Помойник. Мистический триллер

— Гм. Да, история с Крохлей вышла неприятная, — согласился он.

— Но надеюсь, ты-то знаешь, что с ним случилось. Ты же не последний человек на свалке.

— Верно, что не последний. Но сейчас меня больше занимает другой вопрос. Когда я получу свои деньги?

— Какие?

— Что значит какие?! Не валяй дурочку! Обыкновенные деньги! Те самые, что задолжал мне Виктор, твой дядя, — возмутился Кривонос.

— Генка, видно, у тебя начисто отшибло память. Я ж тебе русским языком объяснял, что у меня нет никаких денег.

— Опять ты завёл свою старую песню. Надоело. Пойми, меня не касается — есть они у тебя или нет. Гони на бочку — и точка!

— Лёгко говорить: гони на бочку. Но откуда я их возьму? — буркнул я.

Снег подо мной подтаял, и стали коченеть ноги. Иногда их сводила судорога. Вдобавок началась икота. Прав, наверное, был Генка, когда говорил, что моё место в могиле рядом с Крохлей. Слишком плохо сейчас мне было.

— Зачем, козлы, вы связали мне руки? — спросил я.

— Чтоб ты меньше возникал, — заметил Паша.

— Во-во! Не мешал нам учить тебя уму-разуму, — добавил Кривонос. Затем приподнялся с канапе и наотмашь заехал мне в челюсть. Но несильно. Скорее ради порядка, показывая, кто здесь хозяин положения.

В его несильном ударе я усмотрел для себя добрый знак. Если, конечно, можно усмотреть что-либо доброе в самом факте своего избиения. Это вроде того, что у тебя сгорел дом, но зато горел он вяло и неохотно.

Впрочем, от этого удара была и реальная польза — я прекратил икать.

— Так лучше? Прочистились мозги? Так-то! Ты давай больше не забывайся. Не груби нам, — предостерёг Кривонос. — Пойми, Вовочка, меня не волнует, где ты возьмёшь деньги. Украдешь или вынешь из своего комода. Главное, возврати долг Виктора.

— Этот его долг подтверждается только одними твоими словами. Но коль тебе без него жизнь не мила, можешь забрать часть вещей моего дяди, — предложил я.

— Зачем мне нужно старое барахло Виктора?

— Как зачем? Странный вопрос. Развернешь этим барахлом торговлю в своём магазине. Между прочим, если не ошибаюсь, раньше он принадлежал моему дяде. Не знаю, как с его долгами, но его магазином ты точно завладел. Поэтому неизвестно, кто кому ещё должен.

— Магазин тебя не касается! Никаким боком! — резко отозвался он и заелозил на канапе.

— Ага, Генка, ясно, — кивнул я. — Меня касается только якобы его долг.

— Долг — настоящий! Всамделишный! Без разных "якобы"! — вспылил Кривонос. — Короче, отдавай его или нам придётся прибегнуть к крайним мерам!

— Нет у меня никаких его денег. Нет, и не было, — простонал я.

— Не ври! — рявкнул он.

Но, видимо, что моё упорство произвело всё же на Кривоноса впечатление. Заколебавшись, он посмотрел на меня. После бросил взгляд на своего дружка.

— Слушай, Свисток, такая фишка. Может быть, у него и впрямь нет денег? — спросил он у Паши. — Они все у его сестры. Обманула дорогого родственника — и помалкивает. Она особа ловкая.

— Ничего она не обманула. У неё тоже нет денег. Если и есть, то самая малость на чёрный день, — заступился я за Шуру. — Да и то вряд ли. Гера, как пить дать, давно бы всё спустил.

— В денежных делах ни на кого нельзя полагаться. На родню, в особенности. Это тема тонкая, — нравоучительно произнёс Паша. — Сегодня я надеялся выяснить кое-что о его сестре по своим каналам. Но смерть Крохли спутала все мои карты.

— Значит, это не вы его убили? — спросил я.

— Ты что с ума сошёл, Вовочка?! Само собой, нет! — с негодованием ответил Кривонос. — С какой стати нам его убивать? Мы что отморозки ненормальные? Он и без того был в полной нашей власти. Конечно, могли бы слегка покалечить. Набить бы там морду, сломать рёбра. Да и то по пьяному делу.

