Тмв от Колльера

В тот первый раз в Москве, мы, корреспонденты, нашли и подобрали приняли оборванного пятилетнего ребенка, которого обнаружили плачущим в одиночестве на заснеженном углу разрушенной улицы. Беженцы, натыкающиеся на него в темнота, шли мимо с огромными связками и часто сами тянущие с собой детей. Они были слишком приучены к трагедиям и наполнены своими собственные печалями, чтобы беспокоиться о маленьком мальчике.

У сцен смерти было то же самое ужасное свойство повторения. Мы получили полное воздействие; пока не прибыли войска, не было никого, имеющего энергию или средства, чтобы похоронить мертвых. Наихудшее зрелище предстало перед нами в руинах станции Severny. Там, замученные сыпным тифом трупы мужчин и женщин были сложены в вагонах для рогатого скота, оставленных на рельсах. Тела были замерзшими, некоторые с выражением мук на лицах, некоторые просто угрюмые и одинокие.

Большинство этих несчастных, как мы обнаружили, были останками Московских политических заключенных. В последнем акте мести Красные лидеры лишили этих "врагов государства" возможности освобождения.

Несмотря на сыпной тиф, бушующий в тюрьмах, руководитель MVD, печально известный Лаврентий Берия, до его собственного отлета отдал приказы об отправке всех московских политических заключенных в Сибирь. Эти несчастные не уехали дальше железнодорожных станций. Те получили абсолютно нереалистичный приказ; транспортная система была уже разрушена ежедневными нападениями наших тактических воздушных сил на все главные коммуникационные центры.

Ирония была в том, что если бы эти заключенные действительно достигли Сибири, они могли бы выжить в восстаниях, которые начались там. Однако несчастные заключенные, больные и голодающие, остались на станции, где целыми днями оставались запертыми в вагонах или в здании станции, как животные.

Эта отвратительная параллель с нацистской эпохой была все еще очевидной спустя несколько дней после нашего прибытия. Тогда бульдозеры казались немного более современными чем те, что мы были вынуждены использовать в Дахау — чтобы сгрести тела, собранные по всему городу, в братские могилы, созданные динамитом во все еще замерзшей земле. Из-за подавляющего количества трупов это было единственное, что можно было сделать.

Пример предыдущих войн также относился и к беженцам. Те, кто помнит забитые людьми дороги Второй Мировой войны, могут представить, что мы видели в 1955 в России. Красная диктатура практиковала массовые высылки народов, в известной степени, так, как никогда прежде не бывало в истории; и, как продолжение, освобождение России привело к одному из самых фантастически массовых переселений из всех.

Из политических тюрем повсюду в Красном мире прибыли поляки, литовцы, финны, немцы, чехи, японцы, китайцы и русские, все ищущие среди разрушений какие-то остатки дома и семьи; все отчаянно ищущие какого-нибудь близкого человеческого контакта, чтобы помочь им вернуться в почти забытую жизнь вне колючей проволоки. Этот большой поиск, который достиг его пика в 1957 и продолжается даже теперь, уже охватывал Москву, когда мы прибыли туда в те ранние послевоенные дни.

Марина, в процессе введения меня в курс дела о прошлом, рассказала мне о кровавой резне, которую Москва испытала в последние дни Красного режима. Как и в Революции 1917 года, невинные умирали в руках толпы так же, как и виновные. В государственных детских приютах, например, осталась часть персонала; и даже при том, что они не были членами партии, их наскоро осудили и расстреляли. Хаос, который правил в Москве, Марина описывала с типичным российским стоицизмом.

— Это — почти то же самое, что было в 1941, когда нацисты приближались к Москве — сказала Марина. — Тогда Политбюро так же удрало из Москвы. Только люди были оставлены. Никто не потрудился нас эвакуировать. Фактически, никто не потрудился сказать нам официально, что правительство ушло. Большой разницей в этой войне был сыпной тиф. У нас были маленькие вспышки во Второй Мировой войне, но ничего, подобного этому.

С полным разрушением транспортной системы горожане пытались бежать из больного города на ногах, телегах и даже санях, запряженных собаками — в очень немногих случаях, когда собак еще не съели. В нескольких случаях люди объединялись, чтобы попытаться завести поезда. Одна группа сумела уехать на поезде на 12 милями к западу, до первого большого разрыва в рельсах.

— Паника начала ослабевать, — сказала Марина, — когда Организация Объединенных Наций начала сбрасывать снабжение с парашютами. Но хаос — никакой воды, никакого света — в городе продолжался, так как все было отключено официальными властями гораздо раньше. Грабежи и толпы были примерно тем, что Вы будете ждать.

