— Мораг, — я стряхнула оцепенение. — Мораг, гляди, что это?
— Где?
— Вот это.
"Это" я сперва приняла за бугорок сомкнутых рук, прикрытых покрывалом. Только бугорок этот был непропорционально велик. Присмотревшись, я поняла, что у соломенной куклы на груди лежит какой-то сверток или кулек. Мораг нетерпеливо сдернула старый шелк.
Детское одеяльце несколько раз туго перепоясывала парчовая лента, невесомый краешек батистовой пелены скрывал все тот же ворох перепревшей соломы. На уголке виднелась вышивка — сквозной алый ромб на золотом гербовом щите.
— Тоже кукла, — пробормотала я. — Кукла младенца.
Мораг издала странный звук, похожий на карканье, схватила сверток и в одно мгновенье растерзала его, пальцами порвав широкую златотканую ленту. Куколка внутри немедленно развалилась, но я успела заметить перевязывающие солому красные шерстяные нитки. Кроме соломы и ниток в кульке обнаружилась золотая соля на цепочке и найльский языческий амулет — связанные вместе кожаным шнурком кованый наконечник стрелы, осыпавшаяся сосновая веточка и облезшее, поеденное жучками перо неизвестной птицы.
— Это колдовство. — Мораг едва не задыхалась от волнения. — Колдовство.
— Да, действительно, похоже на вольты.
— Какие вольты? — Она, мучительно морщась, перебирала мусор в одеяльце.
— Кукла-подобие. Муляж, как ты сказала. Если муляж с должным ритуалом пронзить иглой — живой оригинал тяжело заболеет, может даже умереть. Если муляж похоронить...
— Это! — крикнула Мораг, отдергивая руки. — Это Герт! Это Герт, Герт!
Судорожным движением схватила сама себя за горло. По щеке текла кровь — шрам лопнул, но она этого не замечала.
— Они убивают его. Вот так, убивают. Положили в гроб. К матери. Он умрет, да? Умрет?
— Мораг, мне кажется, все не так просто. Эти амулеты...
— Кто это сделал? — Принцесса повернулась к нашим молчаливым свидетелям. — Кошка, кто это сделал? Ты видела, кто это сделал?
Эльви раздраженно стукнула хвостом по полу.
— Будь любезна обращаться ко мне по имени, принцесса. Я выше тебя и по возрасту и по происхождению.
— Да будь ты хоть сама святая Невена! Хоть сам Господь Бог! Мне дела нет до того, кто ты такая. Отвечай, кошка!
О, холера черная!
— Эльви, Эдельвейс, пожалуйста! — Я поднырнула под локоть Мораг и бухнулась перед нашей хозяйкой на колени. — Умоляю тебя, расскажи. Принцесса очень боится за брата, потому позволяет себе резкости...
— Она вообще слишком много себе позволяет, — буркнула Эльви, отвернувшись.
— Пусть извинится, — предложил грим. — И повторит свою просьбу вежливо.
Мораг выругалась, сплюнула, но извинилась. Сквозь зубы.
— Для начала сойдет, — смилостивилась Эльви. — Но в следующий раз ни ругаться, ни плеваться не позволю. А сделали это два человека. Через сутки после того, как пустой гроб опустили в саркофаг.
— Погоди, погоди, Эльви! — Я поднялась, отряхивая колени. — Давай по порядку.
— По порядку, — легко согласилась она. — Этот гроб со всем его содержимым действительно трое суток простоял наверху, на хорах. Потом его перенесли сюда. Следующей ночью в крипту спустились двое мужчин, молодой и пожилой, вскрыли гроб и положили внутрь этот сверток.
— Кто были эти люди, ты знаешь их? — Мораг так дернула завязку у ворота что шнурок разорвался.
Эльви помолчала, глядя на нее в упор светящимися глазами и явно нагнетая обстановку. А я еще на грима пеняла за его любовь к театральным эффектам!
— Один из них был король Леогерт Морао, — наконец проговорила она. — Тот, который теперь лежит вон в том саркофаге напротив. А второй и сейчас жив-здоров. Время от времени я вижу, как он проезжает по городу.
— Кто... кто это?
— Лорд Виген Моран-Минор, — припечатала Эльви. — Королевский камерарий.
