— Ладно, я уйду! Только ты — самодовольный гордец! Ты думаешь только о себе! Тебя не волнуют люди, которые могут пострадать! Которых ты можешь загрызть, мантикор! Знаешь, что ты сделал с принцессой? Знаешь? Ты не волшебник, ты чудовище! Он сильнее дракона, подумать только. Да ты сам и есть дракон! Дракон! Дракон!
Тишина.
Два желтых листа застряли в ветках на поверхности темной воды, дрожа под напором течения. К ним на подмогу спешил третий.
Глава 23
Кошачий бог
Они сидели у костерка — втроем. Хелд потягивал что-то из баклаги, Пепел вырезал на палке узоры, Кукушонок ворошил прутиком прогоревшие дрова. У меня сразу отлегло от сердца. Нашелся!
Пепел оглянулся на меня и что-то сказал. Ратер вскочил.
— Эй! — крикнул он. — Нашлась пропащая!
— Это я пропащая? Это ты пропащий. Где ты шлялся?
— Нет, вы слышите? Я — пропащий! Сама-то! Ушла и не вернулась! Ее, оказывается, псоглавцы прихватили. Если бы не батька...
— Ладно, ладно. — Я протянула ему руку. — Рада тебя видеть, бродяга. Живого и здорового.
Он схватил меня за руку, дернул к себе и крепко обнял.
— Ух! — пробормотал он, встряхивая меня как щенка. — Тебя на цепочке водить надо. Я тебя десять раз уже похоронил. Черт знает что мерещилось. А батьку с Пеплом послушать — так я немного выдумал.
Взял меня за плечи, отодвинул. Оглядел. Скосил янтарный глаз на нашего линялого менестреля.
— Ну, Пепел, ты просто волшебник. Вылитый пацан получился. На себя не похожа.
— Я актер, лицедей. — Пепел довольно улыбнулся. — Мастер перевоплощений.
— Как там твой друг? — Хелд задумчиво потряс баклагу возле уха, определяя количество выпитого.
— Ты к мантикору ходила? — шепотом спросил Ратер. — Нашла его? Как он?
— А! — Я поморщилась. — Не хочет обратно на остров. Уперся как мул. Не знаю, что с ним делать.
— Слушай, а в замок-то ты тогда таки добралась? Или нет?
— Добралась. Оказалось, с принцессой все в порядке.
— Ты ж говорила...
— Ошиблась. Не разобрала в кровище. У нее один только шрам, вот тут.
— Она не ослепла?
— Нет. Все в порядке. Все хорошо. Забудь, что я говорила.
Ратер недоверчиво нахмурился, но отвязался. Я вздохнула. Не так хорошо, как хотелось бы. Но свои желания мы должны исполнять сами.
Холера.
Подошли к костерку. Пепел отодвинулся, приглашая сесть на охапку тростника. Хелд протянул ополовиненную баклагу.
— Глотни, барышня. Устала?
— До чертиков. Шлялась по лесу, по колдобинам, босиком. — Я вытянула к огню натруженные пятки. — Толку чуть.
— Так что, друзья-приятели, — сказал паромщик. — Пора нам в дорогу, э? Ежели сейчас выйдем, к ночи в Чернохолм успеем. Рыбачья деревенька енто милях в тридцати от устья. Только поспешить надобно, пока отлив не начался.
— Вчетвером в лодку не влезем, — покачал головой Ратер.
— Да что лодка! В порту новую купим. — Хелд похлопал по узлу. — Чего стесняться? Хавн Коростель намедни свою продавал, можа не продал еще. Ща схожу и куплю. А вы тут подождите.
— Да Хавн тебя не признает.
— А и пусть не признает. Мне не Хавн нужон, а лодка его.
— Вы поезжайте, — сказала я негромко, не поднимая глаз. — Поезжайте. Я останусь. Мне нельзя ехать.
— Еще чего, барышня! Хочешь, чтобы...
— Тссс. Не надо, Хелд. — Худющие, ломкие как камышинки, пальцы певца легли мне на руку. — Если она говорит "нет", значит — нет.
— Да что за дурость тебя тут держит, барышня? С псоглавцами разговор не договорила?
— Нет, Хелд. Мой друг остается здесь, и я не могу его бросить. Здесь остается мой учитель. Кроме того, я обещала принцессе найти того, кто хочет ее убить.