Парашютное снабжение, которое упомянула Марина, началось вскоре после того, как Организации Объединенных Наций узнала о восстаниях в городе. Огромные летающие товарные вагоны пролетали над заснеженными руинами города, спуская лекарства, пищу и дезинфицирующие средства в ящиках, помеченных яркими красными, желтыми и зелеными шелковыми парашютами. Банки DDT были с инструкциями — для предотвращения исторического бича российского народа — вшей (цена этих банок на черном рынке взлетела и скоро они стоили столько же, сколько консервированное молоко, сигареты и плитки шоколада).

В Москве, как во всей России, население погрузилось в оргию мести, как только стало ясно, что Красные больше не вернутся.

По словам Марины, главными целями для женщин были жены чиновников MVD и женщины-офицеры тюрем. Я лично сосчитала несколько десятков голых женских тел, висящих на разбомбленной пустоши Красной площади.

Гнев против женщин, работавших в MVD, вырос не только из ненависти за репрессии, совершенные ими, но также и из чистой зависти. Поскольку семьи офицеров MVD были наверху жесткой кастовой системы, которая развилась в последние дни Советской империи. Я уже изучила кое-что об этом в течение первых лет советской оккупации Восточной Германии и Берлина. Я ярко помню, например, день в 1946 году, когда жена полковника MVD пришла со своим мужем в салон Gehringer & Glupp, ведущих модельеров Германии, и заказала два пальто из персидского ягненка, одно серое и одно черное, одну длинную норку и жакет из лисы. Я оказала плохую услугу модному салону, сообщив об этом инциденте в статье. Результатом стало то, что вышел приказ для советских семей: они не должны были посещать Западные сектора, за исключением официальных дел. Это, конечно, отрезало Дома мод от некоторых из их лучших клиентов в то время, когда клиентов было недостаточно. Я не забываю посещение в 1955 году квартиры, принадлежавшей совершенно секретному московскому полицейскому. Обстановка была столь преувеличенно пышной, что это было просто смехотворно. Были комнаты для слуг, роскошь, сохраненная только для советской иерархии. В кухне, которая была полностью разграблена, одиноко блестел комбайн американского производства блендер-миксер. Это была машина, которая могла делать почти все, кроме разговоров, если Вы только справитесь с очень простым механизмом. Она была оставлена толпой на очень серьезном основании — непривычные к такой роскоши, они понятия не имели, для чего был аппарат.

Второй разряд в иерархии привилегированных женщин Красной России принадлежал людям искусства. Он включал в себя балерин, выступающих пианисток, оперных певиц, актрис, живописцев и писателей. Балерины, такие как Уланова и Семенова, получали целых 800 долларов в месяц. Эти люди искусства жили без платы за квартиру любезностью коммунистического режима, и даже их драгоценности и меха были подарками государства. Хотя они были предметом зависти для масс, им, как классу, не повредили, когда случился переворот. Российский народ сохранил свое уважение к культурной стороне жизни и талантливым людям даже во времена кризиса. Но и люди искусства не избежали ограблений.

Третья группа была профессионалами: женщины — доктора и адвокаты, ученые и инженеры. Эти женщины, переутомлявшиеся на работе, однако могли время от времени побаловать себя такой роскошью как шелковые чулки, косметика и даже духи. Если они были удачливы, то могли даже получить свои собственные квартиры. Эти квартиры, вероятно, состояли бы только из одной комнаты; но, по крайней мере, они могли наслаждаться частной жизнью, очень редкой привилегией в Красной России. Под Красными 60 процентов докторов в России были женщинами. После того, как началась оккупация ООН, российские женщины продолжали гордиться наличием профессии. Действительно, из-за острой нехватки мужчин число женщин-профессионалов несомненно продолжит расти еще в течение некоторого времени.

Самая низкая категория в женской кастовой системе включала большинство. Они были фабричными рабочими и женами фабричных рабочих. Семьи в этом классе жили, как правило, по восемь и больше человек в комнате. Одна кухня и одна ванная приходились, по крайней мере, на две, а чаще на пять или шесть семей. В семьях были люди разного возраста, от бабушек до младенцев. Нехватка частной жизни провоцировала ссоры и препирательства даже для самых умеренных людей, а славяне, конечно, известны своим характером. Облегчающие труд приборы, такие как пылесосы и холодильники, были просто неслыханными среди масс.

Женщины на всех уровнях общества вообще удерживали некоторое место. Мадам Молотова, жена Министра Иностранных дел, например, как-то была главой большой советской косметической компании. Некоторые женщины на вершине кастовой системы ограничивались партийной деятельностью или ведением домашнего хозяйства. Но такие были редкостью. Женщины в России работали трамвайными кондукторами, полицейскими, автомобильными механиками и даже землекопами. Марина сказала мне, что однажды, во время большого голода, который сопровождал принудительную коллективизацию в начале тридцатых (умерло 10 миллионов русских), она должна была заменить лошадь и тащить плуг. Все лошади в ее районе были съедены голодным населением. И коммунисты призвали здоровых мужчин, женщин и детей — служить лошадиной силой!