— Виген! — Мораг рванулась в проход, и я повисла у нее на рукаве. — Пусти! Убью!
— Стой! Да стой же! У тебя доказательств нет. Слышишь? Кто тебе поверит?
Она стряхнула меня, но остановилась. Прижала к лицу стиснутые кулаки. Согнулась почти пополам.
— Мразь... Какая мразь... Виген! Заботливый брат... сука! Раздавлю как клопа.
— Мораг! — гаркнула я. — Прекрати выть! Надо разобраться. Они это сделали вдвоем с твоим отцом, понимаешь?
— С отцом... — Принцесса затравлено огляделась. — Виген и отец... вдвоем... не понимаю!
— Тссс! — мне пришла в голову замечательная мысль. — Эльго, мы все-таки будем вопрошать.
— Да, — Мораг схватила меня за плечо. — Да!
Я едва сдержала вопль — она цапнула своими железными пальцами по вчерашним синякам, которые сама же мне и наставила.
— Эльви, разрешаешь? — спросил грим.
Кошка смерила нас таким взглядом, каким только кошки способны смотреть.
— Правда — коварная штука, принцесса. Она не всегда то, что тебе требуется.
— Я хочу говорить с отцом!
— Как пожелаешь. Действуй, сосед.
— Теперь отойдите куда-нибудь и сядьте, не мешайте мне, — велел грим, поднимаясь.
Принцесса бросила свой плащ на пол, и мы на него уселись. Эльви прыгнула туда, где стоял фонарь. Пламечко вдруг затрепетало, сократилось, но прежде чем оно погасло, я успела заметить — огромный черный пес медленно пересекает проход, приближаясь к соседнему саркофагу.
Пала тьма. Столетиями выдержанная, настоянная подземной тишиной, крепленая тихой смертью тьма. В черном воздухе растекся горестный запах паленой бечевы и перегоревшего масла. Я слышала прерывистое дыхание Мораг над ухом — и этот звук путал и поглощал все другие. Перед слепо распахнутыми глазами привычно поплыли красно-зеленые узоры — сверху вниз, слева направо. Откуда-то сбоку тянуло ледяным сквозняком, с другой стороны лучилось кромешным жаром невидимое тело принцессы — я вдруг очень остро ощутила этот жар, как в ту ночь, в Нагоре, когда лезвие ее кинжала сонным зверьком ласкалось о мое горло.
И панически дернулась от прикосновения — но рука Мораг всего лишь легла мне на плечо.
— Они там не заснули?
— Тссс...
Стало совсем холодно, я заворочалась, подбирая босые ноги. Ни с того ни с сего накатило тошнотворное головокружение, в горле едко всплеснулась желчь, а жгучее излучение ладони и тела Мораг сделалось совершенно непереносимым.
— Пусти...
— Что?
Я отшатнулась в сторону и завалилась на бок, вдохнув горькую пыль. Щеку царапнул камень. Невидимая рука схватила меня за одежду, я лягнула пустоту. Перекатилась, спиной и затылком стукнувшись о край каменного постамента.
Удар породил странное эхо, которому послушно откликнулось тело — многоголосый лиственный шум, мгновенно и до отказа заполнивший бедную мою голову, мокрым ознобом продравший спину, разлившийся тошным холодом в животе. Шелест взлетел стремительной чередой догоняющих друг друга всплесков, взлетел и расцвел — пеной криков и грохота, трелями голосов, всполохами смеха, лязганьем ножниц, перерезающих нити.
Заложило уши. Кровь грохотала в висках, давила в переносице. Я схватилась за лоб — голова сейчас просто лопнет...
— Кто звал меня? — прошептал воздух с сиплым, обрывающим душу придыханием.
Эльго произнес какую-то фразу, я не поняла ни слова.
Рядом зашевелилось что-то большое.
— Отец? — движение тьмы. Кажется, Мораг поднялась на ноги.
— Кто говорит со мной?
— Я, отец. Я, Мораг Моран.
Пауза.
Что-то липкое, быстро остывающее текло у меня по верхней губе. Я попыталась утереться, но рука запуталась в тряпках и волосах и не нашла лица.
— Ты не Моран. — бесстрастно отозвалась тьма.
— Отец...
— Я не отец тебе.
