Тмв от Колльера

Как один из управляющих делами Центрального Комитета Партии сказал комиссии, когда мы начинали наши исследования в 1955: "Мне говорили, что безопаснее держать гнездо гадюк в моем столе, чем вести дневник".

Однако, просчеты Сталина ясны. Его последняя, пагубная фаза началась в 1945, же на следующий День после победы во Второй Мировой Войне. Тогда Советы наслаждались беспрецедентным престижем. Они заслужили восхищение и благодарность от их союзников в борьбе. Западные демократические государства хотели дружбы и мира; они хотели демобилизации и разоружения и они сделали это с почти безумной скоростью. Но тогда Красные сделали поворот к политике открытой враждебности к их бывшим союзникам; они упорно затрудняли все попытки мирного урегулирования проблем или через ООН, или через другие средства — они устойчиво саботировали ООН с их правом вето и когда это не помогло — они опустили Железный занавес и сделали все, что было в их власти, чтобы он стал все более и более непроницаемым. Результатом стали Доктрина Трумэна, План Маршалла, План Шумана, Североатлантическое Соглашение, Корея и Третья мировая война.

Как сказал один из моих коллег по комиссии, Гамильтон Фиш Армстронг, нет сомнений в том, что Сталин не хотел убивать

Тито, когда последний был на высшем уровне его славы. Сталин предпочел бы дискредитировать и опозорить Югославского "еретика" прежде, чем предать его смерти в подвале Тюрьмы Lubianka. Но это оказалось невозможным.

Повышение напряженности, недовольства и неповиновения в странах-сателлитах в итоге вынудили Сталина принять его роковое решение, что Тито должен умереть. Семена восстания против реакционной, империалистической Советской тирании выросли и расцвели в югославской почве. Они неслись неудержимыми ветрами через границы, особенно в Чехословакию и Польшу, две страны с большим опытом страстной преданности свободе и вызову тирании. Эти же семена проникли даже в саму Россию и проросли в плодородной почве Украины.

План убийства Тито казался надежным на бумаге, и если бы Тито погиб, было бы крайне маловероятно, что Западные демократические государства ускорили бы мировую войну, поспешив на помощь югославскому правительству, которое прекратило существование. Но самый большой просчет Сталина был основан на том что разведданные, поступающие к нему со всего мира были созданы по образцу Коммунистической пропаганды, а коммунисты принимали желаемое за действительное, в противоположность реальной правде.

Он полностью недооценивал основу единства ООН и огромного большинства свободных народов повсюду. Как и другие диктаторы до него, он был введен в заблуждение верой в свою собственную пропаганду. Снова и снова он говорил "Проблема Гитлера была в том, что он не знал, когда остановиться — он зашел слишком далеко. Я никогда не зайду слишком далеко". Но безжалостная сила, которую он создал, исчезла вместе с ним. Сталин в начале рассчитывал, что югославские силы будут обезглавлены и следовательно дезорганизованы. Теперь силы того, что было Советским Союзом, были обезглавлены и дезорганизованы. Результатом стало широкое распространение восстаний и целой серии гражданских войн по всей территории России, в которых политические заключенные в Сибири в конечном счете сыграли важную роль.

Трагедия 1952-1955 завершилась. Никакого полного перемирия не было подписано — в нем просто не было нужды; Россия распалась в полный хаос.

К январю 1955 формально военные действия были прекращены. США, после четырех лет интенсивного развития только начинали массовое производство атомных самолетов и субмарин...

Это не в пределах деятельности Исторической Комиссии ООН — копаться в событиях прошлых пяти лет, начиная с окончания войны, законченной таким образом, я не буду пытаться описывать хаос и анархию, которая преобладали так долго во многих частях России и Китая, вернув в некоторых регионах феодальные государства, и как постепенно все человечество с изумлением увидело рассвет нового дня цивилизации.

