Волчица и пряности. Том 20

Слушая его слова, те, кто мог поведать другим свои боевые истории, внимали с суровым выражением на лице, отдавая должное этой боевой истории.

— Как человек, переживший то время, я считаю, что воплощение в жизнь последнего желания ушедшего открыло бы ему путь для его нового путешествия.

Все землевладельцы поднялись со стульев и встали на одно колено в знак верности долгу. Здесь и священники не могли продолжать упрямиться. Если они утратят добрые отношения с землевладельцами, им придётся худо по возвращению домой.

Наступил великий момент молчания, когда старый землевладелец ждал возражений священников. Затем, увидев, что все они опустили глаза, он заговорил:

— На полях сражений я похороню этого человека так, будто он был моим другом. Вы, люди веры...

Агнцы Божьи подняли глаза.

— Молитесь за хлебные монеты, похороненные в его могиле, дабы они могли достичь небес.

Священники переглянулись. Они уже не оценивали, кто важнее из них. Никто не знал, чья молитва сопроводит хлебные монеты на небо, не будет больше споров о представительности и гордости.

— Тогда... что ж...

Выслушав их тихие разрозненные голоса, старый землевладелец кивнул.

— Тогда этот разговор окончен! Действуйте!

Он хлопнул рукой по столу, и все поднялись.

На этом нежданная сумятица в Ньоххире закончилось.

Толпа несла гроб к пещере, где спал путешественник. Похоже, некоторые из хозяев купален пошли с ними, но Лоуренс, не спавший всю ночь, лишь проводил их взглядом.

Вчера он рассказал свой замысел старому землевладельцу и получил его восторженное одобрение, потом надо было обойти каждую купальню, чтобы всех поставить в известность. Уже это заняло немало времени, но пришлось ещё попросить Арама и Селим помочь с замешиванием теста, а также разбудить Ханну. Они разожгли печь и подготовили железное клеймо и молот для чеканки, хлеб был готов к рассвету.

Усталость тяжестью навалилась на его плечи и спину, болело за глазами. Лоуренс думал о том времени, когда молодой торговец, которым он был, мог три дня вести дела, не смыкая глаз, воспоминания вызвали кривую улыбку на его лице.

Когда почти все скрылись из виду, он, наконец, открыл рот:

— Хочешь вернуться в купальню?

Хоро, пришедшая последить за ходом дел в зале заседаний, коротко кивнула. Они взялись за руки, и Хоро принялась выцарапывать тесто, прилипшее к его пальцам и так и не отмывшееся.

— Эй, больно же.

Она не ответила, продолжая сосредоточенно отковыривать тесто от его ногтей.

— Ты хотела пойти посмотреть погребение?..

Несколько шагов она молчала, потом снова начала выцарапывать тесто.

— Нет, — в конце концов, произнесла она с видом маленькой дувшейся на что-то девочки.

— Правильно. Беспокойство безопасней похоронить в земле.

Хоро сердито фыркнула, показывая ему всем видом, что она перестала царапать его пальцы только потому, что ей стало скучно.

Они молча шли по деревне Ньоххира, по её обычно оживлённой, а теперь тихой и пустой улице. Казалось, всё это веселье деревни источников было лишь сном.

— Ты боишься уснуть? — спросил он, и Хоро застыла на месте.

У неё не было другой причины после целой ночи, проведённой в хлопотах с тестом, воздержаться от того, чтобы хорошенько выпить и уснуть. Если она заснёт, она может проснуться от этой действительности. Она испугалась этого и потому пошла вместе с Лоуренсом. Он посмотрел на неё со слабым подобием улыбки, потом встал перед ней, шаря в нагрудном кармане. Оттуда он вытащил тонкий кусок хлеба с выжженным рисунком волка.

— Вот.

Лоуренс поднёс это к губам Хоро, но она поморщилась и отвернулась. Он пожал плечами, разломил пополам и съел половину.

— Остальное тебе.

Он положил вторую половинку в мешочек с пшеницей, висевший на шее Хоро. Это был новый мешочек, старый она отдала Миюри. Хоро не противилась, но спросила взглядом, что он задумал.

