишь бы разделить иных на два лагеря, чтобы не прекращались конфликты.

Я знаю только, что злобой отличаются средние умы: настоящие дураки и по-настоящему умные больше добры. Только среднячкам доброта дураков кажется дуростью, а умных — чуть ли не злом. А ещё я знаю, что свет находится в глазах смотрящего. Его не способен увидеть тот, у кого его нет. То, что Влад не видит; то, что ему и в голову не придёт заподозрить, сходу увидела Наденька.

Впрочем, если мой свет способна разглядеть только абсолютная — мне не о чем беспокоиться. И если я сейчас материализую крылья, лебяжьими они точно не будут. Всё-таки я не полнейший гад, хотя гад, конечно, но...