Алекс Керр. Утраченная Япония

Из Бёодооин я везу гостей в город Нара. Перед тем, как войти в парк Нара, где находится большая часть сохранившихся известных храмов, мы останавливаемся в святыне Хання-дзи. Редко посещаемая туристами, она своим покровителем имеет Мондзю, Бодхисатву Мудрости. Врата, которые в нее ведут — это очередная конструкция, напоминающая птицу своими взнесенными к небу краями крыши. Внутри типичного для Нары сада, вдоль стежек, и у подножия высокой пагоды, растет огромное количество разнообразнейших диких цветов.

В Киото и большинстве других японских городов такую дикость не потерпели бы. Недавно я посетил Такаока на побережье Японского моря, городе отреставрированого храма дзен, и с изумлением услышал, как контролер строительного объекта, работник министерства культуры, с гордостью сообщил: 'На центральной площади этого храма когда-то росли деревья 'кеаки' и трехсотлетние сосны. Мы вырубили эти несносные деревья, и теперь сможем усыпать всю площадь, общей поверхностью в тысячу цубо, белым песком'. Таково представление о красоте японского министерства культуры! Но в Хання-дзи дикие цветы растут по-прежнему. Внутри храма находится очаровательная статуя Мондзи, который сидит на льве, вглядывается в дикие цветы, и размышляет о непрерывном течении времени.

Из Хання-дзи мы опускаемся в парк Нара, двигаясь к Нандаймон, Великим Южным Вратам святыни Тоодай-дзи. Для большинства туристов главной достопримечательностью парка является Зал Великого Будды и молельня Касуга, а также ведущая к ним дорога, вдоль которой расставлены сотни каменных фонарей. Повсеместно считается, что Нандаймон — это всего лишь то, что нужно пройти, чтобы добраться до Тоодай-дзи. Но для меня Нандаймон — прекраснейшее сооружение парка. Ворота построили в 13 веке, когда хватало дерева на огромные, в двадцать один метр высотой, столбы. Высокие статуи двух разгневанных стражей походят из Камакуры, их лица выражают ярость, а напряженные мышцы — огромную мощь. Солидная крыша, загнутые края которой взвиваются в небо, словно птица, одним своим видом заставляет дыхание замереть от восторга.

Нандаймон вызывает в памяти Бёодооин и Хання-дзи, потому что все они были построены под влиянием китайских стилей Song и Yuan. В то время китайцы экспериментировали с архитектурой, строя фантастические многоэтажные павильоны, украшенные загнутыми вверх краями крыш. В Китае эти постройки не сохранились, в Японии их осталось всего лишь несколько штук, большая часть которых собрана вокруг Нары. Древние китайские крыши из тогдашнего центра страны вначале имели форму прямого А, но постепенно до них добралось влияние Юго-Восточной Азии. Как видно еще сегодня, крыши Таиланда и Бирмы ближе к краю принимают форму языков пламени, после чего вмывают в небо. Во времена Song и Yuan, китайцы экспериментировали с поднимающимися краями, и передали этот стиль Японии.

Япония поддавалась влиянию всех стран Азии и Тихого океана, в результате чего здесь проявляется замечательная разнородность крыш. Кроме крикливых скатов Song и Yuan, с юга пришли дома полинезийского типа: опертые на столбах, покрытые пальмовыми листьями, с верхним краем седловидной крыши, расширяющейся наружу. Еще один тип крыш распространили поселения периода Яёй — это были землянки с круглым, похожим на палатку, покрытием, которое опускалось почти до самой земли. Местные японские стили крыш смешиваются со стилями с континента и островов южных морей, что дает самый широкий набор стилей среди всех стран восточной Азии. Поэтому старые японские города, такие, как Киото, имеют поразительную линию крыш.

Поднятые вверх края вызывают чувство свободы и оптимизма, что трудно объяснить только модой в архитектуре. Джон Блоуфелд, знаток даосизма, однажды рассказал мне, что 'в древней Юго-Восточной Азии строительство зданий было табу. Вбивание опор в землю, и укладывание крыши считались грехом, совершаемым против Матери — Земли. Поэтому края крыши, направленные к земле, подворачивали в направлении небес, и таким образом обеспечивали себе прощение за то, что нарушили табу'.

Загнутый вверх край стал частью японской архитектуры, и даже в Ия подкладывали рисовую солому под кровлю, чтобы немного приподнять свисающую крышу. Тем не менее, такие ярко выраженные примеры заворачивания, как в Нандаймон или в воротах святыни Хання-дзи, остаются в Японии редкостью. В эпоху Эдо начали отказываться от загнутых краев — мастера чайной церемонии проектировали очень низкие павильоны с прямыми крышами, углы которых перекрещивались самыми разными способами. Это было возвращение к 'зигзаговому' подходу к жизни, который можно увидеть в Фушими-инари, и таким образом возник забавный тип архитектуры, который называется suki.

Суки был последним этапом 'ваби' из Киото. Художественные течения обычно проходят три этапа: 'ранний', который характеризуется силой и простотой, 'классический', когда все элементы достигают гармоничной зрелости, и 'барокко', искаженный и сложный. Ваби тоже прошло этот путь. В раннем его периоде оно было чрезвычайно простым, и самой чистой композицией ваби является чайный сад Мурата Юко (около 1500 года) в святыне Шиндзю-ан в Киото: вдоль веранды тянется узенькая полоска мха с тремя камнями, пятью камнями, семью камнями. И это все. Позже, в 17 веке, когда чайная церемония приобрела зрелый характер, ваби перешло в классический период, результатом которого стали эффектные композиции, такие, как императорская резиденция Катсуга, где вилла и чайные домики разбросаны на широкой территории с искусственными холмами и прудами. Масштаб большой, а проекты сложные — квадраты голубой и белой бумаги поочередно наклеены на передвижные двери, а каменные дорожки являются сочетанием длинных прямоугольников, и маленьких квадратов.