— Тю! Да ты что — с ведьмищей этой спелась?
Ратер встал.
— Бать. Пойдем, поговорим.
— Да что говорить...
— Пойдем.
Они отошли.
Пепел погладил мою руку слабой влажной ладонью. Будто пучком прелой соломы пощекотал. Нельзя сказать, что прикосновение было приятным, но оно успокаивало.
— Какое тебе дело до принцессы, Леста?
— Большое. Это долгая сложная история. Ты говорил, что знаешь, кто я.
— В большей или меньшей степени.
— Откуда ты это знаешь?
Он только головой качнул. Я осторожно высвободила руку из-под его ладони.
— Я утопленница. Двадцать четыре года назад я утонула в этой реке.
— Хочешь напугать меня? Я это знаю.
— Я была в Сумерках. В холмах. На той стороне.
— И это я знаю.
— Здесь у меня остались не отданные долги. Я знала мать принцессы, королеву Каланду. Каланда умерла. Теперь ее дочери грозит опасность. Я считаю, что обязана в этом разобраться.
Он вздохнул.
— Понимаю. Так что с принцессой?
— Ее хотят убить. Было три покушения. Как она выжила после второго, вообще не представляю. Сейчас... у меня есть некоторый план. Ты знаешь, где находится королевская усыпальница?
Пепел задумался, потом пожал плечами.
— Никогда не интересовался.
— Неважно. Ты... согласен мне помочь?
Он кивнул, улыбнулся. Хорошая улыбка — и слов никаких не надо.
— Я хочу вызвать Мораг к могиле матери. Сегодня ночью. Я могу написать ей записку, но записку надо отнести в Бронзовый Замок. Возьмешься? Я дам тебе денег, чтобы пройти.
— У нас не на чем писать записку. Может, передать на словах?
— На словах... Ну, скажи: "Сегодня, как стемнеет, Леста ждет тебя на могиле Каланды".
— Принцесса мне поверит?
— Если не поверит, решит, что убийца ее выманивает. И все равно пойдет, насколько я успела ее узнать. — Я усмехнулась. — Даже скорее пойдет, чем на встречу со мной. Причем одна. Ну, можешь добавить... можешь добавить пароль: "Гаэт Ветер". Только мы вдвоем его видели... хм... она-то его как раз не видела. Это неважно. В смысле, что не видела.
— Хорошо.
Я подняла голову.
— Хелд!
Они с Кукушонком, похоже, поругались. Сидели далеко друг от друга и смотрели в разные стороны. Паромщик нехотя оглянулся.
— Хелд, не в службу, а в дружбу — дай Пеплу штук пять монет. Он пойдет в город.
— Берите что хотите. — Хелд кивнул на узел. И пожал плечами.
Пепел без лишнего смущения залез в сверток, отсчитал пять авр. Спрятал их в пояс, махнул нам рукой и ушел, поигрывая палкой, по тропочке в камышах. Наверх, к дороге, ведущей вдоль берега.
Кукушонок пересел ко мне.
— Куда ты его послала?
— К принцессе. Мне надо с ней встретиться. Сегодня ночью. Ты знаешь, где находится королевская усыпальница? Под замком где-нибудь?
— Не. То есть, под замком тоже. Только там давным-давно не хоронят. Под Новой церковью теперь крипта.
— А могила королевы где?
— Королевы Каланды? Да там же, в крипте. Ты что, опять в город намылилась?
— Да, придется. Мне необходимо посетить могилу. Вместе с Мораг.
Кукушонок подозрительно меня оглядел.
— За каким таким... Ты курочить ее вздумала? Могилу то есть? Там, думаешь, ответы на загадки найдутся? Не божеское это дело, Леста.
— Курочить, надеюсь, не придется.
— Зачем тогда?
— Вопрос задать. Вернее, два вопроса.
— Кому?
— Каланде.
Пауза. Кукушонок сощурился. Непроизвольно мазнул ладонью по груди, нащупывая солю под рубахой.
— Мертвую призвать собралась... Леста, не дело это. Не дело. Боженька милостив, пока зла не вершишь, а мертвых из могилы подымать — истинное зло!
— А я-то кто, по-твоему? Не результат богопротивных действий? Что же ты дружить со мной не брезгуешь?
— О том колдуну твоему ответ держать. Пока ты зла не чинишь, я от дружбы не отказываюсь.