— Если ты проснёшься где-то далеко одна, на каком-то пшеничном поле...

Глаза Хоро широко раскрылись. Лоуренс в волнении улыбнулся и положил руки на её щёки.

— Если это произойдёт, лишь следуй за запахом этого хлеба. Там ты меня найдёшь.

Хоро смотрела на улыбку Лоуренса, из её глаз текли слезы.

Затем она, похоже, вспомнила, что называла себя мудрой волчицей. Обладательница волчьих ушей и хвоста одного цвета с её льняными волосами глубоко вздохнула и заставила себя улыбнуться.

— Тогда сделай так, чтобы это был не хлеб, а пряность.

— Потому что пряность делает еду вкуснее?

Взорвавшись смехом, Хоро прильнула к Лоуренсу.

Лоуренс обнял её стройное тело и сказал:

— Вернёмся в купальню. Купальню, которую мы с тобой создали.

Взмахнув под плащом хвостом, Хоро кивнула и схватила Лоуренса за руку. На этот раз она больше не держалась так, как будто ей надо было сказать что-то ещё.

Они шли вместе.

Короткое лето Ньоххиры.

Над ними висело ярко-голубое небо, которое, казалось, могло поглотить их целиком.

ВОЛЧИЦА И УРОЖАЙНАЯ ОСЕНЬ

Прозвучал тихий шелестящий звук, и Лоуренс проснулся. Через мгновение он успокоился, осознав, что снега быть не могло. Лето в Ньоххире уже пролетело — быстро, как всегда, но для снега было слишком рано.

Когда его зрение прояснилось, он увидел Хоро, вычищавшую хвост.

— Этот звук...

С приходом снега работы в купальне сразу становилось много. Лоуренс облегчённо вздохнул и расслабил напряжённую шею. Как только приходила осень, гости, приезжавшие на лето, отправлялись восвояси. Наступало время подготовки к зиме, драгоценная часть года. Осенью он мог позволить себе немного отоспаться.

— Убедись, что ты убрала выпавшую шерсть... — сказал Лоуренс, и, отвернувшись от Хоро, натянул до плеч одеяло. В это время он уступал своей пенящейся сонливости, чтобы отойти от накопившейся усталости.

— Ох.

Куча меха навалилась ему на лицо. Конечно, это был не кроличий мех, который бы согревал его во сне. Это был, несомненно, безупречно уложенный мех, отличавшийся от оленьего, кроличьего и вообще любого животного, питающегося травой или орехами. Однако это был не грубый лисий или жёсткий медвежий мех.

Величественно-гладкий, способный скользить в диком лесу подобно ветру — волчий мех. Обычно он расхваливал этот мех и восхищался им, теперь же это сокровище лишь мешало ему спать. Он достаточно небрежно отвёл рукой хвост Хоро от лица и взамен получил пощёчину.

— Ухрр... Что?

— Разве ты не сказал, что сегодня мы идём собирать каштаны?

— Мы можем пойти в полдень...

В нём укоренилось понимание, что, если бы он ударил не только по хвосту, но и по руке, Хоро пришла бы в ярость. Он почти неосознанно взялся за её руку на своей щеке, обхватил пальцами и потянул к губам, чтобы поцеловать... но вдруг провалился в сон и захрапел.

Брошенная Хоро вздохнула, её хвост недовольно помахивал.

— Вот дурень, — проворчала она, тоже скользнула под одеяло и прильнула к спине Лоуренса.

Это было самое начало осени.

Вся Ньоххира была погружена в молчание, лишь ветерок гулял поутру в деревне.

Лоуренс оставил сообщения для Ханны, заправлявшей на кухне, и Селим, на которую, хотя она в купальне ещё и года не проработала, он мог положиться во всём — от домашних дел до расчётов доходов и расходов. Беспрестанно засыпая, он всё же к полудню покинул купальню. Плохо, что дни в Ньоххире стали уже заметно короче, стемнеть могло уже довольно скоро.

