— А брат Хаскольд тут сказывал — наверняка король наш, Нарваро Найгерт, не в клетку тебя посадит, а в яму. Яма у него имеется каменная, нарочно для больших зверюг обустроена. Я к тому, что, может, пора тебе? Уходить? Завтра по дороге сбечь не получится, а потом из города в сотню раз труднее будет.
Кстати, Эрайн! Ратери прав. Ты сам что на этот счет думаешь?
Шевельнулось где-то в глубине, за спиной — и от меня словно тень отделилась.
Я-то уйду, а он останется? Может, он уйдет со мной?
— Расссеррр... — зарокотало мантикорье горло. — Рашшшеррри...
— Эй, — вскинулся брат. — Да ты никак меня по имени зовешь?
— Р-р-ра-ссери, — выговорил Эрайн. — С-с-со мн... мффф... — Он отбросил ложку и хлопнул обеими руками себя по груди. — Ффы. — ткнул в парня когтистым пальцем. — Фы. Пойтеффф? Ссссо мн...нофф?
Ого! Я посторонилась, пропуская Эрайна вперед. Он пытается говорить. С ума сойти!
— Я? — Ратер расплел ноги и приподнялся на коленях. — С тобой? Уйти с тобой?
Эрайн закивал, дребезжа лезвиями.
Куда "с тобой"? — заворчала я. Куда он с тобой пойдет, чучело? В лес?
— Малыш... — брат закусил губу. — Я не могу. Я ж обещание давал господину моему брату Хаскольду. Оруженосец я его теперь. Все, от него мне никуда.
Эрайн сник. Я ощутила, как он расстроился, огорчился. Аж горло сжалось.
Ну куда бы ты его потащил, а? Сам подумай. Зачем он тебе? Он же не колдун, человек обычный.
Эрайн беззвучно фыркнул на меня.
Необычный. Как будто сама не знаешь.
Знаю. Когда-то нагадала ему любовь с большой буквы. ЛЮБОВЬ! Думала, к женщине. А он оказался просто-напросто святым.
Святым! Вечно вы, смертные, лепите святость кому не попадя. Невене вон прилепили.
Ну, с Невеной я так и не встретилась, а Ратера хорошо знаю. За свои слова перед кем угодно отвечу.
Эрайн снова фыркнул, но я чувствовала — в глубине души он со мной согласен.
— Р-рассери. Яа-а... осссфассс... оссфаюусссь.
— Останешься?
— Ф-фа.
Мантикор кивнул утвердительно.
— А если тебя в яму посадят?
— Не с-сфраффно.
— Ты из-за меня остаешься?
— Яа... м-моху уффф... сффф... — Эрайн ткнул себя в грудь, потом двумя пальцами пробежался по земле. — Уффссыы! — он присвистнул сквозь зубы и махнул рукой в темноту.
— Уйти?
— Фф-а! Кохххфа захофффу.
— Ну да, ты уже уходил! Чуть не зарубили тебя.
— Ссс... фихо уфффссы. Кохфффа н-не слефффяфф.
— Когда не следят? Сможешь уйти, когда не следят?
— Ф-фа!
— Врешь, поди.
— Н-н-нее!
Эрайн замотал головой, шаркая лезвиями по плечам.
— Считаешь, так будет лучше?
Энергичные кивки.
— Как знаешь, Малыш. Но лучше бы ты сейчас ушел. Я бы отвлек братьев, а ты...
— Н-неф.
Ты правда решил сидеть у Найгерта в яме? — удивилась я.
Что мне эта яма, Лесс! Выберусь, когда пожелаю. Псоглавцы отдадут меня и отправятся восвояси. Вряд ли этот ваш король приставит ко мне толпу стражников, и велит им день и ночь глаз не спусткать. Даже если и велит. Что-нибудь придумаю.
На самом деле ты не хочешь подставлять Ратера.
А почему такой сарказм в голосе? Уличила в добрых намерениях, да?
Бог с тобой, чего ты вскинулся? Прям слова ему не скажи, сразу на дыбы. Просто Ратер прав, ты уже один раз пытался выбраться, и тебя едва не убили. Я это во сне видела, впечатляющая сцена.
Во сне?
Да, в ту же ночь. Чуть позже, чем это происходило на самом деле. Была полностью тобой, между прочим, а о себе думала как о ком-то постороннем.