Но я не могу закрыть это резюме без слов восхищения замечательными качествами российского народа, среди которого я жил и работал эти пять лет. Эти люди были угнетены и порабощены, замучены и унижены в течение бесчисленных столетий варварской тирании; но все сторонники царизма и Коммунистические тираны не могли разрушить истинный русский дух. Теперь этот дух получил безграничные возможности процветать в климате свободы и мира.

Thoreau однажды написал: "Нет такой тьмы, которая не может быть рассеяна, если вы направите на нее более сильный свет". Свет теперь сияет в России и во всех других затемненных местах земли. Это — свет надежды — и сегодня, в 1960 год, эта надежда исходит не из мечты людей, но из их реальной данной Богом силы.

КОНЕЦ

Вашингтон Под Бомбой

ХЭЛ БОЙЛ

Вашингтон. 10 мая 1953

Американская столица пропала без вести. Единственная вражеская атомная бомба разрушила сердце города. Огонь бушует более чем на 18 квадратных милях. Вашингтон горит. Связь временно потеряна. Помощь всех видов срочно необходима от остальной части страны: кровь, наркоз, бандажи, доктора, медсестры, пища, транспорт.

Бесчисленные тысячи мертвы. Еще больше тысяч ранены. Они лежат рядами на лужайках больниц и парков.

Гражданская оборона сломлена. Немногие отважное команды беспомощны в этом бездонном наводнении мук и страданий. Войска приближаются, чтобы восстановить порядок среди паникующих масс, пытающихся бежать из города.

Страх переполняет улицы и выглядит, как чистое лицо ужаса. Этого не могло произойти здесь вчера. Это действительно происходит здесь сегодня.

Бомба взорвалась в юго-западном Вашингтоне, между зданием Капитолия и Мемориалом Джефферсона. Она осветила город, как гигантская римская свеча. В радиусе мили от эпицентра взрыва опустошение чрезвычайное — огромный выжженный круг, как будто гигантский, раскаленный добела молоток загнал все в землю. Взрыв и огонь распространились на большинство святынь, которые объединяют американский народ. Мемориалы Линкольна и Джефферсона находятся в руинах. Вершина Вашингтонского обелиска надломлена, но главная часть все еще стоит. Белый Дом разрушен. Президент и его семья в безопасности. Секретная служба сопроводила их из столицы в секретное убежище.

Купол самого Капитолия похож на разбитую белую чайную чашка. Смитсоновский институт, Национальная галерея, здание архивов, Отдел Правосудия и Бюро Внутрифирменных доходов лежат в руинах. Шутка бомбы: все стекла в Бюро Гравюр вылетели, но несколько зеленых листьев все еще остались на деревьях в Восточном парке.

Я вошел в город, после пешей прогулки по третьему шоссе. Отчаянно гудел клаксон такси, и чей-то голос кричал:

— Отойди с дороги, проклятый дурак!

Это был Дон Витехэд, такой же военный корреспондент. Он тоже вернулся в Штаты из Европы на специальный брифинг. Ветровое стекло такси было грязным — красным, и когда мы отъезжали, я почувствовал от него запах крови.

— Водителя нет, — сказал Витехэд. — Я нашел его мертвым. Погрузил его в машину скорой помощи. Взял его такси.

Я помню, что счетчик все еще тикал. Он насчитал 2,60 $.

— Красные повесили мертвую кошку на нашей радуге ("возможно, это какая-то английская идиома?" — прим. переводчика), — пробормотал Витехэд. — Одна сторона Пентагона горит. Большинство мостов рухнуло. Люди не могут уйти.

Упавшие провода корчились поперек улицы как живые змеи. Брошенные тележки стояли повсюду. Обломки и куски человеческой плоти лежали на улице.

Мы ехали через поток ошеломленных беженцев, несущих любое имущество, которое они успели схватить. Одна женщина несла в руках картину, за ней плелась девочка, везшая в детской коляске куклу. Старик, помогающий идти хромому сыну, внезапно остановился и опустился на землю. Молодая женщина, несшая на спине пожилую мать, упала на руки и колени. Человек в обугленных тряпках кричал на тротуаре. Никто не останавливался.