— Была нам охота пачкаться, убивать его, — подтвердил Паша. — Нет, беспредел нам на свалке ни к чему.

— Но кто же тогда убил Крохлю?

— Даже не представляю. В ауте. Но позже я этим займусь вплотную, — пообещал Генка. — Обязательно кто-то что-то видел, кто-то что-то слышал. Не беспокойся, всё тайное становится явным. Подождем.

— Бомжи укажут тебе на Помойника, — заметил Паша. — У нас всегда так, если что неясно.

— Юля говорит, что Помойника не существует, — вспомнил я слова рыжеволосой продавщицы. — Что это бабушкины россказни.

— Как же, россказни! Юлька сама великая мастерица сочинять, — усмехнулся Кривонос. — Верно, Паша?

— Этого у неё не отнимешь, — кивнул тот.

— Но сейчас у меня другая проблема. Она будет важнее, чем смерть Крохли. Я не знаю, что делать с тобой, Вовочка? — признался Генка.

На данную проблему у Паши имелось собственное мнение. Он попросил жестами своего приятеля встать с канапе и поманил за собой к хибаре Крохли. Там он принялся что-то тихо, но убеждённо, говорить ему на ухо. Прикрываясь ладонью, чтобы я не расслышал его слов.

Кривонос иногда утвердительно кивал. Иногда же, резко мотая головой, возражал. Изредка оба они с разным выражением лица — Генка с недоверием, а Паша с лукавой усмешкой — поглядывали в мою сторону.

Наконец, очевидно, придя к соглашению, Кривонос вразвалочку приблизился ко мне и проговорил:

— Ладно, мы пока тебя отпускаем. Гуляй, Вовочка. Кушай мороженое. Пёс с тобой, сегодня я добрый. Но не надейся, что я забуду о твоём долге. Память у меня отличная. Ты отдашь мне всё до копейки.

— До цента, — уточнил я. — Долг же в долларах.

— Видишь, ты сам всё знаешь, — похвалил он меня.

— По случаю похорон Крохли у нас произошла амнистия. Это твоё счастье, повезло. Но запомни раз и навсегда, спрятаться тебе от нас нигде не удастся. Мы отыщем тебя на краю света и заставим заплатить, — добавил Паша. Нагнулся и большим складным ножом разрезал верёвки, стягивающие запястья за моей спиной.

"Вот чёрт! Ну и люди! Удавятся из-за денег! Как их только земля носит?! Чтоб им, гадам, провалиться!", — выругался я про себя. Но вслух, естественно, ничего не сказал. Вдруг они ещё передумают! Заявят, что я не попадаю под амнистию! Сидеть же дальше под деревом, как бледная поганка, перепутавшая времена года, было уже свыше моих сил. Терпеть их издевательства и побои — тоже.

Придерживаясь рукой за ствол берёзы, я кое-как встал на влажную землю, разъехавшуюся под подошвами моих резиновых сапог. Намокшие джинсы липли к замершим ногам. Тело сотрясала крупная дрожь. На ватнике сохранилась всего лишь одна пуговица, болтавшаяся на длинной нитке. Воротник на рубашке был порван и запачкан кровью. В общем, вид я имел сногсшибательный — в прямом смысле этого слова.

Конечно, я не ожидал, что здесь, в пристанище бомжей, меня встретят с распростёртыми объятиями. Но попасть в подобный переплёт все-таки не рассчитывал.

— Что загрустил, Вовочка? Гляди на мир веселей! Или ты до сих пор не веришь, что свободен? — поинтересовался Кривонос.

— Почему? Верю, — ответил я.

— На похороны-то пойдёшь?

— Генка, не шути. Куда ему сейчас идти на похороны? Его самого запросто могут похоронить вместо Крохли, — усмехнувшись, заметил Паша. — Пускай лучше топает домой. Принимается искать деньги Виктора.

— Правильно. Нечего терять даром время.

Я промолчал. Наклонился и подобрал с земли свою кроличью шапку, втоптанную в грязь. Поколебался и положил её на пустующее канапе Кастры. Толку теперь от этой шапки не было никакого — её бы постеснялся носить даже самый непривередливый бомж.

