Помойник. Мистический триллер

— Как любопытно! Давай, расскажи подробнее, — попросил я и приложил ладонь к уху.

— Как-нибудь в следующий раз. На трезвую голову. К тому же, все подробности мне неизвестны, — мягко уклонился он от ответа. — Но запомни, работу у нас можно найти на одной лишь свалке. За неё ты там получишь не пустые обещания, а живые деньги. Короче, если надумаешь, то обращайся ко мне. Помогу, как сумею.

— Представляю, Марек, что это за работа. Наверняка, сбор цветных металлов, пустых бутылок и пузырьков, бумаги и тряпья. Ну, ещё костей для варки мыла.

— Примерно, Володя, примерно. Но ради этого люди приезжают к нам чёрт знает откуда. Даже из самой столицы. Даже из ближнего зарубежья. У тебя же перед ними огромное преимущество. Ты живёшь недалеко от полигона в тёплой и уютной квартире.

— И с тобой по соседству, — добавил я.

— Да, и со мной по соседству. Но не считай, пожалуйста, что туда можно просто так прийти и начать работать. Для этого необходима рекомендация. Без неё тебе там не позволят ничем заниматься. При наихудшем раскладе могут вообще убить.

— Хорошо, договорились. Если я туда соберусь, то обращусь за рекомендацией к тебе, — заверил я Марека. Но про себя принял твёрдое решение, что не пойду работать на свалку ни при каких обстоятельствах. Ну, если только в самом крайнем случае.

Глава пятая

Всю следующую неделю я редко выходил из дома. Только ради того, чтобы подышать воздухом ранней весны и размять затёкшие ноги. Купить в магазине не слишком просроченные продукты и узнать от продавщицы Юли свежие поселковые новости. Всё остальное время я занимался наведением порядка в дядиной квартире и приданием ей приличного жилого вида.

Я мыл полы и стены. Устанавливал покрепче унитаз в туалете и раковину в ванной. Прочищал водопроводные трубы. Клеил новые обои в комнатах и прихожей. Подкрашивал белой эмалью оконные рамы и подоконники. Уничтожал заросли паутины по углам потолка. Пылесосил ковры и мягкую мебель. Расставлял по своим местам разбросанные повсюду вещи и предметы.

К вечеру я так уставал, что не хватало сил даже смотреть телевизор.

Ночами, однако, спалось мне скверно.

Хотя, в отличие от Москвы, здесь ничто не мешало. В окна не проникал свет от уличных фонарей. Не ревела сигнализация у какого-нибудь автомобиля, оставленного возле дома. В посёлке стояла мёртвая звенящая тишина.

Но я долго ворочался и полночи не смыкал глаз. В голову приходили самые разнообразные мысли.

Ну, скажем, почему мне в юности так надоело в моём родном городке? Почему я так стремился из него уехать? В моём городке было, в общем-то, неплохо. Там были развлечения. Например, сначала выпивка, затем дискотека и драка. Или сначала дискотека, затем драка и выпивка. Или сначала драка, затем выпивка и дискотека. Словом, существовали варианты. Я же предпочёл поступить в военное училище.

Но почему мне тогда захотелось уйти с военной службы?

Ответ был прост: не хватало свободы.

Иногда мне надоедало лежать без сна. Я вставал с постели и, осторожно ступая босыми ногами по холодному полу, подходил к окну.

За стеклом, в кромешной темноте, нельзя было ничего разглядеть. Только где-то вдали, на необъятных просторах мусорного полигона, казалось, блуждали слабые огоньки. Они завораживали и манили. Они притягивали к себе. Хотелось немедленно отправиться на их поиски. Но я понимал всю несуразность этого поступка. Зачем сдались мне эти огоньки на городской свалке?

Я любил утро. Утром исчезали все мои беспричинные страхи и тревожные мысли. Но главное — я мог видеть, как занимается заря и восходит солнце. Не мешал, как в городе, густой лес многоэтажных зданий.

Правда, восход этот происходил над мусорным полигоном.

* * *

Была пятница. Стояла прекрасная погода. Солнечная и безветренная. Моё настроение соответствовало погоде. Сегодня я принял историческое решение о том, что пора было прекращать наводить порядок в квартире. Для некоторых людей благоустройство собственного жилища превращается в настоящую манию. Я не желал им уподобляться. Возможно, что по причине своей природной лени.

Итак, приняв это решение, я отправился в магазин за покупками. Следовало достойно отметить этот собственный праздник.

Рядом с магазином, едва ли не преграждая в него вход, стоял замызганный и дурно пахнущий "КамАЗ". В кабине на водительском месте скучал скуластый парень — в засаленном ватнике и серой кепке набекрень. Он поочередно ковырял мизинцем то в ухе, то в носу. Затем пристально разглядывал то, что прилипало к его пальцу. Увиденное, натурально, повергало его в глубокое и тягостное раздумье.

Неожиданно водитель открыл дверцу и принялся переругиваться с тётками, торговавшими по соседству, на площади.

Слушать их перепалку у меня не было ни малейшей охоты. Я вошёл в магазин и поздоровался бодрым голосом с теми, кто в нём находился.

