Волчица и пряности. Том 20

В купальне было полно гостей, немного дальше по коридору разговаривали люди. Там, должно быть, был камин, вокруг которого в приятной беседе проводили время гости. Требовалось немало денег, чтобы прожить в купальне всю зиму, а это значит, это большое количество гостей было способно их платить.

Я мог бы узнать секрет, почему эта купальня так процветает, если я расспрошу на пристани об их грузе. Если они применяют колдовство, в разговорах должно что-то всплыть насчёт заказа ими подозрительных товаров. И ещё меня поражала молодость жены хозяина купальни Хоро.

— Хорошо, тогда я ухожу, — сказал я во имя Бога лучезарного.

Я понял, как люди, уйдя из уединённой купальни и оказавшись в центре деревни, ощущали, что они спустились в мир смертных. Из-за этого аристократ заплатит большие суммы денег, чтобы остаться в таком укромном месте. Наблюдая за всей этой сутолокой, выслеживая затаившихся врагов Бога, я добрался до пристани, где стоял ещё больший шум, чем прежде.

"Здесь недостаточно!", "Это не то, что мы заказали!", "Что, проклятье, происходит?!", "Эй, кто-нибудь отправьте лодку с посыльным в Атиф!"

Шумело несколько хорошо одетых мужчин. Все сложенные там грузы были вскрыты, чтобы проверить содержимое. Издали было похоже, что там везде была мука.

— Это ужасно! Они что? Не умеют складывать ящики?! — крикнул один мужчина и посмотрел на другого, одетого как матрос. Многие матросы суеверны и бесстрашны, поэтому, конечно, этот не мог усидеть спокойно перед такой разъярённой толпой.

— Н-не болтай ерунды! Ты знаешь, как долго я занимаюсь этой работой!

— У... угх, Хорошо, ты прав, хорошо... Прости, что усомнился в тебе.

Похоже, все собравшиеся здесь были хозяевами купален. Я понял, о чём они спорили.

— Простите, — крикнул я им, и они все посмотрели на меня.

— Что ещё? Не видишь? Мы заняты. Давай попозже.

Возможно, из-за моей одежды меня приняли за чужака, за гостя, и от меня отмахнулись, как от мухи. Но у меня была веская причина быть здесь.

— Господин Лоуренс, хозяин купальни "Волчица и пряность" попросил меня кое о чём. Он получил меньше муки, чем заказал, и я подумал, что могу посмотреть, не осталось ли случайно здесь что-то из его груза.

Все с раздражением посмотрели на небо.

— Проклятье, то же самое и у всех нас!

Похоже, что все купальни деревни были обмануты негодяем мельником.

— Гррхх, это просто потеря времени, так ничего не решить! Мы запряжём лошадей и сами поедем покупать муку, ну их, эти проклятые правила! — выкрикнул, срывая свою шляпу, пухлый мужчина средних лет.

Все потрясённо посмотрели на него.

— Ну же, господин Моррис, так нехорошо. Это деревенское правило.

— Верно! У меня тоже болит голова от этого!

Ньоххира была деревней, затерянной в горах, а предстоящая зима принесёт глубокий снег. Вся их пшеница должна быть завезена. Если бы деревня позволила какой-то купальне опередить другие, мне не трудно было бы представить, как быстро всё выльется в войну купален за поставки. А торговцы, следящие за самым лёгким дуновением подобных противостояний, тут же не замедлят повысить цены для деревни.

Похоже, Моррис сам знал об этом. Он был особенно хорошо одет, следовательно, он обладал выдающейся даже по меркам Ньоххиры купальней. Меж тем он продолжал разглагольствовать.

— Я расстроен не тем, что там немного не хватает! Добавив воды при замешивании теста, я увидел, что эта пшеница — на самом деле чистый овёс! Я был бы уничтожен, подав такое своим гостям! — возмущался он, размахивая шляпой, зажатой в руке.