Была мной? Хм...
Эрайн задумался. Потом встрепенулся:
Кстати, что там произошло? Куда делась дочка Врана? Ратер ужасно о ней беспокоится. Говорит, ее поймали люди Клеста и заперли в каком-то доме в этом городе... как его? Ты еще там сейчас? И где... Пепел?
Он не Пепел. Он Ирис.
Узнала? — вспышка горячей радости.
Нет. Ему пришлось выдать себя. Он ушел.
Проглатываю ставший привычным комок. Эрайн молчит, но я чувствую его разочарование и досаду на меня. Но он молчит. Хорошо что молчит, а то поссоримся.
Мораг тоже ушла, говорю я. Мораг ушла искать отца. В Сумерки.
Ее... кто-нибудь проводил?
Никто. Сама пошла. Она дойдет, я уверена.
Я рассказала Эрайну все, что случилось той ночью, когда он рвался из клетки мне на помощь. Ратер помалкивал, занявшись перрогвардским мечом, только изредка поглядывал на нас из-под давно не стриженной челки. Меч и так был надраен, гладок и блестящ, но брат продолжал любовно натирать его промасленным войлоком. В кукушоночьих веснушчатых руках меч смотрелся даже более уместно чем весло или ворот парома.
Эрайн, если тебе уже понемного удается разговаривать, скажи Ратеру про принцессу. Она обещала вернуться. Скажи ему это.
А ты не собираешься возвращаться? Что ты вообще собираешься делать?
У меня раненый на руках, я должна его вылечить. Ради моей фюльгьи.
Которой из? — почему-то усмехается.
В смысле — "которой"? У меня одна фюльгья.
Ты уверена?
Ты о чем?
Невероятная балда ты у меня, Лесс. Просто запредельная. Я, правда, тоже не лучше. До меня только сейчас дошло.
Что дошло?
Фррр! — смеется, потряхивая головой, струнным перебором звенят лезвия. Ратер смотрит на нас, и я вижу на его лице отблеск эрайновой улыбки.
Что — дошло?
Так я тебе и сказал. Иди, гуляй. Думай.
Эрайн!
До встречи.
Сильный мягкий толчок — и я дергаюсь на кровати, пробуждаясь.
В щели ставен сочится бледный свет.
Меньше чем в полуярде от носа вижу ясные веселые глаза. Смотрят они из запавших глазниц, с осунувшегося, заросшего щетиной лица, из-под всклокоченных, слипшихся от пота волос. Очень светлые глаза, очень-очень светлые, почти белые, и, не будь они такими веселыми, были бы, наверное, страшными.
И еще — в них нет ни следа бредовой мути, жара и лихорадки.
Один глаз прищуривается, а другой подмигивает мне.
— Доброго утречка, сестренка. Как спалось?
Глава 38
Королевская свадьба
Прошло еще три дня, прежде чем я решила распрощаться. Подопечный мой стремительно шел на поправку. Швы я сняла, хоть руку до локтя оставила примотанной. Рана затянулась блестящей розовой кожицей, лихорадка не возвращалась, оставалась только слабость и сонливость. Лопал Рохар за четверых, только успевай подносить. А вчера, разобрав небогатое свое снаряжение, потребовал найти в барсуковых закромах нитки, иголку и шило и занялся рукоделием — кисть и пальцы у него работали хорошо.
Он все время пытался расспрашивать меня, но исповедоваться мне не хотелось. Жизнь сделала новый виток, за горизонтом оказался следующий горизонт. Как говорил Ирис, когда был Пеплом — "Это не рубеж, а только ступень, перешагни и дальше иди".
Мне пора было идти дальше.
Зато я много узнала от Рохара о том, что творилось в Даре за время моего отсутствия. И сам Рохар мне понравился — хитрющий и любопытный как лис, азартный, неуемный, алчный до жизни. Он был из тех, кто смотрит вперед, не боится терять, радостно встречает и легко расстается. Груз лет и событий не тяготил его; отлеживая в постели необходимое время, он смотрел в щелку ставен на серое небо, ловил ноздрями осенний горький воздух и улыбался. Он выжил и был счастлив.