Он выдернул из-за ворота монетку-солю и зажал в кулаке. Глаза его в узком злом прищуре потемнели и как-то остыли. Не янтарь и не мед — холодная торфяная вода.
Я прямо-таки взвилась:
— Ах, вот как! На весах, значит, взвешиваем. Пойдет направо — руку протянем, пойдет налево — руки умоем. С нас взятки гладки. Чистенькие мы со всех сторон. Разбираемся — здесь у нас зло, здесь у нас добро. Здесь у нас черное, здесь у нас белое. За белое мы ухватимся, а черное отпихнем подальше. Ногой отпихнем, чтоб рук не марать.
— Вот я и не хочу, чтобы ты маралась!
— А почем ты знаешь, насколько я измарана? Может, у меня руки по локоть в крови? Может я детишек малых на дно утаскиваю, чтоб сожрать? Может, меня сам дьявол послал, чтоб тебя, такого чистенького, совратить и душу твою бессмертную навсегда погубить?
Кукушонок оскалился:
— Валяй, совращай. Прямо здесь. При бате.
— Уже! — Я торжествующе наставила на него указательный палец. — Уже, а ты и не заметил, глупец. Я купила тебя за пятьдесят пять золотых монет из колдовского клада! С потрохами купила!
Он отшатнулся и побелел, словно ему молоком в лицо плеснули. Даже веснушки выцвели в один момент. Глаза распахнулись до невозможности, как тогда, ночью, на островке, когда мне удалось ненадолго напугать его.
Враз помертвевшие губы беззвучно задвигались. Молитву, что ли, читает?
— Вот так и ловят таких как ты, Кукушонок, чистюль. — Меня охватил горький восторг разрушения. — Доверяющих своему сердцу, потому что оно не знало грязи. Так и ловят — на доверии. Чтобы тебя обмануть, не надо лгать. Тебе надо говорить правду — ты сам себя обманешь.
— Убирайся, — прошептал он. — Убирайся сейчас же.
Вот такая беда.
Нас связывала общая тайна, общая опасность, все то же сакраментальное доверие... А что вышло? Пара слов, самое забавное, правдивых слов...
Я поднялась, глядя на него сверху вниз.
— Поверил?
Он смотрел исподлобья, зло и обиженно. Тискал в кулаке медную сольку. Молчал.
— Опять поверил. Плохо твое дело, Ратери. Никуда не годится...
Я оглянулась на паромщика, который ерзал задом по разбросанному тростнику, недоуменно поглядывал на нас, но в разговор не встревал. Да вряд ли он что-то слышал. Только видел — поссорились, голубки.
Да, Хелд. Поссорились. Пусть твое чадушко остынет и подумает.
А у меня дело есть. И я не собираюсь его отменять ради чьих-то капризов. Или принципов. Или другой какой ерунды.
Во рту было кисло. Хотела сплюнуть, но только поморщилась.
— Куда это она? — озадачился паромщик у меня за спиной.
Ратер не ответил.
* * *
На краю тропинки, вьющейся среди могил, в двух шагах за красивой, недавно отстроенной церковью, стоял черный обливной горшок, полный поблескивающих монет. Хитро так стоял, вроде бы в тени и с краю, но в то же время на виду, мимо не пройдешь. Я и не прошла. Схватила его за круглые бока.
— Ага. Ты-то мне и нужен.
Горшок в моих руках мгновенно отяжелел и взорвался гигантской черной вспышкой. Мощные лапы с размаху опустились на плечи, нос мазнуло жарким и мокрым, ладони раздвинули лохматые собачьи ребра.
— Ой-ей! С ног собьешь!
— Рррр-гав!
Пес танцевал на задних лапах, лупил меня в грудь передними и норовил вывозить лицо широченным слюнявым языком.
— Гав! Гав! ГАВ!!!
Кислое настроение неожиданно улетучилось. Вот кто не будет с постной физиономией указывать мне, что хорошо, а что плохо! Вот кому все равно — что живой, что мертвый, лишь бы человек хороший был! Я вцепилась в густющую шерсть и, радостно рыча, принялась тузить приятеля. Мы грохнулись на тропинку, покатились от камня к камню, прямо по клумбам, сминая роскошные поздние георгины и простенькие золотые шары, брыкаясь, извиваясь, визжа, хохоча и гавкая во все горло.