За плечами у него был мешок, набитый хлебом, жареным и вяленым мясом, там же лежали свёрнутые мешки для орехов и грибов и два меха, с водой и вином, чтобы пить по дороге. Он оделся, как в то время, когда он был торговцем. Хоро не стала нагружать себя чем-то, она шла впереди по дороге, гоняя стрекозу подобранной палкой.

— Тебе не кажется, что это несправедливо? — проворчал Лоуренс, поправляя мешок, Хоро безразлично посмотрела назад.

— Что? — отозвалась она невинным тоном.

— Ничего, — вздохнув, ответил Лоуренс.

Хоро шла по лесу с такой лёгкостью, будто её стройное тело обрело крылья. Похожая на юную девушку лет пятнадцати, она была на самом деле воплощением волчицы, обитавшей в пшенице, ей суждено прожить ещё сотни лет, и, конечно, она была искусна в передвижении по горам. А ещё у нее были волчьи уши и хвост, и её хрупкое тело скрывало мощь огромной волчицы. Иногда она останавливалась и принюхивалась, а потом, не поворачиваясь к Лоуренсу, указывала палкой на корни деревьев или другие места.

Лоуренс подобно верному слуге осматривал указанные места и обычно находил большие грибы. Иной раз там попадались гнёзда полевых мышей, их обитатели тревожно выглядывали из своей норы. Он извинялся за плохое поведение Хоро и оставлял им кусочек гриба.

— У тебя сегодня хорошее настроение, — весело сказал Лоуренс, укладывая в мешок очередной гриб.

Должно быть, она чувствовала себя привольней, когда она не прятала волчьи уши и хвост, обычно тесно прижатые косынкой и поясом, когда кто-то посторонний их мог увидеть в купальне или деревне. За лето побывало много гостей, и работы у Хоро хватало. А ещё посреди этой работы в этом году было обнаружено тело путешественника, заплутавшего годы назад в этой земле и здесь же умершего, что вызвало немалую суматоху. Сейчас все волнения остались позади, и она, похоже, от всего сердца наслаждалась свежестью ясной погоды начала осени.

И Лоуренс тоже чувствовал себя свободней. В прошлом году их единственная дочь Миюри была бы с ними. Миюри, невинная, как само солнце, становилась сущим волчонком, попав в лес. Она никогда не шла, глядя прямо перед собой, и бегала вокруг них, кувыркалась, наталкивалась на кусты и деревья и всегда громко смеялась. Иногда она брала в рот кусочек ядовитого гриба, проверяя свою отвагу.

В этом году им не приходилось с напряжением следить за озорством Миюри, они могли позволить себе, не торопясь, понаблюдать за белкой, грызущей орех на ветке дерева, как раз когда они проходили мимо.

Но Лоуренсу была по душе невыносимость жизнерадостности дочери.

Прошло больше шести месяцев, как его единственная дочь Миюри отправилась в путешествие с Коулом, своим названным старшим братом. Лоуренс гадал, не беспокоится ли он из-за этих двоих не только в силу простой родительской привязанности, но и потому, что ему так не хватало их жизненной силы. И Хоро не без оснований издевалась над Лоуренсом, этим дурнем, видя, как он беспокоится о Миюри, читает и перечитывает её письма. И сейчас она бежала по тропинке вперёд и казалась такой до странности сияющей лишь потому, что могла опустошать эти тихие безлюдные места.

— Нет, неужели я переоцениваю её?

Хоро впереди притворилась, что охотится на змей с молодой лисой, видимо, только начинавшей самостоятельную жизнь. К хвалёному хвосту мудрой волчицы прилипли опавшие листья, но сама она хихикала от восторга.

-Уф, — перевёл дыхание Лоуренс.

Ему следовало ожидать этого — его вела Хоро, прекрасно знавшая горы вокруг Ньоххиры до каждой мышиной норы, несмотря на всю её игривость мешки, захваченные им, быстро наполнялись. Он может совсем измучиться прежде, чем они дойдут туда, где росли каштаны. Лоуренс запросил ускорить привал, и подобная духу леса Хоро указала на росшие впереди деревья. Там оказалась залитая солнцем поляна с поваленным деревом. Он сел на его ствол, украшенный выросшим из него цветком с тонким стебельком и светло-розовыми лепестками, и положил полные грибов мешки — хоть продавай.