Воздух был горячим. Весь деловой район пылал в огне. Пожар трещал, словно миллион быков, топчущих чипсы. Обгоревшие трупы казались очень маленькими.

Полный мужчина, одетый в одну лишь пижаму, кричал нам:

— Такси, такси!

— Бедный дурак, — сказал Дон, когда мы проехали. — Есть еще те, кто верит, что продолжается нормальная жизнь.

Мы подобрали пять потерянных детей, и больше не было места для кого-либо еще. Надеясь отправить их в безопасное место, мы поехали к Арлингтонскому мосту. Он был разрушен. Кусок рухнул в Потомак. Вход на мост был забит тысячами беженцев, сдерживаемых полицейским оцеплением.

— Час назад пролетел самолет, — сказал вспотевший полицейский. — Кто-то крикнул, что это — снова Красные! Началась паника. Они прорвались через нас и выбежали на мост. Мой Бог! Они падали прямо в реку и тонули сотнями...

Мы вернулись к длинной зеленой аллее у Капитолия. Вертолеты приземлялись там и забирали выживших членов Конгресса к новому месту для собраний. Десять точно были мертвы, по крайней мере, 30 пропали без вести.

Витехэд нашел конгрессмена, который согласился поговорить с ним, и тогда показал ему пятерых напуганных детей в нашем такси. И спросил:

— Разве Вы не берете Вашу семью с собой, сэр?

— Конечно, — ответил тот. — Они будут голосовать когда-нибудь. Посадите их в вертолет.

Прежде, чем сесть на вертолет, седой сенатор повернулся к тихому Капитолию. Из его глаз текли слезы, он сжал кулаки и отчаянно поднял их к утреннему небу, скрытому облаками дыма.

Молодой солдат только что поднялся на крышу Капитолия и поднял американский флаг. Как только тот затрепетал на ветру над руинами, вздох пронесся через огромную толпу. И теперь все кричали и приветствовали вместе.

Но на севере пожар поднимался все выше и быстро распространялся, вражеский огонь пожирал славу этой витрины Америки.

В его пепле Вашингтон взывает к стране о помощи.

Атомная миссия в Москву

ЭДВАРД Р. Мурроу

Эдвард Р. Мурроу, комментатор Си-Би-Эс, полетел в B-36, который бомбил Москву в полночь 22 июля 1953. Это была его 36-ая боевая миссия; в других он участвовал как военный корреспондент во время Второй мировой войны и войны в Корее. Вот отрывок из незабываемой радиопередачи, записанной им после возвращения из миссии в советскую столицу.

Никто в комнате брифинга не смотрел на карту. Все вокруг были уже давно готовы. Мы были готовы к возмездию за Вашингтон, Детройт, Нью-Йорк, Лондон — все те города, на которые без разбора обрушились атомные бомбы Красных. Это должно было быть путешествие немногим меньше 10 000 миль туда и обратно... стрелка на карте вела к Москве.

Офицер раздавал инструкции. Восемнадцать B-36-9 из Мэна и девять из Аляски... Флотские самолеты, AJ-ls, прибывающие, чтобы поразить Мурманск и Ленинград, пока мы пересекаем побережье... Четыре B-36, чтобы нанести удар по Ленинграду и Горькому с обычными бомбами, в качестве диверсии... работа же, которая будет сделана 14-ю B-36... без единого формирования... они должны были прибыть к Москве как спицы к центру колеса... только два из них несут Атомные бомбы, оставшиеся будут действовать, как ложные цели и как защитная сила... если первый будет сбит и упадет, второй должен поразить цель в другом месте...

Самолеты-заправщики B-29, чтобы встретить нас приблизительно через 1000 миль... 30 морских реактивных истребителей Банши, заправленных горючим в Финляндия, чтобы обеспечить прикрытие...