Постоял ещё немного и последовал совету Паши — отправился домой. Но не для того, чтобы начать искать дядины деньги. Сейчас мне просто надо было отдохнуть.

Глава двенадцатая

Я лежал на постели, прикрытый пледом, со свинцовыми примочками на синяках под глазами. Комнату освещал неяркий умиротворяющий свет уходящего дня. По ней порхали две бабочки. Типа моли. Не жалко — пускай себе порхают. Они мне не мешали.

Самочувствие у меня было, как у того теннисного мячика, которым весь сейм отыграла Маша Шарапова.

Я слушал тихую мелодичную музыку, лившуюся из стоящего рядом радиоприёмника. Эта музыка была вполне созвучна моему минорному настроению.

Мне не хотелось ни о чём думать. Но в голову упорно лезли самые разнообразные мысли. В первую очередь — о дядином долге. И о том, что никаких денег Кривоносу я не отдам, если даже их найду. Теперь у меня не было сомнений, что эти деньги определённо существовали. Недаром же о них твердили все в посёлке. Вот только, интересно, где они находятся?

Еще я думал о сестре Шуре. О том, что она наверняка знала гораздо больше о делах нашего покойного дяди, чем сочла нужным мне рассказать. Поэтому необходимо будет в ближайшее время вызвать её на откровенный разговор о Викторе. Были и другие вопросы к моей сестре. Например, на какие средства они приобрели садовый участок? Почему так внезапно присмирел её муж Гера? Почему он ушёл с работы? И на что они собираются жить? Ни на одну же Шурину зарплату.

Любопытно было так же, какую роль во всей этой истории играет Паша Свисток? Помимо того, что является дружком Кривоноса. Как расценить странные намеки Генки, отпускаемые в его адрес? Вероятно, роль Паши была значительнее, чем представлялось на первый взгляд.

Мысли о страшной гибели Крохли на полигоне незаметно отошли на второй план. Но, несомненно, его смерть была каким-то образом связана со смертью моего дяди. Следовательно, она напрямую затрагивала и меня.

Оглушительно затрезвонил дверной звонок.

Я предположил, что это вернулась Татьяна. Поспешно вскочил с постели, нащупал ногами шлепанцы, отлепил с синяков под глазами свинцовые примочки и вытер насухо лицо полотенцем. Не хотелось, тут же сразить её наповал своим внешним видом.

За мною увязалась одна моль. Та, что была смелее.

Но это оказалась не Татьяна. На пороге стоял мой сосед Марек. Одет он был будто на первомайскую демонстрацию времён брежневского застоя. Не хватало разве только алого революционного банта на лацкане пиджака. И, в качестве дополнительного украшения, транспаранта с портретом кого-нибудь из членов политбюро КПСС.

— Добрый день, Володя! Или скорее — вечер! — с юношеским задором произнёс он, проникая в мою прихожую. — Как дела?

— Отлично! Доброе! Будем считать, что утро!

— Извини, наверное, ты спал, а я тебя разбудил!

— Да нет. Я бодр... бодр-ство-вал, — не справился я с первого раза с этим словом и выговорил его по слогам.

Марек быстро шагнул дальше в прихожую, пригнулся и прихлопнул ладонями моль. Бедная-бедная моль! Трагически оборвалась её и без того короткая жизнь! Погибла, как говорится, в самом расцвете сил!

Впрочем, туда ей и дорога!

— Ну, Володя! Развёл ты в своей квартире насекомых! — упрекнул меня сосед.

— Она была моей подружкой.

— Тоже мне нашёл себе замечательную компанию. Но не переживай, наплодятся новые. Значит, ты бодрствуешь? Чудесно! Татьяна уже вернулась из Москвы?

— Нет пока. Сам вот жду.

— Ничего, не расстраивайся. Поездка в столицу — история долгая. Сегодня она может и не возвратиться домой... Ой, батюшки! Что с тобой, дорогой, случилось?! — испуганно спросил Марек, поправил очки, сползшие на кончик носа, и принялся внимательно меня изучать. — Моль-то я разглядел, а тебя в упор не видел!

— В принципе, сущая ерунда. Встретился кое с кем.