Хлеб бывает разных видов: пшеничный — это лучший, из пшеницы, следующим идёт хлеб из пшеницы, смешанной с рожью — это немного хуже, далее из пшеницы, смешанной с каштановой или бобовой мукой, потом ржаной — горький и тёмный, ржаной, смешанный с каштановой или бобовой мукой и так далее. Овсяный хлеб был среди них худшим из худших. А так как он не очень хорошо поднимался, его, собственно, и хлебом нельзя было назвать. Обычно из овса варили каши, которую часто раздавали бедным. А так овёс, скорее, корм для лошадей в процветающих землях.

— Но правила есть правила...

— Нет, если ты бы послал слугу купить что-нибудь, господин Моррис, тогда мы тоже!

— Эй!

— Урожай этого года уже закончился. Чем дальше, тем дороже хорошая мука. Это, несомненно, принесёт нам больше потерь, если не поторопимся.

— Но если мы сделаем это без собрания, другие купальни...

— Тогда мы должны провести собрание. Это проблема всей деревни!

— Но опять же, это ведь нас обманули хитрые слова этого мельника из Атифа... Если мы попытаемся изменить правила деревни, они скажут — а я говорил вам об этом!

Пусть и рассказывали, что эта деревня горячих источников ближе других мест к небу, те, кто вкладывал деньги в её воды, волновались за то, чтобы оно весьма основательно вросло в земной мир. Мне подумалось, что это довольно забавно, но я также чувствовал всю здравость этого.

И тут заговорил горячившийся человек по имени Моррис:

— Так вы все, что, собираетесь замесить снег вместо пшеницы и поставить в печь?!

В Писании сказано, что не единым хлебом жив человек. Однако, гости привыкли к пшеничному хлебу и никогда не будут есть овсяный хлеб или кашу.

Хозяева купален обменялись взглядами и удручённо вздохнули.

— Если дьявол припечёт... Думаю, нам следует смириться с позором и срочно созвать собрание.

Все с мрачным видом кивнули и покинули пристань.

Когда я вернулся в баню и сообщил о ситуации, Лоуренс выглядел так, словно у него заболела голова. Я не был членом деревенского и не могу точно знать, что будет потом с мельником. Зато я точно узнал, откуда берутся неизменные груды вкусного пшеничного хлеба на столах "Волчицы и пряности".

По словам купавшихся в ванне, купальня воспользуется связями с компанией Дива, прибравшим к рукам весь север, с этим были согласны все. Они смеялись, уверяя, что, как бы ни был плох урожай, как раз в этой купальне можно было наслаждаться мягким сладким пшеничным хлебом.

Меня интересовали связи Лоуренса с компанией Дива, но, похоже, он ещё странствующим торговцем помог им в тяжёлый для них период. Если так, то я нашёл ответы не только на вопрос, касающийся хлеба, но и на другие мои вопросы. По сути, если подумать, если он получил помощь Дивы с её многочисленными копями, это могло облегчить бы ему поиск новых источников на этой земле и оплатить открытие своего дела.

Однако в этой купальне были и иные странности. Я осознал это, оставшись у них и присматривая за всей деревней. Это заведение так процветало, что я бы понял, если бы окружающие купальни просто злословили о нём.

"Волчица и пряность" занимала хорошее место, их ванны были просторными, у них даже была ванна, устроенная внутри грота, чем хотели бы обладать многие представители знати, но в остальном здесь не было ничего особенного и нового.

Были купальни, в которых подавали более изысканные блюда, другие славились своей выпивкой. Кровати здесь сделаны из связок соломы, куда им кроватей, набитых шерстью и укрытых шёлком, что можно было встретить в некоторых купальнях. И развлечения тоже были довольно обычными, никто не заставлял медведей делать трюки, никто не извергал пламя. Здесь не заставляли танцовщиц делать что-то странное. Когда я спрашивал других гостей, чем их привлекает это место, ответ был один: "Просто из-за ощущения".

Находиться здесь было, конечно, приятно, но что-то всё же не складывалось. Было куда резонней заподозрить использование колдовства. Подозрительные заклятья для привлечения гостей не были чем-то необычным. Я искал подтверждения тому здесь и там, но не нашёл даже какой-то мелочи.