Юля плавно повела головой и в знак приветствия помахала ладошкой. Длинный прыщавый мужик в другом конце помещения, обернувшись, издал негромкий звук, наподобие утиного кряка. Сидя на корточках, он изучал внешнее и внутреннее устройство культиватора. Ну, наверное, в преддверии начала посевного сезона.

— У меня сегодня как будто Первое Мая, — сообщил я рыжеволосой продавщице за прилавком. — Но я тебя к себе не приглашаю. Знаю, что ты занята.

— Хотя бы попробовал для приличия.

— Договорились, попробую на Второе Мая.

— Э-э, долго ждать. Я состарюсь. Но интересно, что у тебя за праздник? — спросила Юля.

— Эпохальный. Не побоюсь этого слова. Я, наконец, навёл порядок в дядиной квартире. Придал ей мало-мальски терпимый вид.

— Поздравляю. Но учти, что в гости я к тебе не напрашиваюсь.

— Мне же спокойнее. Можешь натоптать там, наследить. Но чем ты собираешься порадовать мой истощенный организм?

— Голландским сыром, мороженой свининой и развесными оливками, — хмыкнув, ответила она.

— Беру, заверните.

— Обязательно. Чем теперь думаешь заняться? — спросила Юля, вылавливая черпаком из открытой банки оливки.

— Чем я буду заниматься? Прежде всего, мне надо съездить в райцентр. Поторопить там чиновников с оформлением пенсии. Потом хочу наведаться в Москву. Кстати, что тебе оттуда привезти?

— Да привези что угодно. Лишь бы было красиво и дорого, — сказала она.

Я улыбнулся. Чего греха таить, Юля мне нравилась. Хотя, с другой стороны, нравиться покупателям — это составная часть её профессии. Как вообще без этого заниматься торговлей? Прогоришь!

— Слушай, а куда обычно у вас кавалеры приглашают дам? — поинтересовался я.

— Володя, всё забываю спросить, сколько тебе лет?

— Намёк понял. Но не волнуйся, недоразумений не возникнет. Школу я уже окончил.

— Долго же ты её кончал.

— Обижаешь, Юля. Была не только школа. Был ещё детский сад и кружок танцев.

— Это меняет дело. А серьёзно?

— Тридцать один. Так куда приглашают у вас кавалеры дам? — повторил я свой вопрос.

— Смотря для чего.

— Ну, скажем, для чисто человеческого общения.

— Зимой тут замирает вся жизнь. Замирает даже чисто человеческое общение, — вздохнула она. — Был раньше клуб. Да и тот закрыли.

— Что ж, досадно. Придётся нам с тобой и впрямь ждать майских праздников.

Я простился с Юлей и вышел с покупками из магазина. Когда я выходил, прыщавый мужик, оторвавшись от изучения культиватора, проводил меня долгим пристальным взглядом. Чему, собственно, я не удивился. Здесь было вообще принято внимательно, словно носителя опасного инфекционного вируса, рассматривать всех незнакомых людей.

Дома у меня внезапно разболелась голова. Как молоточком застучало изнутри в висках. Загудело в ушах, зарябило в глазах. Пришлось принять сразу несколько таблеток, прописанных в больнице моим лечащим врачом. Ничего не поделаешь. Продолжал сказываться все-таки удар бейсбольной битой по моей голове.

Вскоре мне стало лучше. Головная боль почти прекратилась. Пора было приниматься за праздничный обед.

Я собирался приготовить солянку по-грузински, латвийский курземес строганов с отварным картофелем и украинский извар из сушёных фруктов. Рецепты их были в кулинарной книге, обнаруженной в дядиной библиотеке. Все необходимые продукты у меня имелись. На неделе я купил у тётки Ульяны, матери Юли, много разных овощей и солений. И, честно сказать, последние дни я в основном всем этим и питался. Хотелось надеяться, что она их вырастила на своём огороде, а не нашла на городской свалке.

Когда я вертелся у плиты, почему-то вспомнил о Ленине. Точнее, об его знаменитых словах, что каждая кухарка, после революции, сможет у нас управлять государством. Любопытно, а умел ли он сам готовить? Очень сомневаюсь. Причина — огромная занятость вождя мирового пролетариата. Публичные выступления и написание научных трудов отнимали все его силы и время. Впрочем, стоп. Как же тогда он жил летом семнадцатого года в шалаше в Разливе? Не носили же ему товарищи по партии, нарушая законы конспирации, в судках комплексные обеды? Значит, варганил всё-таки себе на костре какую-никакую похлёбку. Именно там, в Разливе, и вызрел его опыт управления страной.

Получается, все беды у нас проистекали от того, что наши правители плохо готовили или вообще не умели готовить. Неплохая мысль. Нужно будет её запомнить.

Дверной звонок загремел, словно упавшая на пол пустая кастрюля. Моя промашка. Во время ремонта следовало бы сменить его на другой звонок — более тихий и мелодичный.

На пороге стоял длинный прыщавый мужик. Тот самый, что в магазине, сидя на корточках, изучал культиватор. У него были неприятные мутные глаза с чёрными крапинками, которыми он оценивающе смотрел на меня.

