Правило двух. С исключениями.

— Всяк ангел ужасен, — непроизвольно прошептал Виктор, и Жиль де Ре улыбнулся, блеснув зазубренными акульими зубами.

* * *

*

— Приветствую, — златоглазый нелюдь, вокруг которого клубилась первородная тьма, уважительно наклонил голову, Жиль кивнул в ответ. — Позвольте представиться — Виктор Марка, лорд Сит'ари.

— Ги, граф де Краон, — тонко усмехнулся нефилим, по губам ситха пробежала ухмылка. Граф. Разумеется. Ведь со смертью Жиля род Монморанси-Лаваль потерял прямого наследника, титул перешёл к ближайшей родне — Краон и Монморанси, постепенно вымершей, поделившей титулы графов де Бриен и сеньоров д'Инграм и де Шанти, ну а в настоящее время остались лишь Краоны — остатки некогда могучей и многочисленной семьи.

И то, Краоны остались лишь в магическом мире: многочисленные войны и революция даром не прошли, и слава у них была... Не ангельская.

— Позвольте принести вам глубочайшие соболезнования в связи с вашей потерей, — глаза Жиля на миг превратились в два бездонных провала, он медленно кивнул, молча разглядывая собеседника.

Когда к нему неожиданно припёрлись лаймы, захотевшие ни много, ни мало, нанять давно отошедшего от дел древнего отшельника-малефикара для убийства подозрительного магика, Жиль слегка удивился. Нет, не тому, что англы захотели загрести жар чужими руками — их привычная тактика, а тому, что пришли к нему. Краоны, чьим именем он представлялся — сентиментальная память о давно умершем отце — давно превратились в захудалую семью отшельников, о которых предпочитали вспоминать через раз, и совсем не в связи с родством с бароном де Ре. Некогда процветающая магическая ветвь рода Краон потеряла не только магловскую родню, но и состояние, земли, а также влияние. Зато приобрели славу спесивых нелюдимых малефикаров, готовых проклинать все, что на глаза попадется лишь из-за того, что утром встали не с той ноги. Ну, или за плату. В обществе появлялись крайне редко, дружелюбием не озабочивались, поэтому Жиль в их редкие и нестройные ряды вписался как родной. Хотя... Он и есть родной.

Жиль удивился, что лаймы не справились сами — на островах своих чернокнижников хватало.

Но... Жиль взял невозвратный задаток, обещав взамен подумать — и начал наводить справки: слишком обтекаемо говорили невыразимцы — уж этих гадов нефилим чуял невзирая на любую маскировку. Заодно посмеялся: англичане расточали комплименты, звенели золотом, сулили разные блага, а сами не могли заглянуть за гламур: Жиль появлялся в обществе в виде безумного сухого морщинистого старика, считающего себя пупом земли невзирая на дыры в мантии, от которого несло Тьмой так, что все живое в ужасе разбегалось с его пути или падало замертво. А еще нефилим чуял их презрение: высшие существа, вынужденные иметь дело с разумным навозным червем.

Одна из причин его так и не угасшей за века ненависти.

Жиль смотрел на сидящего перед ним магика, явно видящего его, а не его маску, размышляя о том, что и раньше не собирался исполнять заказ англичан, а теперь — тем более не будет.

В конце концов, он обещал подумать.

Он и подумал. Остальное — по отдельному тарифу.

* * *

*

Виктор потом долго обдумывал неторопливую беседу с нефилимом под дегустацию шоколада, и тихо радовался тому факту, что смог произвести на Жиля положительное впечатление. В дебри психоанализа сверхъестественного существа, которому уже пять веков, ситх, естественно, не лез, но хватило и просто вежливых соболезнований. И, самое главное — искренних. Виктор действительно испытывал сочувствие к Жилю — видеть дорогу к могуществу, получить в руки чудо — и все потерять, не имея возможности получить второй шанс. Да ещё таким образом!