— Вот, вода, — сказала появившаяся откуда-то Хоро с мехом в руке.

Должно быть, она где-то набрала свежей воды из ручья, пока он сидел на повалившемся дереве и занимался их обедом.

— О, спасибо. Я готовлю еду, так что подожди чуток.

— Мм. Конечно, и мяса побольше.

В её голосе не было ни тени ехидства. Она стояла рядом с Лоуренсом, блаженно глядя сузившимися глазами на раскачивающиеся на ветру деревья. Лоуренс чуть улыбнулся, игриво навалил на хлеб целую гору мяса и протянул Хоро. Её глаза удивлённо расширились, потом она просияла и взяла хлеб с мясом или, вернее, мясо с хлебом.

Осенний лес был лучшей кладовой, но здесь в это время года было куда опасней заснеженных гор зимой. Ведь то, что люди находили вкусными, было вкусным и для животных.

Хоро с детской одержимостью насобирала целую кучу каштанов, но не смогла всё унести и села там же у каштанов, выбирая те, что попортили жучки.

Тем временем Лоуренс, ожидая её, вдруг услышал резкий хруст сломанной ветки, обернулся и увидел большого медведя, нависавшего над ним. Сделай он неосторожное движение, взмах одной из этих когтистых лап убил бы на месте. Лоуренс замер и снова посмотрел в его чёрные глаза. Когда Хоро вернулась, её хвост дрогнул.

— Что тебе нужно?

Лоуренс был человеком и не понимал чувств зверей в лесу. Но воплощение волчицы Хоро их понимала, а Лоуренс, в свою очередь, понимал чувства Хоро. Поэтому, следя за выражением её лица, он мог приблизительно узнать, о чём думает зверь. Увидев её спокойную улыбку, он решил, что появившийся медведь был вежливым.

— Ты хочешь каштанов? Я не против, если ты возьмёшь вон те. Они с жучками. Бери, сколько хочешь.

Медведь коротко фыркнул, словно вздохнул, уткнул морду в груду каштанов с жучками, отобранные Хоро, и принялся их поглощать. Хоро с удовольствием наблюдала за его трапезой, потом медведь вдруг поднял голову, будто задумавшись, и она поднесла к его пасти мех и дала напиться.

— Как пчёлы в этом году? Переживут ли они зиму, вот, что меня интересует?

Хоро, любительница сладкого, пыталась расспросить хозяина леса о пчелиных делах. Медведь, видимо, не хотел говорить, где можно найти его любимый мёд, но обречённое выражение его морды подсказывало, что у него не было возможности отказаться ответить ей, и он что-то тихо пробурчал.

— Хм. Значит, лучше всего будет следующей весной на Лебединой вершине.

Хоро о горах в округе знала куда больше местных охотников и лесорубов. Лоуренс не возражал против использования этих знаний для получения еды, но не хотел в одиночку тянуть на себе сбор, охоту и всю переработку этой еды. Особенно не хотелось ему связываться с ульями. Не говори ей слишком много о ульях, — подал Лоренс знак медведю.

Он снова погрузился в размышления, тем временем медведь что-то прошептал Хоро, отчего её уши встали торчком.

— Что? Целая поляна брусники?!

Казалось, она услышала очень приятное известие, но, когда Лоуренс посмотрел на небо, оно уже начало менять цвет.

— Ты это слышал? Брусника! — дёргала Хоро Лоренса за рукав с самым серьёзным выражением на лице, но тот продолжал разбирать каштаны.

— Солнце скоро зайдёт, и у нас полно каштанов. И грибов. В следующий раз.

— Ты, дурень! Если мы сейчас же не пойдём быстро, там всё съедят!

Даже рядом с огромным медведем, терпеливо ожидающим её, Хоро вела себя как ребёнок, когда речь шла о еде.

— Мы не сможем съесть всё это за день. Впрочем, если бы там нашлось несколько прожорливых волчиц, — другое дело.

В прошлом году ему рвали бы оба рукава: правый — мудрая волчица Хоро, левый — его дочь Миюри.