— А вот я вас сейчас, хулиганы! Нашли, где кувыркаться!
Поперек хребта слабенько хлестнуло. Однако клубок наш тотчас развалился, мы отскочили в разные стороны.
— Вот сейчас стражу позову! — Старик-сторож воинственно размахивал клюкой и топал на нас ногами. — Вот вы у меня попрыгаете! А ну, прочь пошли! Пошли, пошли прочь! Цветы поломали, негодяи... Вот я вас!
Не сговариваясь, мы порскнули к воротам. У ворот я оглянулась — сторож ковылял за нами, через шаг останавливаясь, хватаясь за грудь и потрясая палкой. Мне стало стыдно. Цветы-то мы и вправду поломали.
— Простите нас! Больше не будем!
— Вот я вас... — донеслось в ответ.
— Он глухой, — сказал Эльго. — И впрямь, нехорошо получилось. Он тут совсем один сидит, только и радости, что гонять всякую бестолочь вроде нас. Пойдем куда-нибудь в кабак, купим ему жестянку табаку.
— У меня денег нет.
Эльго осклабился:
— Да уж оторву я от себя кусок ради такого дела. Пойдем, сожрем чего-нибудь. Только не рыбы! Рыба — она для рыбоедов. Сосисок с горохом, а? Колбасы жареной! Под пивко, грррр...
— Пирожков с повидлом... И рулет с орехами, на меду.
— Это под пиво-то?
— А что? Нормально.
— Ну у тебя и вкусы.
— Э, ты еще не знаешь, какие вкусы у принцессы Мораг. Она такую гадость пьет!
— Да знаю я. Гулял с ней по кабакам не раз. Уж она гулять горазда! Свита вся давно под столом, а она — ни в одном глазу. Колобродит, конечно, но не спьяну. Мы с ней как-то тягались, кто кого перепьет.
— Вот как? И кто кого?
Черный пес, похоже, смутился.
— Да понимаешь... не помню. Помню только, пожар потом был. Только ты не спрашивай, кто поджег. Я, во всяком случае, не поджигал. Кажется. Зачем мне это?
Я только хмыкнула. Вот это, понимаю, принцесса! Грима лохматого споить...
Мы уже вышли на портовую площадь. Небо затянуло тучами, и город и порт как-то очень быстро накрыло сумерками.
— Слушай. — Я остановилась. — Хочу тебя сразу предупредить. Я тут... наследила в городе, и меня ищут.
— Золото?
— Ну да...
— Слыхал. Теперь понятно, чего ты так обрядилась.
— Это Пепел меня обрядил. Похожа на мальчика?
— Эт ты не меня спрашивай. Я суть вижу, а что там на тебе поверх нацеплено — мне без разницы.
— Собственно, я к чему веду. Во-первых, у меня к тебе большая просьба. Во-вторых, мне все равно придется войти в город.
— Как же без просьбы, — проворчал грим. — Нет бы просто так прийти, по-соседски... Ну что там, давай, излагай свою просьбу.
— Я прошу тебя поговорить с мертвым человеком. С королевой Каландой.
— Уау... Это еще зачем?
— Ее дочь в опасности. Мать должна ей помочь.
— Ничего она ей уже не должна, — покачал головой Эльго. — Но мертвые всегда говорят правду. Если вообще говорят.
— Надо попытаться! Очень, очень надо.
— Очень — очень?
— Очень — очень.
Грим помолчал, опустив к земле черную волчью морду.
— Леста. Подружка. Соседушка. Ты понимаешь, о чем просишь?
— Ты не можешь этого сделать?
— Сделал бы... за твои красивые глаза. — Он тряхнул головой, уши звонко щелкнули. — Но я тут могу быть только посредником. Это сделка с Полночью, понимаешь?
— Ну... да.
Теперь был мой черед уставиться в землю. Я мало знала про Полночь. Вран и Гаэт ее проклинали, Ирис ее сторонился, Королева ненавидела всем сердцем. Амаргин Полночи не гнушался, но требовал осторожности. Еще была Перла, Прекрасная Плакальщица, совместившая в себе Сумерки и Полночь, но с ней я так и не удосужилась серьезно побеседовать.
— Не то, чтобы я тебя пугал или сильно отговаривал, подружка. Просто хочу знать, соображаешь ли ты, что делаешь. Серьезное решение. Сделка. Так ли тебе эта беседа нужна?