Если принять за рабочую версию, что дофин Карл не был сыном короля, а Жанна наоборот, являлась носительницей королевской крови, то понятно, почему возродить династию после ее смерти было невозможно. Кроме того, ситх не поскупился, снова тряхнул мошной, и получил разной степени достоверности слухи и сплетни многовековой выдержки, просеяв которые, Виктор с изумлением понял, почему за якобы безродной Жанной шли самые родовитые дворяне Франции, которых не смущало даже то, что если Орлеанская дева и была дочерью короля, то явно незаконнорожденной — многоженство церковь одобрила лишь один раз, ненадолго, и то, только потому, что Черная чума выкосила две трети Европейского населения. Явно не этот случай.

Все дело в том, что ее считали наследницей всех трех королевских династий Франции — Меровингов, Каролингов и Капетингов. Каким образом такое получилось, и кто в таком случае была ее мать — настоящая, а не та крестьянка, что приходила в суд как свидетельница, ситх не знал, и знать не хотел, но если в этом диком слухе было официальное зерно, то становилось понятно, почему повторить чудо невозможно. Впрочем, рыть в этом направлении не хотелось: Жиль все помнил, забывать не собирался, а уж прощать — тем более. Это было видно.

Ситх после разговора долго приходил в себя — уж очень высокого полета птицей был его собеседник, Виктор вообще радовался, что ушел из лавки на своих ногах, целый, невредимый, и без отсроченных подарочков типа проклятий. Но слухи заставили его шевелить извилинами, и следующий разговор прошел гораздо веселее.

Виктор шагал по берегу, пытаясь проветрить закипающую от анализа поступившей информации голову, а поразмышлять было над чем. После эпидемии, скосившей гоблинов, маги развернулись во всю ширь своих хапужных душ. Ведь зеленошкурые не просто были банкирами, держащими всего один — или целый один — банк. Они полностью контролировали все финансовые потоки обитателей острова, крепко держа магов за нежные места когтистыми лапами. А это означало, что они держали под присмотром абсолютно всех обитателей магического мира Оловянных островов. Вон, когда Виктор захотел открыть счет — гоблины и глазом не моргнули, зато как взбесились, когда денежки забрал.

А если вспомнить, что зеленокожие сумели пролезть и за пределы Великой Британии, то становится понятно, почему в семье Ротшильдов, во всех ее ветвях — Неапольской, Французской и Австрийской, произошел просто-таки мор, выкосивший три четверти ее членов. Почему в Америке уполовинились Морганы и Рокфеллеры — тоже банкиры. И почему так быстро очухались от кризиса англичане.

Каждый маг имел счет в банке — и неважно, откуда этот самый маг приперся и какого он происхождения, поэтому переход финансовых потоков из рук в руки дал экономике огромный толчок. Исчез монополист, душащий ростки бизнеса по собственному разумению, за последние пару месяцев ситх видел целую прорву открывшихся мелких магазинов, кафешек, производств... Невыразимцы явно списали все или почти все долги магов, особенно свои. Кроме того, использование золота в качестве платежного средства гарантировало, что инфляция будет минимальной — если не зарываться, и не чеканить монеты с облегченным весом. И многое, многое другое...

Экономика сейчас расцветет, а значит Виктора ждут еще покушения. Невыразимцы не пойдут на попятную — слишком много факторов сошлось, даже то, что ситх уволок свои богатства в другую страну, и то играет против него, недаром решили нанять специалиста, и не их вина, что специалист оказался со своими тараканами. Они ж то не знали, что перед ними нефилим, имеющий на англичан зуб.

Размышления прервались неожиданным появлением Жиля: благообразный джентльмен просто появился рядом с Виктором, невозмутимо шагая и постукивая изящной тростью. Ситх только скрипнул зубами, и напряг щиты, прячущие мысли, сами собой повернувшие к истории жизни Жиля. Завязался тихий и вежливый разговор, благо никого живого вокруг не наблюдалось и не ощущалось.