Еще одна пауза.
Я сплюнула остывшую дрянь. В мутной тьме юлой кружились красно-зеленые кольца. Как в малом гроте. Так же гадко. Только еще и тошнит.
— С кем я говорю? Ты — Леогерт Морао Моран? — голос принцессы дрогнул.
— Когда-то. Я носил это имя.
Рука моя упала на шершавое и гладкое, как камень, но не такое холодное. Пальцы скользнули по шнуровке — принцессин сапог. Если Мораг шагнет вперед — она наступит на меня.
— Тогда ответь мне... кто я?
— Спроси у своей матери.
— Где моя мать?
Опять долгая пауза. Я собрала свои руки-ноги и кое-как отползла подальше. Кровь из носа текла и текла, мерзко марая щеки.
— Не знаю, — беззвучно ответил ранящий словно льдинка голос. — Но среди мертвых ее нет.
Ветхой тряпицей, пригоршней прелой соломы рассыпался во мраке кашель — или смех. Но не призрака, откликнувшегося из могилы — это смеялась Мораг.
— Мой брат... Нарваро Найгерт Моран. Твой сын.
— Нарваро Найгерт — не мой сын.
Мораг ахнула где-то у меня над головой.
— Бастард? — быстрые шаги в темноте, глухой удар — Мораг на что-то налетела. — Наш король — бастард? Да? Отвечай!
Что-то холодное ткнулось мне в лицо, мягкий собачий язык проехался по измаранным щекам. Я попыталась ухватить пса за шею, но он пропал, растворился у меня под руками.
— Отвечай, Леогерт Морао, не отец, так отчим! Отвечай! — кричала срывающимся голосом принцесса. Что-то упало с железным грохотом.
Вспыхнул свет.
Я зажмурилась, стиснула ладонями лицо. Ох, Высокое Небо, как же холодно!
Сквозь раздвинутые пальцы тихонько позвала:
— Эльго?
Никакого ответа. Только "клац-клац-клац" какой-то дурацкий слышится. Мой собственный "клац-клац-клац". Зубы, зараза, клацают.
— Эльви?
Села, моргая. Слабый дрожащий свет от фонаря мучил глаза. Руки и одежда испятнаны кровью, из носа продолжает течь. Я с силой втянула воздух, проглотила липкий комок кровяного студня. Голова болит, черт. Магия, пропасть.
Довызывались, холера.
Встала, цепляясь за край вскрытого саркофага. Глаза слезились.
Хриплый клокочущий звук, словно ветер хлопает незадвинутой вьюшкой. Мораг?
Она стояла на коленях, обнимая каменный короб отцовской могилы, прижимаясь к нему лицом. Она рыдала — неумело и бесстыдно, будто сердце у нее разрывалось.
Скорее всего, так оно и было.
( ... Каланда, наконец, придержала своего жеребца. Они со Стелом Дирингом ждали меня на вершине, под деревьями, и ветер с озера полоскал их яркие плащи. Моя кобылка вскарабкалась по крутой тропинке, умудрившись не уронить меня со скользкого дамского седла. Принцесса необидно посмеивалась, а охранник был мрачен. Я ему категорически не нравилась, но он держал свое мнение при себе. И правильно делал.
Каланда тронула своего гнедого одним едва уловимым движением корпуса.
— Араньика. Ты имеешь необходимость сидеть прямо. Спина прямая, комо уна эхпада...
Легкое похлопывание между лопаток. Я поспешно выпрямилась. Спину ломило с непривычки. После скачки меня еще немного трясло, но гордиться было чем: я проехала весь маршрут галопом и ни разу не свалилась.
На высоком берегу сиял малиновый шатер. Вокруг суетились слуги, а чуть дальше, под соснами, дожидалась мою госпожу группа пестро разодетых верховых. Собак держали на сворках, смолистый утренний воздух тек нетерпением и азартом.
От группы отделился всадник на высоком вороном красавце — широкоплечий статный мужчина в винно-красной фестончатой котте, в алом плаще с золотистой подкладкой, украшенной сквозными ромбами. Густые волосы, черные, с несколькими ярко-белыми прядями, падали на плащ. У мужчины было светлое гордое лицо, лишенное возраста. Он улыбался, подъезжая к нам.
