Помойник. Мистический триллер

— Я знаю. Нет, не появлялась. Вика у нас птица высокого полёта. Мы, поселковые, ей неровня.

— Кстати, как она тебе?

— Ничего. Но очень о себе мнит. Ты что запал на Вику? Решил организовать маленький гаремчик?

— Не волнуйся, без тебя он будет неполный. Недоукомплектованный гаремчик. Словом, жди приглашения, — обнадёжил я её. — Помнишь, Юля, ты обещала мне выяснить подробности смерти Крохли? Тебе это удалось?

— Сожалею, но ничего нового я пока не услышала. Да тебе, Володя, отлично всё уж самому известно. Ведь ты ходил с водкой на свалку на его похороны. Разговаривал там с бомжами, с Кривоносом.

— Кстати, Генку ты часто видишь? — как бы невзначай поинтересовался я, рассматривая в ладони банку пива.

— Конечно. Это же мой хозяин. Он постоянно заглядывает, чтобы проверить свой магазин.

— А когда Генка был в последний раз?

— Вчера и был.

— И как он?

— Как обычно. Ходил, как навоза объелся, ко всему придирался. Принюхивался, — равнодушно произнесла Юля. — Надоел хуже пареной репы. Но не темни. Что конкретно ты хочешь узнать?

— Ну, вообще, — туманно ответил я.

— Как это вообще? Впрочем, я понимаю, почему ты о нём расспрашиваешь. Тебя беспокоят те деньги, которые твой дядя занял у Кривоноса и по естественным причинам не вернул. Теперь, по-моему, он требует их с тебя. Не так ли?

— Угу.

— Да, неприятная история.

— Ты уверена, что мой дядя был ему должен?

— Володя, правда, мне ничего точно неизвестно. Мало ли чем они там занимались? Может, работорговлей? Может, шпионажем в пользу Эфиопии? Не женского ума это дело. Но Кривонос говорить зря не будет. Получается, что Виктор и впрямь брал у него деньги, — подумав, сказала Юля. — Я сочувствую твоему положению. Я обязательно попробую как-нибудь тебе помочь.

— Каким образом?

— Хитренький, всё тебе и расскажи. Пока я ещё не решила. Но, во всяком случае, не преступным образом и не аморальным. Приличия будут соблюдены. Удовлетворён?

— Глубоко. Что ж, заранее благодарен, — с признательностью произнёс я. — Что слышно новенького в посёлке?

— Ровным счётом, ни-че-го. Народ отдыхает, и готовиться к лету.

— А как на свалке?

— На Среднерусской помойной возвышенности тишина, — усмехнулась она. — С деньгами у тебя действительно так плохо?

— Да нет, не совсем.

На прощание я получил ещё две банки пива, молчком протянутых мне Юлей. Мне оставалось только гадать о причине её столь неожиданной щедрости. Как бы там ни было, следовало чаще будить лучшие чувства в душе рыжеволосой продавщицы, пересчитывая при ней с мрачной физиономией мелочь из собственного кармана.

Но, похоже, что о похищении моей сестры Юля, в самом деле, ничего не знала.

Глава шестнадцатая

Гера и Татьяна даже не заметили, как я вернулся домой. В расслабленных позах они сидели на кухне, окутанной табачным маревом, успев осушить одну бутылку самогона и более чем наполовину вторую. Передо мной предстало прямо-таки живописное полотно из жизни обитателей неблагополучной квартиры — алкоголиков или наркоманов. В кастрюле на газовой плите что-то кипело и булькало, испуская густые клубы пара. Весь стол был завален грязной посудой, а пепельница доверху переполнена почему-то мокрыми окурками. (Суп они из пепельницы хлебали, что ли?) У обоих были раскрасневшиеся лица с влажными сверкающими глазами.

Мое появление на кухне Гера и Татьяна встретили почти безразлично, прореагировав на него лишь вялым взглядом и кивком.

— По-моему, друзья, вы чересчур резво начали. Смотрю, вы уже тёпленькие. Как бы вам не перегореть, — заметил я, пододвинул табуретку и сел за стол рядом с Татьяной.

— Не бэ, не перегорим, — отозвался Гера. — Ты, главное, не бойся.

— Вам виднее, — не стал я спорить.