Никаких пространных разглагольствований о погоде — только философия. Жиль получил отменное образование еще будучи человеком, а уж сейчас, прожив пять веков и получив невероятный опыт, нефилим так и вовсе являлся очень тяжелым и опасным собеседником. Приходилось отслеживать каждое произнесенное слово, а еще держать щиты, контролировать эмоциональную сферу, и думать, что и как можно произнести. Жиля интересовало всё, причем допрос он вел так ненавязчиво, что Виктор был в полном восторге и обалдении, что не мешало ситху в свою очередь задавать каверзные вопросы.

Невыразимцы не появлялись и не мозолили глаза, затихнув, Жиль, которого явно распирало от возможности поговорить с тем, кто четко знает, кто он, и не бежит с воплями прочь, оказался не против продолжить общение. Естественно, Виктор не смог не поинтересоваться делами давно ставших прошлым дней, и нефилим поделился подробностями — ведь он был очевидцем.

— К сожалению, прошлое не вернуть, — вздохнул Жиль, от которого исходило странное смирение. — Все происходит по Его воле.

Виктор кивнул, даже не собираясь оспаривать данное утверждение — он не идиот, — или требовать подтверждений.

— Остается только молиться и слушать Его...

— Он ведь говорит с вами? — тихо спросил Виктор, покосившись на погрузившегося в меланхоличный транс собеседника. Для постороннего они выглядели как два достойных представителя высшего общества, а в Силе... В Силе рядом с Виктором шел пылающий светом ангел, задумчиво складывающий крылья. Жиль усмехнулся.

— Да.

— И что Он говорит?

— Верь.

— Не надейся?

— Надежда — глупое чувство, — Жиль прищурил глаза, любуясь серыми тяжелыми волнами. — Она разбивается, угасает, вспыхивает и тает. Вера? Вера, в свою очередь, гораздо более определенная. Она или есть, или ее нет. Вера двигает горами. Вера... Творит чудеса.

— Но чудеса не повторяются, — проницательно отметил ситх. Жиль кивнул.

— Не повторяются. Но приходят в свое время.

— Именно поэтому вы не смогли вернуть Жанну?

Жиль замер, по спокойному лицу пробежала судорога. Крылья распахнулись во всю ширь — не менее пяти метров! — хлестнув, Виктор с трудом удержал гримасу боли: в последнее время он чувствовал себя окруженным невидимым шлейфом, и этот самый шлейф словно обожгло раскаленными прутьями. Дав себе слово разобраться, что же это происходит, ситх выдержал разом потяжелевший взгляд нефилима.

— Истинное воскрешение — прерогатива Господа нашего, — выдохнул взявший себя в руки Жиль. — Только он может вернуть к жизни. Я, к стыду своему, не понимал тогда эту истину. Не хотел понимать. Считал, в гордыне своей, что смогу вернуть надежду своей многострадальной родины. Увы... — он покачал головой, возобновив движение вперед, — я не понимал, что мало возродить тело. Главное — драгоценнейший дар небес — душа. Жанна ушла, она там, и не вернется более, разве что, в дни Страшного суда... Как все праведники. А заменить ее... Нет.

— Она действительно была королевской крови? — непроизнесенные слова повисли в воздухе. Жиль вздохнул.

— Да. Она исцеляла золотуху наложением рук.

Виктор вспомнил приписываемые истинным королям мистические способности, и кивнул. Исцеление входило в перечень.

— А Карл?

— Нет, — злорадно блеснул акульими зубами нефилим, и вновь помрачнел. — Я перестал пытаться, когда осознал и заплатил за свою глупость.

Виктор остановился, переосмысливая историю. Если он правильно разыграет карты... Если информация правдива... Такой союзник — на вес даже не золота. А чудеса действительно происходят вовремя. И не имеет значения, почему так разоткровенничался нефилим.

— Возможно... — осторожно начал ситх, — вы подошли к решению не с той стороны?

— Что вы имеете в виду? — насторожился Жиль.

— Вы пытались и не смогли вернуть Жанну. Это действительно невозможно — душа ушла в лучший мир. Но... Может, вернуть величие сможет ее потомок?

— У Жанны не было детей, она была невинна! — нахмурился Жиль. — А ее родители... Невозможно!