— Догадываюсь, с кем именно. Но я ведь тебя предупреждал, чтоб ты не связывался с Генкой Кривоносом. Чтоб держался от него подальше. Эх, молодёжь, молодёжь! Вечно вы ищите себе приключений на одно место, — укоризненно произнёс он. — В милицию заявлять будешь?

— Обязательно. Так как желаю, чтобы у меня прибавилось хлопот и неприятностей, — ответил я.

— И то верно. С ними тоже лучше не связываться. Пускай без нас борются с преступностью, — кивнул Марек. — Но я пришёл, собственно, узнать, что ты планируешь делать сегодня вечером?

— Вроде бы, ничего особенного. Собирался придумать имя для моли. Но ты её прикончил.

— И к какому же имени ты склонялся?

— К Джулии Робертс. Это — моя любимая киноактриса. Согласись, та моль походила на её "Красотку". Она была такая же милая и непосредственная.

— Моль Джулия Робертс. Что ж, впечатляет!

— Но судьба её напоминает больше судьбу принцессы Дианы.

— Однако куда тебя занесло. Выходит, что я вовремя прихлопнул эту моль. Не заказывай по ней только панихиду, — заключил мой сосед. — Понимаешь, Володя, ко мне приехала дочка из Москвы. Она нечасто балует меня своими визитами. И, стало быть, я приглашаю тебя разнообразить нашу компанию.

— У тебя есть дочь? — удивился я.

— Здрасьте! А как же! Я тебе о ней рассказывал!

— Да-да, прости, вспомнил. Есть. Ей ещё требуется в Москве много денег.

— Чего-чего, а это точно.

Мне совсем не хотелось сейчас идти к Мареку. Общаться с его дочерью и, попивая жидкий чай с засахаренным вареньем, вести скучные и нудные разговоры. В лучшем случае, о книжных новинках и театральных премьерах. В худшем — о погоде и столичных да поселковых сплетнях. Впрочем, одно другому не мешало. Не исключало и не противоречило. Длиться же это обещало до самого позднего вечера. Раньше они меня вряд ли отпустят.

Но моему соседу разве откажешь? Разве возразишь? Он расшибётся в лепёшку, а настоит на своём. Поэтому я сразу, хоть и состроив кислую гримасу, согласился.

Марека моя гримаса нисколько не смутила. Он — сама любезность и предусмотрительность — бережно взял меня под руку, словно опасаясь, что я либо рассыплюсь, либо сбегу, и проводил в свою квартиру. Но не на кухню, где, бывало, мы коротали с ним время за бутылочкой самогона, а в большую парадную комнату. С зеркальным сервантом. С ядовито-красным ковром на полстены. С корейским телевизором и музыкальным центром.

Почему? Догадаться было не трудно. В этой комнате на почётном месте сидела Вика — продавщица из моего московского бутика.

От изумления у меня разинулся рот. Как у того еврея, которому вдруг разрешили выехать из Советского Союза на историческую родину, в Израиль.

Надо же — Вика! Вот кого уж я ожидал меньше всего здесь встретить! Весь необъятный мир сужается иногда до размеров обычной коммунальной квартиры!

Вика проворно поднялась со своего кресла, подобно лёгкой пушинке порхнула ко мне и, привстав на цыпочки, звонко чмокнула в щёку. Где-то в районе носа.

— Я безумно рада, что ты пришёл, Володя! Здравствуй! Дай-ка на тебя поглядеть! Как давно мы с тобой не виделись! Кажется, что минуло целых сто лет! Честно, я так соскучилась! — восторженно затараторила она.

Мы с Викой всегда дружили, испытывая друг к другу взаимную симпатию. Но у нас с ней никогда не было слишком близких отношений, и, признаться, я не рассчитывал на столь бурное проявление чувств с её стороны. Поэтому, естественно, несколько смутился.

— Здравствуй, Вика! Я тоже рад тебя видеть!

— Но что у тебя с лицом?

— Ерунда! Не поладил сегодня с работниками мусорного полигона. В общем, не заостряйся на пустяках, — ответил я и свою очередь задал вопрос: — Но почему ты молчала, что твой отец живёт в этом посёлке? Ты же знала, куда я еду.