Сегодня, с утра пораньше, я отправилсь на рынок и притащила целый мешок еды, чтобы можно было несколько дней не выходить из дома. Рохар сидел на кровати и мастерил какую-то сложную конструкцию из ремней и кожаных кармашков. Я сказала, что мне пора уходить. Лискиец спокойно кивнул.
— Тебе есть куда идти, сестренка?
— Не беспокойся за меня. Я не пропаду.
— Золотишко-то возьми.
— Не надо, Рохар. Тебе оно нужнее.
— Странная ты. — Он покачал головой. — Скрытная. Откуда взялась, куда идешь? Или тебя, красавица спящая, разбудил кто не вовремя?
Я засмеялась.
— Ну, можно сказать и так.
— Сперва я грешным делом решил — ты чужим добром промышляешь. Замки-то как-никак отомкнула, чтоб в дом войти. Но это мне только по-первоначалу показалось. Теперь вижу — нет, не то. А вот что?..
— А ты помнишь, как мы вошли?
— Плохо, честно говоря. Мне какой-то бред мерещился.
— А вот это помнишь?
Я достала из-за пазухи золотую свирель. Лискиец пошевелил бровями.
— Хм... эту штуковинку помню. Выходит, дудочка твоя и правда в двери дырку проделала? Она волшебная, дудочка эта?
— Нет, дудочка не волшебная. — Подойдя поближе, я протянула Лискийцу руку, он отложил шитье и бережно взял мою кисть здоровой ладонью. — Это я волшебная. Прощай, Рохар. Удачи тебе, не болей никогда. Руку еще неделю побереги, хорошо?
— Хорошо. Храни тебя Господь, сестренка.
Он поцеловал мне пальцы и отпустил, легко, как бабочку. А мне, со своей стороны, показалось, что я выпускаю хищника из капкана, седого матерого волчару, с веселым взглядом и жадной улыбкой.
Скорее всего, мы никогда больше не встретимся.
Шагнув к выходу, я подняла свирельку к губам и заиграла.
До, ре, ре диез. Фа, соль, соль диез. Фа, соль, фа...
Руки у меня были заняты, поэтому я толкнула дверь ногой. Дверь барсуковой спальни, которая вела в темный, заросший грязью коридор второго этажа. Вернее, раньше вела — и позже будет вести — а сейчас она распахнулась в комнату, такую же полутемную, как и барсукова спальня, с такими же щелястыми ставнями на окнах, с большой кроватью под шелковым зеленым балдахином.
На зеленом покрывале до сих пор валялась груда старого тряпья, из которого когда-то давным-давно Пепел выбирал для нас с Хелдом нищенские наряды. Наши следы на полу около камина — следы сапог и босых ног — уже затянуло пылью, но они, многажды простроченные крысиными следочками, все еще хорошо были видны. На неубранных тарелках и бокалах расцвела и засохла плесень, а объедки растащила вездесущая голохвостая братия.
Я переступила порог, оглянулась, махнула рукой вытаращившему глаза Рохару, и тихонько прикрыла дверь.
Ну что, господа хорошие, здраствуйте. Я вернулась в Амалеру.
* * *
Эрайн, я уже тут.
Рад слышать.
А ты где?
В яме! — смеется. — Имел успех у вашего тщедушного короля, был кроток и позволил угостить себя с рук булкой с мармеладом. Кстати, вкусно. Ратер пока тоже в городе, но после бракосочетания он со своим новым хозяином уедет. В этот... Холодный Камень.
А до тех пор ты будешь сидеть в яме?
Угу. Яма — только звучит страшно, а на самом деле здесь чисто, сухо и даже светло. Солома свежая, кормят хорошо. Смотреть ходят, смешные! Сладости носят. Дамочки визжат, ахают. Не скучаю.
Ты сказал Ратеру про Мораг?
Сказал. Парень здорово за нее беспокоился, боялся, не убила ли ее эта ваша колдунья.
А дракон твой как?
Понемногу притираемся. Он Ратера просто обожает. И тебя, оказывается, помнит. Иногда на него находит поиграть, побеситься, порычать. Я позволяю, это даже забавно. Только зверье воет и мечется, и люди пугаются.
Ну и правильно что пугаются. Ты же чудовище, в конце концов. Совсем домашний, ты бы их разочаровал.
Наверное. В общем, Лесс, я должен тебе спасибо сказать. Помогла ты мне с драконом.
Ну вот! А ты не хотел!