Когда мы взлетели, было жарко. Музыкальный автомат в комнате офицеров вопил "Вижу тебя в моих мечтах". Наземные команды показали нам "большие пальцы", когда мы катились. Я думал: Это — первая миссия, в которой я лечу в бомбардировщике, не видя, что мы несем. Офицер безопасности сказал: "Вы получили это... но Вам нельзя на нее смотреть. Расслабьтесь. Если Вы попадете в плен, Вы не знаете лишнего.

Заправщики встретили нас по графику. Там были черные облака с огнем в них дальше к северу. Шланги заправки были отброшены. Команда расслабилась. Унылый жар солнца преследовал нас. Не было ничего, что оставалось делать... Радиомолчание... никаких разговоров по интеркому... куриные бутерброды и кофе... наблюдение, как облака формируют замки, озера и реки.

Навигатор сказал: "Вражеское побережье через 10 минут."

Самолет, казалось, сжался. Вся команда напрягалась. Затем было проверено вооружение. Мы были одни, отделившись от морских самолетов... страхующих наши жизни.

Время больше не имело значения. Солнце зашло. И затем появились синие и зеленые лучи прожекторов и красные полосы зенитной артиллерии. Мы видели, как красные трассирующие снаряды пронзали небо. Что-то загорелось и скользнуло к земле, но мы не знали кто упал. Это было настолько медленным и неприлично изящным.

Сине-зеленый прожектор задел нас, а затем поймал и продолжил удерживать морской самолет Банши. Тот наклонил нос вниз, и из его орудий потек красный огонь. Маккензи, наш пилот, сказал небрежно: "Флот прибыл."

Зенитная артиллерия немного ослабила огонь. Я продолжал задаваться вопросом, как на самом деле выглядел наш груз...

Мы были на 35 000, летя прямо. Бомбардир вступил в управление. Взрыв зенитного снаряда под нашим правым крылом едва встряхнул огромный B-36. Инженер быстро провел проверку повреждений. Наше оружие ревело и дрожало 15 секунд, как если бы по самолету позволили ездить большой машине. Должно быть, на хвосте был ночной истребитель. Офицер-стрелок спокойно сказал: "Простите. Я упустил его."

Мы были перед заходом на цель... почти в 5 000 миль от дома. Наш самолет вез груз, который будет сброшен, только если первый был сбит или пропустил цель.

Интерком сказал: "Двери бомбового отсека открыты." Джок ответил: "Роджер".

Какой-то самолет, на расстоянии приблизительно в четыре мили, начал гореть и снижаться. Наш или их — никто не знал. Никто ничего не сказал. Маккензи смотрел на свои часы, потом на грязные серые облака внизу. И затем в его уши врезались слова — первые, что он услышал, начиная с пересечения вражеского побережья. Слова были: АНГЕЛ СПУСКАЕТСЯ.

Это означало первый самолет. Он был сбит или промахнулся. Мы не знали. Он должен был бомбить за две минуты до нас. Джок сказал: "Теперь это наша задача."

Зенитная артиллерия начала стрелять снова, словно стрелки знали, что мы несем вторую бомбу. Бомбардир сбросил ее вниз через облака. Это была работа по радару и очень безличная.

Затем стало тихо. Никаких самолетов. Никакой зенитной артиллерии. Мы были одни лишь с устойчивыми голосами двигателей и не совсем понятными словами бомбардира.

Затем он сказал, внезапно и ясно: "Сработало."

Маккензи вступил в дело, развернув нас на 45 градусов и направив домой. Когда мы смотрели вниз, через облака, я видел это — что-то, что я могу описать, как пламя гигантской паяльной лампы, видимое сквозь грязную марлю.

Мы ничего не чувствовали. Это было самой профессиональной военной операцией, что я когда-либо видел.

Джок попросил новый курс у навигатора. Затем он проверил команду, велев им сохранять бдительность, пока мы не покинем вражескую территорию. Мы отправлялись домой.