— А что прикажешь нам делать? Польку-бабочку танцевать? Ведь такие дела — плакать хочется, — всхлипнув, произнёс он. Потом взял с тарелки большой солёный зелёный помидор и целиком отправил его в рот. Помидор с трудом уместился у него во рту, вынудив Геру до безобразия надуть щёки. Чтобы он не вывалился наружу, моему зятю пришлось, с отчаянным сопеньем, придерживать его указательным пальцем.

— Моя помощь не требуется? — спросил я, в тревоге приподнимаясь с места.

В ответ он, прикрывая рот рукой и вращая выпученными глазами, отрицательно мотнул головой.

— Да выплюни ты его, — посоветовал я.

Гера снова мотнул головой, что должно было означать — никогда! Ни за что на свете!

— Не страдай, выплюни!

— Ладно, не смущай его, Володя. Проглотит как-нибудь. Будешь есть варёную картошку? — поинтересовалась Татьяна. Несмотря на то что выпила она, очевидно, немало, голос у неё по-прежнему оставался красивым и мелодичным. В нём появились даже какие-то новые воркующие нотки.

— Нет, спасибо, — отказался я. — Кстати, твоя картошка уже сварилась.

— Точно, дорогой, она готова. Можно подавать на стол, — согласилась Татьяна, слегка пошатываясь, встала со стула, взглянула в кастрюлю и выключила плиту.

— Что, Володя, на улице? Как проветрился? — благодушно осведомился Гера, счастливый оттого, что справился, наконец, со своим зелёным помидором.

— Неплохо. Погулял немного, полюбовался весной, поговорил кое с кем.

— С кем? — насторожилась Татьяна, повернувшись ко мне от плиты.

— Пропустишь с нами по одной? За возвращение, — предложил Гера и принялся наливать нетвёрдой рукой из бутылки самогон в свою и Татьянину рюмку. При этом обильно капая им на клеенку. — Танюш, достань ему рюмашку. Или, может, тебе сразу дать стакан?

— Не беспокойся, Гера, не надо. Я выпью лучше пива, — ответил я и, соблюдая великую осторожность, чтобы опять не облиться, начал открывать банку.

— Напрасно, шурин. Не советую. Будешь от него только без конца бегать в уборную.

— Ничего, не из графьёв — сбегаю.

— Так с кем же ты, Володя, разговаривал? — повторила Татьяна свой вопрос, выпив рюмку и тыкая сигаретой в пепельницу, чтобы смахнуть с неё пепел.

— С Пахомом Максимычем из поселковой администрации и продавщицей Юлей, — смиренно произнёс я. — До этого ещё немного с Мареком.

— Правильно, сделал, что поговорил, — похвалил меня Гера. — Вытянул из них что-нибудь полезное для нас?

— По большому счёту, нет. Просто уточнил для себя некоторые детали.

— Ну и шут тогда с ними, с администраторами и продавщицами! Да и с твоим соседом Мареком! Хоть убей, не доверяю я никому в вашем посёлке.

— Между нами, Гера, он неровно дышит к этой рыжей Юльке из магазина, — заявила Татьяна. — Как что, то мигом к ней. Будто бы купить продукты.

— С чего это ты, любопытно, решила? — спросил я.

— Дышишь, дышишь. Не делай невинный вид. Я же вижу, не слепая на оба глаза. Вон и к Вике, дочке Марека, тоже. Если ещё не сильнее. Он, Гера, оказался на поверку страшным бабником. Готов увиваться за каждой юбкой, как настоящий сексуальный маньяк.

— Угу, и тюрьма по мне плачет! Но ничего подобного! Полная чушь! — с негодованием произнёс я. — Потом половина юбок ходит сейчас в штанах.

— Господи, какая разница, в чём они ходят? Главное, что увиваешься.

— Это ты, Володя, напрасно. Оставь юбки и штаны в покое. Дались они тебе, — строго сказал Гера и плавным движением потянулся за вторым помидором.

Но я успел вовремя перехватить его руку.

— Стоп, остынь. Новых твоих мучений мне не пережить.

— Хорошо, обойдемся без мучений. Но я бы легко охомячил этот помидор. Разрезал бы на части и охомячил, — ответил он. — А Татьяна у тебя нормальная баба и совсем не стервозная. Нет, поначалу-то, при первой нашей встрече, я принял её за обычную шалаву. Словом, за профуру, которая облапошила тебя как дошкольника. Но потом, когда мы здесь посидели с ней вдвоем и потолковали...