— Имея веру с маковое зерно... — улыбнулся ситх, — можно двигать горами. Если у вас сохранилась хоть небольшая частичка ее тела... Можно, с Его помощью, привести в этот мир ее прямого потомка. Сына... Или дочь.

В глазах нефилима забилось пламя, под ногами начал плавиться песок. Виктор стоял, сдерживая дрожь, и мысленно возносил молитву, благодаря за то, что в свое время пришлось изучать проблемы клонирования и искусственного зачатия.

Жиль хлестнул крыльями, и исчез. Виктор выдохнул, едва не рухнув на мокрый холодный песок. В присутствии нефилима его просто трясло от нутряного страха, и ситх не стыдился это признать. Лишь полный идиот будет считать, что страх надо искоренять. Ни в коем случае! Нет страха — нет инстинкта самосохранения, призывающего к осторожности, нет осторожности — вляпаешься в ловушку. Другое дело, что нельзя позволять страху управлять собой, но в разумных дозах он жизненно важен для выживания.

Жиль явно взял перерыв "для подумать", и ситх горячо поддерживал данное начинание. Надо было тщательно обдумать, чем грозит — ему — его же инициатива. В том, что Жиль согласится, он не сомневался: слишком велико искушение получить законного монарха. А в том, что Жиль будет пробивать потомку Жанны дорогу к трону, не было никаких сомнений. Кроме того, он и сам не удержится от попыток вернуть свое положение. Ведь Жиль был пэром Франции, стоял на вершине, он водил войска в бой и одерживал победы, причем в тяжелейшие для страны времена: в то время Франция была нищей и задрипанной тряпкой, которую рвали на куски все, кому не лень. Сейчас? Пик могущества Франции тоже давно прошел, она потеряла в результате Первой мировой войны все, что смогли урвать короли и Наполеон, президенты пыжатся, остатки недобитой аристократии и прослойка нуворишей тоже пыжатся, вот только от этого надувания щек толку никакого. Франция сейчас — ателье моды, а не великая держава, как было при Короле-Солнце, или при корсиканце. Колонии утеряны, полностью, лишь в Канаде ещё теплятся остатки ностальгии, бюджет в минусе, безработица и обнищание, и невероятный по величине снобизм. Дескать, мы такие утонченные, и вообще круче всех.

Предложить восстановить монархию — а Жиль размениваться на мелочи не будет — все равно что взорвать ядерную бомбу. Этот ребенок не нужен никому, на первый взгляд — и абсолютно необходим всем.

Аристократия — старая и новая — захочет заполучить звонкие титулы и прилагающиеся к ним привилегии, про обязанности никто из них и подумать не захочет: недаром Монте-Кристо купил титул графа, ведь герб на дверцах придает вес и очищает пути. Слишком сильна тоска обуржуазевшей Франции по блеску дворцов и нарядов, что бы об этом не подумали. Следующей ухватится за золотую возможность церковь: плевать на гугенотов и протестантов, Париж стоит мессы. Ватикан не оставит потомка Жанны без внимания: во-первых, это возможность продемонстрировать, что Святой Престол не будет повторять старые ошибки. Во-вторых, это возможность отомстить за авиньонское пленение пап, и последующие попытки Филиппа Красивого и его потомков влиять на глав церкви. Рим такую оплеуху не простил, и наличие альтернативного центра власти в Авиньоне — тем более. Святой престол лишь один, седалищ, пытающихся на него усесться — гораздо больше, а значит, они тут же решат показать: смотрите, вот истинно католическое чудо, склонитесь и повинуйтесь! Сразу же идёт наступление на Англиканскую церковь, которая отделилась от Рима при Елизавете, убившей этим решением целое стадо зайцев. Дескать, вот, смотрите, может короли Британии и имеют длинную родословную, а вот как дело обстоит с одобрением их правления свыше? Как там с божественным благословением и дарами? Есть ещё, или потерялись где-то по дороге? А? Сразу усилятся позиции Орденов, начнется миссионерская атака по всем направлениям. Тамплиеров, естественно, никто возрождать не будет, но остальные поднимутся на этой волне.