Я старалась на него не пялиться, но не могла отвести глаз. Его словно окутывало мерцающее облако, ясно и внятно приподнимая надо всеми. Он улыбался, глядя на Каланду, но улыбки этой хватало на всех — на пеструю свиту у него за спиной, на собак и слуг, на мрачного Стела, даже на меня.
Каланда двинулась ему навстречу.
Король Леогерт взял руку своей невесты, поднес к губам. Он сказал что-то, она засмеялась и покачала головой. Показала на озеро, по которому ветерок гонял слепящую солнечную рябь.
Я оглянулась на свиту — и дернулась неловко, перехватив взгляд королевского брата, принца Таэ. Принц смотрел не на меня, на Каланду, и во взгляде этом не было ни капли привычного восторга. Злой, досадливый взгляд, каким глядят на скорпиона, которого очарованный владелец называет "ручным". Супруга принца, тощая угловатая северянка, лет на пятнадцать старше мужа, тронула лошадь, пересекая линию его взгляда. Заговорила с принцем. Отвлекла, случайно или нарочно — я не поняла.
Король же, еще раз поцеловав каландину затянутую в перчатку руку, развернул коня и поскакал к свите. Вернее, мимо свиты, под сосны, в лес. Свита встрепенулась стаей цветастых птиц — и повлеклась за хозяином.
Каланда ловко спрыгнула, мелькнув шитыми шелком сапожками-чулками. Я сползла с седла в руки подошедшему слуге. Подол зацепился за луку и платье задралось — выпутывая меня, слуга отвернулся, стараясь спрятать ухмылку. Это ему плохо удавалось. В одиночестве я посмеялась сама над собой — слуги и Стел молчали, а Каланда побежала к шатру, из которого выглянула госпожа Райнара.
— Мы идти... идем в озеро купать! — крикнула Каланда и закружилась на одной ноге как заправская танцовщица. Кудри ее взвились блистающей иссиня-черной тучей, хвоинки и веточки в них засверкали не хуже драгоценностей.
— Не "купать", а "купаться", сладкая моя, — поправила Ама Райна. — Это возвратный глагол, запомни, пожалуйста.
— Купаться, да, да, да!
— Вамох а ваньяр, — сказала я.
— Не "ваньяр", а "ваньярсе", — Ама Райна погрозила мне пальцем. — Возвратный глагол!
Упавшее в озеро дерево — свидетель нашей с Каландой первой встречи — теперь лишилось нескольких сучьев, а ствол поддерживал гладкий деревянный настил, полого спускающийся в воду до самого дна. Ил и тину засыпали розовым песком, привезенным с карьеров аж от самой Снежной Вешки. Вкопанные в дно шесты с растянутыми полотнищами огораживали часть озера — на всякий случай, чтобы ничьи любопытные глаза не подглядывали за купающимися девицами. На самом берегу, среди ив и ракиты, белел полотняный навес. Служанки расстелили под ним циновки, поверх циновок — шелковый ковер, расставили подносы с печеньем и фруктами. Ама Райна властным жестом отослала их. Стел Диринг остался в одиночестве за кустами — стеречь нас и скучать.
Ама Райна налила нам с Каландой вина — слишком сладкого и густого, чтобы утолить жажду. Она малость зазевалась, разрезая яблоко — Каланда в два глотка опростала чашку и, чтобы не мелочиться, присосалась прямо к кувшину. Я облизывалась рядом, ожидая своей очереди, но госпожа Райнара нас застукала.
— Нена тонта, что ты делаешь! Крепкое вино, ты же в воду полезешь, глупая. Отдай сейчас же!
Принцесса отскочила, унося кувшин и смеясь. Ама Райна резко вытянула руку в ее сторону — и Каланда вдруг споткнулась на ровном месте. Серебряный кувшин покатился к воде, подскакивая, слепя глаза летящим по ободку солнечным бликом, пятная настил темной кровавой струей. Плюхнулся в воду, превратился в рыбу и уплыл.
Я с восхищением глянула на Райнару — она еще никогда не баловала нас подобными фокусами. Райнара хмурилась. Кожа ее светилась в тени зеленоватым золотом, а высокая прическа была как башня мрака. Половинка яблока на ее ладони напоминала лютню — только очень маленькую.