— Это кто шалава?! Кто профура?! — возмутилась Татьяна до глубины души, уткнув кулаки в бёдра. — Ничего себе сказанул! Хам ты и негодяй после этого! Урод недоделанный!

— Это он не о тебе, Таня, — поспешил заметить я.

— Верно, Володя. Я не о ней. Шалава и профура — это Юлька с Викой, — нашёлся Гера.— А ты, Танюш, во всех отношениях порядочная и положительная женщина.

— Тактичная, воспитанная, интеллигентная. С настоящим талантом. Дикторша на вещевом рынке. Хоть и бывшая, — добавил я и попросил: — Только впредь давай сдерживайся. Не заводись с пол-оборота.

— Ты сам лучше держи себя в узде, — хмыкнув, посоветовала Татьяна.

— Я всегда держу себя в узде.

— Не всегда.

— Ошибаешься, всегда.

Гера, поморщившись, демонстративно махнул на нас рукой. Разбирайтесь, дескать, сами без меня: кто есть кто. И выпил полную, до краёв, рюмку самогона. Затем, словно поразился неприятной мысли, внезапно помрачнел и пристально уставился на меня.

— Ты вот что, милый родственник, скажи мне: почему ты зажал деньги на выкуп Шуры? Выходит, что цветные бумажки тебе дороже жизни собственной сестры? По моему разумению, сволочной это поступок, — медленно и с нажимом произнёс он.

— Гера, прошу, поверь, нет у меня денег. Я же вчера тебе об этом говорил. Ты прямо как Генка Кривонос. Он тоже с ослиным упрямством требует с меня дядин долг, — вздохнув, ответил я.

— Врёшь, есть!

— Не вру. Это правда.

— Нет, честное слово, у нас никаких денег, — присоединилась ко мне Татьяна.

— А ты, бывшая дикторша с рынка, вообще молчи! Не встревай в мужской разговор! Не с тобой толкуют! — побагровев, заявил он и стукнул кулаком по столу так, что зазвенела посуда, стоявшая на нём.

— Тебе, Гера, наверное, моча ударила в голову! Всё-то ты позабыл! — рассердившись, произнёс я. — Это у вас, у тебя и Шуры, были деньги — двадцать тысяч долларов! Это вы их от меня утаили! Я же ничего не скрывал и не скрываю! Нет нужды! Ты меня перепутал с вами!

— Не двадцать тысяч, а двенадцать и рубли! — громко поправил он. — Да, мы их утаили, спрятали, заныкали! Называй, как хочешь! Но зато ты получил эту квартиру! Со всем добром и обстановкой! Разве тебе этого мало?!

— Спасибо, немало. Я безмерно счастлив. Но повторяю русским языком, мы в ней ничего не находили.

— Не обманывай, находили! И никаких-нибудь жалких двенадцать тысяч, а намного больше. Но ты их зажимаешь! Шура сидит там страдает у похитителей, а тебя жаба душит с ними расстаться! — брызгая слюной, проорал Гера, схватил меня за грудки и приблизил своё лицо к моему лицу. — Гони немедленно деньги! Не жмись!!

— Нечего мне давать — у меня их нет! Понимаешь, нет! Они есть только в твоей фантазии! — ответил я, отцепляя его пальцы от своей рубашки. — Успокойся и не буянь. Вообще, иди-ка ты сейчас лучше отдохни.

— Да, в постельку, — поддакнула Татьяна. — Бай-бай.

— Фигушки вам! Никуда я не пойду! — распаляясь ещё сильнее, заявил Гера.

— Ну и дурак! В таком состоянии Шуре ты ничем не поможешь, — заметил я.

— Очень даже помогу! Я сдеру с тебя деньги, чтоб её освободить! Костьми лягу, а сдеру!

— Сиди тогда тут. Валяй ваньку, сколько твоей душе угодно. А мы пойдём, — сказал я, поднялся сам и поднял со стула Татьяну. Она не противилась, и покорно пошла впереди меня с кухни.

— Гоните деньги, сукины вы дети! — злобно крикнул нам вслед Гера.

— Нет их у нас! — бросил я ему через плечо.