Ещё многие гости восхищались очарованием жены и дочери хозяина Лоуренса — Хоро и Миюри. По словам гостей, они представали такими, каких ни один странствующий художник не мог мечтать передать в картинах. В самом деле, сребровласая Миюри была очень деятельной и милой, а её мать, Хоро, хоть и казалась столь же юной, источала странное ощущение зрелости и заключала в себе таинственное очарование. Но в то же время было бы слишком просто поверить, что гости собрались здесь по этой единственной причине. Должно было быть что-то ещё, но время шло, а я никак не мог найти, что это.

Через две недели после моего пребывания в купальне кое-что произошло.

Я покинул суету ванн и пошёл по пустой дороге, проходящей через сердце деревни, впереди я заметил, что кто-то идёт с опущенной головой. Не скажу за всех, но по мне человек, мрачно идущий в одиночестве по этой деревне, ужасно бросается в глаза. Я присмотрелся внимательнее, интересуясь, нет ли в нём чего-то подозрительного, и обнаружил, что это всего-навсего хозяин купальни Лоуренс.

— Что-то случилось? — спросил я голосом исповедника, собственно, это и есть работа — расследовать ересь.

— Хммм? О, нет, ничего... Это, мм, просто лицо у меня такое, — ответил Лоуренс, подняв голову.

Прежде он и не видел меня на дороге к горе. Он потёр щеку и напряжённо улыбнулся.

— Надеюсь, ты не против того, что я спросил. Уверяю, я не пытался просто убить время, — пошутил я, и Лоуренс рассмеялся, а потом вздохнул.

— Ты направляешься в деревню, господин Сальгадо?

— Нет, просто гуляю. Я с большим удовольствием нырнул в ванну, после которой мне понадобилось охладить своё тело.

— Всего лишь один из многих секретов наслаждения жизнью. Ну, тогда, пожалуйста, выслушай безделицу этого бедного хозяина купальни, когда мы вернёмся в дом.

Из слов других гостей я поначалу составил о нём представление как о человеке неблагонадёжном, но Лоуренс обладал редким талантом столковаться со многими влиятельными лицами. Что же его беспокоило? Я бы понял, если бы кто-то пришёл просить руки его драгоценной единственной дочери Миюри.

— Если честно, тот случай с мукой с того дня ещё не даёт нам покоя.

— Случай с мукой? А, ты про того нечестивого мельника.

— В общем, мы хотели купить подешевле и потеряли свои деньги.

— Но у тебя всегда есть большой запас вкусного пшеничного хлеба на столах в купальне. Или что-то есть ещё?

Лоуренс ещё раз вздохнул и почесал голову.

— Многие в деревне не хотели заказывать муку у этого мельника. Но некоторые из жадных хозяев купален, в том числе и я, поговорили друг с другом и в итоге купили у него, — Лоуренс пожал плечами и вздохнул. — Все начали искать кого-то виноватого. Ладно, полагаю, это вроде обряда посвящения новичка...

— Так они возложили вину на тебя?

— Есть несколько купален, которые ненавидят нас. Хотя я не думаю, что мне стоит об этом говорить, — сказал он с кривой улыбкой. — По крайней мере, когда у меня так раскалывается голова.

— Я не знаю подробностей, но я часто слышу подобные истории в своих путешествиях. Держи голову выше. Бог всегда будет на стороне праведных.

— Спасибо.

Лоуренс, казалось, несколько воодушевился, но полностью счастливым он всё же не выглядел.

— Если тебе выдвинули необоснованные требования, не должен ли я выступить посредником? Я могу сделать хотя бы столько, сколько под силу слуге Божьему.

— О, нет, ничего такого. И, ладно, я думаю, ты мог бы сказать, что само решение возможно.

Это прозвучало, как загадка. Я изучал Лоуренса, и этот довольно молодо выглядевший хозяин купальни устало улыбнулся и продолжил:

— Они навязали мне весь овёс, который никто не хочет есть. Я не могу заставить себя выбросить еду, и раз её так много, она и стоит совсем недорого. Я хотел бы что-то сделать с этим, но...