В 18 веке декоративные идеи Катсуры шагнули еще дальше, и в результате появилось суки: доказательство того, что в руках архитектора и проектировщика даже самое простое искусство может приобрести черты барокко. Это была архитектура, сосредоточившаяся на детали — окно здесь, веранда там. Главный акцент по прежнему делали на натуральные материалы, но теперь соединяли их изысканными, фантастическими способами: выгнутые опоры в токонома, решетки из редких пород дерева, старая керамическая черепица, и основания старых колонн, для большего эффекта помещенные в сады из мха. На крышах мешанина тростника, керамических плит, меди и коры, а концы крыш направлены во все стороны.

В восточнойАзии самым важным элементом дома является крыша, независимо от того, стремится ли она вверх, или расползается в стороны, как корзина. Стоя перед массивным фасадом храма Хигаши Хоган-дзи в Киото, мы понимаем, что три четверти высоты целого здания занимает крыша. Если мы думаем о Запретном городе в Пекине, или о Королевском дворце Бангкока, то думаем исключительно о крышах. Поэтому уничтожение Киото и Нара администрацией началось с крыш. В Киото построили башню, и этим нанесли смертельный удар линии крыш всего города. В Нара торчащие бетонные столбы крыш префектуры дали тот же самый эффект. Со времен окончания этой стройки в 1965 году, уже несколько поколений туристов вынуждено тщательно кадрировать фотографии, чтобы на них не торчали эти невероятные бетонные копья. Это была самая сильная диверсия против линии крыш Нандаймон и ее окресностей, какую только можно представить. К счастью, Нара не испытывает отвращения к себе, в отличие от Киото, поэтому здания более поздней постройки выглядят интереснее. У недавно законченного, к примеру, большого городского совета крышу покрывают широкие керамические черепицы, характерные для архитектуры Нара.

Традиционные стили крыш восточной Азии ожидает сомнительное будущее. В Японии большинство городов превратилось в джунгли цементных многоэтажек. Этот же процесс широко разворачивается в Бангкоке и Пекине. Острые, загнутые и расширяющиеся в стороны крыши оказались одной из тех традиций, которые труднее всего уживаются с современностью. В предвоенной Японии, и Китае пятидесятых годов свежепостроенные конструкции прикрывали широкими черепичными крышами, но ни один из современных архитекторов ни за какие сокровища мира не повторит этого сегодня.

Хотя экстравагантные линии крыш исчезают в японских городах, они по прежнему сохранились в пригородах и деревнях, где новые дома чаще всего покрывают крышами со сложными соединениями и опорами в стиле 'суки'. В целом, однако, японским архитекторам не удалось объединить традиции страны с современной городской жизнью. Интересные крыши сохранились на предместьях только потому, что архитектура жилых домов занимает в Японии второстепенное место, и никто не занимается ею серьезно.

На Западе архитекторы постмодернизма, после пятидесяти лет безудержного модерна, вернулись к традиции купола, арки и колонны, которые удалось включить в современный архитектурный язык. В Таиланде, из-за очень развитого туризма, смело экспериментировали с традиционными крышами в современной архитектуре. Особенно удачными примерами являются отели 'Аманпури' в Пхукете, или 'Сукхотай' в Бангкоке. Однако в Японии архитектурная элита занята строительством квадратных башен под оффисы и бюро, и только самые смелые иногда вводят в них арки и колонны по образцу западных постмодернистов.

Япония по прежнему судорожно — почти с религиозным фанатизмом — держится за модернизм, увлечение которым охватило Запад в пятидесятых и шестидесятых годах. В этом можно увидеть консервативную привычку оставаться под чужим влиянием еще долго после того, как оно оказалось забыто в своей стране. Например, ученики японских гимназий по прежнему носят черные армейские мундиры с высокими воротниками и латунными пуговицами — стиль, который был позаимствован из Пруссии девятнадцатого века.

Японское отторжение изменений, и страх отказаться от западной модели иллюстрируют обстоятельства, которые сопутствовали в 1995 году биеннале в Венеции. Власти решили доверить организацию японской экспозиции Итоо Дзюндзи, предложившему организовать вход в павильон, как современную версию 'суки'. Хотя 'суки' не оказало большого влияния, недавно начался его ренессанс, который вдохновил группу молодых художников и архитекторов. Тут же раздался гневный крик со стороны 'традиционалистов', то есть модернистов устаревшего стиля. Главный фотограф отказался от сотрудничества, протестуя против ничем не обоснованного вторжения 'японщины', а критики Итоо наперебой предостерегали, что 'японские художники не смогут усесться за общим столом современного искусства'.

Так называемая современная архитектура японских городов оторвана как от корней японской культуры, так и от стандартов гармонии среды и человеческого комфорта, которые приняты сегодня в мире. К сожалению, традиционщики, которым предложение Итоо показалось угрозой, это бюрократы, и именно они определяют стили городских архитектурных проектов. По их мнению, бетонные шестиугольники с шахтой лифта и коробками кондиционеров на крыше соответствуют духу времени, а тем самым более нужны, чем фантазии Бёодооин, взмывающие крылья Нандаймон или забавные дома 'суки'. Не могу удержаться, чтобы не сказать: 'Как жаль, что пурпур узурпировал место киновари'.