Из-за долгих часов на фабриках, женщины-рабочие были вынуждены оставить заботу о своих детях, отдавая их в государственные детские. Марина утверждала, что обычной вещью на фабриках были матери новорожденных, которые кормили ребенка грудью, не отходя от своих станков. Ребенок был "дан ей взаймы" на определенное время дня. Таким образом, система фабричных детских позволяла Красному режиму отказаться от всех оправданий, которые матери могли бы выдвинуть для остановки работы.

Фактически, очень превозносимое "равноправие" российских женщин представляло собой, главным образом, равные возможности для каторжного труда.

Российские женщины никогда не участвовали в выработке политики в коммунистическом правительстве; все же Ленин обещал что большевистская Революция разрешила бы даже кухарке управлять страной! Женщины заметно отсутствовали в Политбюро.

Сегодня готовность российских женщин к выполнению черной работы оказалась благом для страны. Восстановление Москвы совершается в основном женщинами. Каждый видит тысячи их, с цветными платками вокруг голов и тряпками вокруг ног, терпеливо вручную собирающих кирпичи, складывая их в аккуратные кучи, и сметающих щебень. Немецкие женщины делали то же самое в Берлине в 1945.

Никто пока не знает, насколько женщины превосходят численностью мужчин в освобожденной России. Эксперты Организации Объединенных Наций определили, что население России уменьшилось во время Третьей Мировой войны с 212 до 180 миллионов человек. К концу войны, по оценкам экспертов, по крайней мере, 60 процентов взрослого населения составляли женщины.

Действительно, хотя это — небольшая деталь, но сегодня самая популярная песня среди женщин — плач об их потерянных мужчинах, названная Propavshiye, что буквально переводится как "Потерянные". С начала оккупации население увеличилось, по крайней мере, на 10 миллионов человек и, по мере того, как молодое поколение достигает совершеннолетия, избыток женщин уменьшается.

Было так много решительных переворотов в семейной жизни России со времен Революции 1917 года, что послевоенный разгул эмоций вызывает мало удивления у таких, как Марина. Она повидала так много, что разучилась удивляться. Мы много говорили о подростках, которые после поколения интенсивной антицерковной пропаганды сегодня представляют одну из самых больших проблем в России.

— Отношение молодёжи в некоторых областях сегодняшней России напоминает мне о годах сразу после большевистской Революции, — сказала Марина. — В те дни мои дети смеялись надо мной, потому что я не разделяла идею свободной любви. Это было время, когда брак был подписью на листке бумаги, а развод мог быть получен почтовой открыткой, посланной от одного супруга к другому. Аборты были официально разрешены государством. Даже в нашей деревне они выполнялись сотнями.

По словам Марины, советское государство в тридцатые внезапно и безжалостно полностью изменило свое отношение к браку и семье. Новый моральный кодекс был проведен в жизнь со строгостью и показательной безотлагательностью, с который Красный диктатор, как нацистские и фашистские диктаторы, желал увеличить население.

К 1936 году, аборты стали преступлением, которое наказывалось десятью годами рабского труда в таких позорных лагерях, как Караганда в Сибири. Таким образом, оказалось, что многие женщины достаточно сильны, чтобы пережить болезни и холод лагерей, проведя годы в рабстве за поступок, который когда-то был принят официальной политикой.

В их рвении, чтобы способствовать крепости семьи, Красные, наконец, сделали развод фактически невозможным. Тем не менее, "научное" государство поясняло это просто биологическими — в противоположность моральным — соображениями. Внебрачные дети получали то же самое обращение, как и остальные. И никакое клеймо не ложилось на не состоящую в браке мать. Государству были нужны дети, и оно было радо получить их с браком или без брака. Но однажды заключенный формальный брак уже не мог быть разорван, чтобы это не замедляло процессы рождения и не вводило человеческие сложности в образец управляемого общества, который установило полицейское государство.

Это лето 1960 года увидело известные усовершенствования. С одной стороны, фактически не стало огромного черного рынка чулок, сахара, масла и кофе. Но, как ни странно, остался процветающий черный рынок одного товара: обуви на высоких каблуках. Российские женщины, чья тоска по духам и шелкам была подчеркнута серыми годами при Сталине, все еще не имеют средств. И все равно, в Москве сегодня можно найти некоторых российских женщин, выглядящих столь же шикарными, как женщины Нью-Йорка. Демонстрации мод, которые были устроены здесь Хэтти Карнеги из Нью-Йорка, Кристианом Диором из Франции и Норманом Хартнеллом из Британии, конечно, повлияли на Московскую моду. Очередь женщин во много миль длиной ждала, чтобы увидеть шоу, показанное на стадионе Динамо, огромной арене, построенной в 1927 в предместьях города. Они были столь же популярны, как Мировая Серия в Америке. Это был первый раз, когда средние российские женщины увидели настоящий модный показ, и приблизительно 50 тысяч женщин смотрели его.