Я без труда представил, что было дальше в его уклончивом высказывании. Гости с их изысканными вкусами даже не взглянули бы на хлеб из овсяной муки. Значит, его есть придётся Лоуренсу и его людям в купальне, но из-за большого количества на это уйдёт много времени. Конечно, в этих северных краях зимой жучки, к счастью, не скоро заведутся, но никто не будет рад есть овсяный хлеб каждый день.

— Я помогу, насколько смогу. Я не ненавижу пресный хлеб.

Лоуренс уже собирался покачать головой, но, словно заново пересмотрев ситуацию, он заставил себя улыбнуться.

— Я хотел сказать, что не могу заставить гостя пойти на такое, но... просить тебя я тоже не буду. В худшем случае всё это съем я вдвоём с Коулом.

Коул был юношей, работавшим в купальне. Стремясь стать человеком сутаны, он обрёл знания, веру и характер, делавшие из него замечательного человека.

Итак, после двух недель, проведённых в купальне, я пришёл к грубому пониманию отношений этих людей. Изучая отношения между хозяином Лоуренсом и его женой Хоро, а также между их дочерью Миюри и Коулом, я мог видеть, как эти двое мужчин в силу своей доброты в итоге будут есть овсяный хлеб, освобождая от этого девушек. Хоро и Миюри, мать и дочь, обе очень любили хорошую кухню. Похоже, они обе запускали руки в горшок с сахаром, о котором беспокоилась Миюри. Прежде чем Лоуренс осознал это, горшок был опустошён, я тогда видел хозяина купальни, схватившегося за голову. Похоже, сговор Хоро и Миюри, подавлявших Лоуренса и Коула, был главной достопримечательностью этой купальни.

Обдумывая это, я заметил, что Лоуренс вдруг показался очень похожим на торговца.

— Могу я тебя спросить о чём-то?

— О чём?

Лоуренс отвернулся и поднёс руку ко рту, возможно, изображая раздумье.

— Сколько овсяной муки, подмешанной к пшеничной, простит Бог?

Как прожжённый бывший торговец, он мог бы это утаить, но такое было явно ему не по нраву. Я не мог сдержать улыбки, отвечая.

— В Писании сказано, что земле нужна соль. Для здоровья лучше иногда съесть немного чёрствого хлеба и не всегда есть мягкий, — ответил я, полагая, что он не поддастся излишней скупости.

— Ладно... Я, однако, ещё не совсем уверен, буду ли я это делать.

— Да, конечно. Лишь Бог и я можем знать о грехах, в которых ты исповедовался.

Лоуренс с облегчением улыбнулся и склонил голову.

Я не знаю, сколько овсяной муки было подмешано в хлеб, подаваемый к еде, но мне показалось, что я не ошибся в своём суждении о Лоуренсе как о честном человеке. Много раз после этого я мимоходом видел его, держащегося за голову у сарая, в котором были сложены мешки с овсом.

Овсяный хлеб не каждый мог есть изо дня в день: он не только не поднимался при выпечке, но и был твёрдым и в то же время обладал свойством липнуть к зубам. А из-за того, что овёс был перемолот мельником, видимо, для обмана покупателей, из него уже нельзя было сварить кашу.

Невелико прегрешение добавить немного овсяной муки к пшеничной.

Когда я увидел его беспокойство о том, как поступить с ненужным овсом, навязанным ему деревенскими главами, я подумал, что, возможно, снятие наружного слоя при рассмотрении показало, каким трудом поддерживается бурная жизнь купальни.

В итоге я не смог найти ничего явно подозрительного в ходе моего расследования. А встретившись с моими спутниками, наблюдавшими за другими купальнями, мы пришли к выводу, что и в них было примерно то же самое. По-видимому, слухи о купальнях, укрывающих еретиков, были в основном грязными пересудами, проистекающими из стычек, постоянно происходившими в такой маленькой деревне.