Ладно, ладно. Ошибался, признаю. Трудно взглянуть на себя со стороны.
Хочешь сказать, влезть в чужую шкуру?
Кстати, о шкуре. Ты поняла? Про фюльгью?
Я смущенно вздохнула. Я и впрямь балда запредельная, как припечатал меня Эрайн. Давно можно было догадаться. С самого начала. Но ведь он и сам не догадался, а у него опыта побольше моего.
А ты на старших не кивай, у тебя своя голова на плечах!
Значит, я смогу превратиться в тебя? Как в Скату превращаюсь?
Теоретически — да. Но пока мы с драконом не разобрались — нет. Дракон — моя фюльгья, а не твоя. Я ведь тоже не могу стать горгульей.
Фюльгья моей фюльгьи — не моя фюльгья? Тьфу, еле выговорила. Сумасшедший узел получился.
Не мы первые. Бывали узлы и головоломней.
Расскажешь?
Потом как нибудь.
Я раскопала наваленное на постели барахло и выбрала темно-коричневое тяжелое платье, под которым мое белое скрылось как горстка снега под кучей навоза. Широкой лентой приподняла выстриженную Пеплом челку, поверх накинула битую молью черную шаль, на локоть повесила корзину и превратилась в кухарку или прислугу, посланную за покупками.
Под лестницей, за старыми шубами и плащами обнаружилась потайная дверь, в которой торчали ключи — я их там так и оставила. Винтовая лестница вниз, путь по подвалу, где оказалось не так уж и темно, затем несколько ступеней вверх — и я на знакомом пустыре, среди заросших лопухами руин, бродячих собак и кошек.
Первым делом в уши ударил звон, будто все церкви в Амалере сошли с ума. Щедрым золотым потоком он тек сверху вниз, заполняя город по самые кровли; чайки и вороны кружились над шпилями и флюгерами, не рискуя спускаться в тягучую, с переливами, патоку колоколов.
Свадьба! Боже мой, я как раз успела на свадьбу, незваный и нежданный гость. Вторая королевская свадьба в моей жизни, однако. Взглянуть, что ли, на кортеж?
Земля была влажной, наверное рано утром в Амалере прошел дождь. Сейчас серые облака в зените истончались и сквозь них перламутрово-белым пятном проглядывало солнце. Пахло совсем не так, как в Ставской Гряде и Мавере — пахло большой рекой, дегтем, смолистым дымом, близким морем. И еще из-за руин, с соседних улиц, явственно доносилось сладостное благоухание горячего печева, запахи корицы и карамели, ароматы имбиря и разогретого меда. Я шла по улице, принюхиваясь, нащупывая в поясе оставшиеся с похода на рынок медяки. Ну, в булочке с корицей или имбирном прянике я себе не откажу!
Похоже, знатная затевается гульба! Даже переулки пестрели яркими платками и гирляндами зелени, развешенным между окнами, у встречных были немного ошалелые предвкушающие лица, а на улице Золотая Теснина меня подхватила нарядная толпа. "Королевское колесо", похоже, зализало нанесенные принцессой раны: двери в таверну были гостеприимно распахнуты. Прямо перед таверной, на досках, уложенных на сдвинутые бочки, грохоча каблуками, отплясывали альханы — две девицы и парень. Гремели ситары, визжали виолы, щелкали кроталы, зрители орали и хлопали в ладоши — и все это веселье с головой накрывал бронзовый колокольный прибой.
До меня никому не было дела, как хорошо! Один раз только в ухо рявкнули: "На похороны, что ли, собралась?" и нахлобучили на голову лохматый венок из золотой розги и сентябриков. Толпа вылилась на рыночную площадь, сейчас расчищенную от лотков и навесов. Правда, разносчиков со всякой снедью тут было видимо-невидимо, у одного, с большушей корзиной свежей сдобы, я купила несколько пирожков.
В центре площади с большой телеги сгружали бочки. Народ рвался пробиться поближе, чтобы выпить за здоровье молодых, когда наступит момент. На передке, важно опершись на копье, стоял стражник и покрикивал на особо резвых. На острие копья было насажено яблоко, а вокруг древка полоскались желтые и алые ленты.
— Гав-гав-гав-гав!
Среди шума и гвалта я не сразу расслышала знакомый, с привизгом, лай.