— Не будь болваном, Гера. Откуда мы их тебе возьмём? — поддержала меня Татьяна.

— Что твоей бабе всё неймется?! Что она, курица щипаная, встревает в наши денежные дела?! Укороти ей язык! Не то, обещаю, я сам это сделаю, — пригрозил он.

— Руки коротки! — с видимым удовольствием съехидничала Татьяна. — Сморчок!

— До твоего языка они дотянутся!

— Мечтать — не вредно!

— Гера, не гони пургу, и она не станет встревать, — посоветовал я, притормаживая в коридоре и поворачиваясь к нему. — Успокойся.

— Последний раз говорю тебе по-хорошему: дай деньги на выкуп Шуры, — потребовал он.

— Последний раз отвечаю тебе по-хорошему: нет у меня никаких денег, — сказал я.

— Значит, нет?!

— Нет!

И здесь во всей своей красе проявился скверный, вздорный характер мужа моей сестры, о котором я был так наслышан от Шуры.

Гера достал из-под стола пустую бутылку самогона и тщательно проверил, не сохранилось ли в ней чудом хоть капли этой жидкости. Чуда, увы, не произошло. Потом задумчиво подкинул бутылку на ладони, неторопливо прицелился и — со словами "держи, фашист, гранату" — запустил ею в меня. Но я сумел вовремя уклониться. Однако, просвистев мимо меня, она угодила донышком в висок Татьяне. Та сдавлено вскрикнула от боли и испуга и, обхватив голову руками, опустилась на коврик перед входной дверью. Вскоре из-под Татьяниной ладони показалась кровь. Она потекла тонкой струйкой по её щеке и шее. И дальше, проникая под халат, на красный атласный бюстгальтер. Возможно, что и до самых трусов.

Ну и Гера! Тоже мне вольный стрелок Вильгельм Телль! Научился бы сначала бутылку, как предмет метания, держать в своих корявых лапах! Промазал в меня и вот, пожалуйста, — испортил девушке любимую носильную вещь.

Преисполненный праведным негодованием — и не только за испачканный бюстгальтер, но и за кровоточащую рану на виске Татьяны — я решительно направился к Гере.

Он тотчас, как по команде, встал с места и сделал два-три шага мне навстречу. Вцепился пальцами обеих рук в моё горло и, пылая лютой злобой, принялся душить. У меня перехватило дыхание — я начал задыхаться и хрипеть. Длилось, правда, это не долго. После короткой ожесточённой борьбы я сумел освободиться и резко, с силой, оттолкнул его от себя.

Словно пушинка, Гера отлетел назад, опрокинув при этом стол. Со стола с грохотом посыпались тарелки, рюмки, солёные помидоры, варёная картошка, пепельница с мокрыми окурками, початая пачка сигарет, зажигалка, чашки, вилки. Скатилась также моя банка с недопитым пивом и вторая бутылка с остатками самогона.

Гера гулко стукнулся спиной о кухонный пенал и с подогнутыми коленями присел на пол. Но, издав воинственный клич, резко вскочил и со стальной вилкой, зажатой в кулаке, ринулся на меня. К счастью, его атака не удалась. В живот он мне не попал. Я же, отняв его вилку, крепко двинул ему по челюсти. Гера потерял равновесие и растянулся почти во всю ширину моей небольшой кухни.

Но его упорству можно было позавидовать. Придя немного в себя, он поднялся и бросился в новую атаку. Ну, просто натуральный камикадзе! История в точности, за исключением лишь отъёма вилки, повторилась — я вторично уложил Геру на пол. Ничего удивительного. Я был моложе, сильнее и, вдобавок, чуть ли не совершенно трезвый.

Нет, Шура бы не одобрила моего поведения. Наверняка бы отругала и поставила в угол. Стоял бы грыз ногти и смотрел в стену до самого прихода родителей. Но сейчас я об этом мало думал. Я готовился стукнуть Геру ещё раз. Если, разумеется, он попытается опять меня атаковать.

— Прекрати, Володя! Сию же минуту прекрати!! — закричал Марек громовым голосом, неожиданно появляясь на кухне. Подскочил ко мне и схватил сзади за локти. — Ты что, в самом деле?! Ополоумел?! Давай, дружок, охладись!

— Охладился и прекратил, — ответил я, переводя дыхание.