— Очнись, приятель. Чего надо? — спросил я, прерывая затянувшуюся паузу. От мужика исходила явная угроза. Нет, это был вовсе не обычный скромный поселянин.

— Так чего надо? — снова спросил я.

— Аппетитно у тебя пахнет. По-моему, ты чудесно здесь устроился, — с усмешкой произнёс он.

— Но тебе-то что за дело?

— Дело как раз есть. Меня зовут Геннадий, — представился мужик. — А ты, выходит, родственник Головы?

— Какой такой "головы"?

— Не слишком ты сообразительный малый, Вова. Я говорю про твоего умершего дядю. Про Виктора Бугримова.

— Сразу бы так и сказал. А то "голову" какую-то приплёл. Да, я его племянник. Таить от народа мне нечего, — огрызнулся я.

— Прекрасно, племянник. Ты-то и нужен. Твой дядя был нам должен.

— Кому это нам?

— Своим коллегам по работе.

— Сочувствую лично тебе и другим его коллегам. Но мне не ясно, причём тут я?

— Очень даже причём, — с нажимом произнёс он. — За покойного Виктора придётся расплачиваться тебе. Ведь именно ты получил всё его добро.

— Что с того?

— А вот что. Ты, Вова, должен заплатить нам десять тысяч баксов.

— Сколько-сколько? — переспросил я, подумав, что ослышался.

— Повторяю: ты должен заплатить нам десять тысяч баксов. Я прошу ещё по самой нижней планке и без процентов. Я учитываю то, что ты инвалид и тебе требуется усиленное питание.

— Да ты рехнулся, мужик! Как у тебя с головой?! Откуда ты берёшь такие цифры! Все дядино добро вместе с квартирой стоит намного меньше, — возмутившись, заметил я.

— Ну, предположим, не меньше, — возразил мужик. — Ничего, Вова. Наскребёшь где-нибудь, не маленький. Советую, пораскинь лучше мозгами.

— А у вас есть его долговая расписка?

— Какая к шутам долговая расписка? Я приду к тебе за деньгами ровно через неделю. Ты давай уж, не заставляй нас прибегать к крайним мерам. Мы этого не любим, — произнёс он, развернулся и разболтанной походкой направился к лестнице.

Я был в полном замешательстве. Не найдя слов для достойного ответа, продолжал стоять истуканом в дверном проёме.

Шутка ли сказать — десять тысяч долларов. Я не обладал такими деньгами. Но если бы и обладал, то с какой стати должен был платить за своего дядю? Эдак любой прохвост с улицы может потребовать с меня деньги. Дескать, ему задолжал покойный Виктор.

К действительности меня вернул грохот отъезжающего от дома самосвала. Вероятно, мой визитер использовал его в качестве такси. Что ж, самый подходящий транспорт для наших весенних дорог. За исключением боевой машины пехоты.

Нет, но хороши бывшие коллеги моего дяди!

За разъяснениями я решил обратиться к Мареку. Наверняка он, как сторожил, был в курсе всего происходившего в посёлке.

Мой сосед долго не открывал дверь. Когда же, наконец, её открыл, то выглядел бледным, напряжённым и испуганным.

— Это ты, Володя? Ну, здравствуй. Извини, я слышал звонки. Но не отпирал, потому что был занят. Гнал самогон, — сказал он. Теперь стало понято, почему обычно бдительный и любопытный Марек не выглянул из своей квартиры на наш разговор с мужиком.

После нескольких незначительных фраз я пригласил его к себе на праздничный обед.

Но обед, мягко говоря, у меня не получился. Что-то я недосолил, что-то — пересолил. Курземес строганов подгорел. Картофель разварился. Извар наполовину выкипел из кастрюли.

Нет, легче и проще было питаться полуфабрикатами!

Впрочем, если бы у меня даже отлично получились все блюда, то ел бы я сейчас без всякого удовольствия. Недавний визит длинного прыщавого мужика начисто отбил у меня весь аппетит.

Поэтому, немного пожевав подгоревшую свинину, я рассказал Мареку, кто и зачем ко мне приходил сегодня.

— Ничего удивительного, — выслушав меня, сказал он. — Твой дядя, мир его праху, был у нас заметной и влиятельной фигурой. Виктору вполне могли одолжить денег под одно его честное слово.

— Стоп, Марек. Но я помню, ты говорил совсем иное. Что, напротив, многие ему были должны, — возразил я.

— Я этого не отрицаю. Но согласись, я же не вникал во все его денежные дела.

— Ладно, проехали, — качнул я головой. — Кстати, тебе знаком этот мужик? Он называет себя Геннадием.

— Естественно, это Генка Кривонос. Прежде он был правой рукой у твоего дяди.

— По-моему, премерзкая личность эта его правая рука, — хмыкнув, заметил я. — Но всё же мне не понятно, почему я должен кому-то там платить?

— Просто долги Виктора стали теперь твоими долгами, — нравоучительно произнёс Марек и пододвинул ближе к себе тарелку с остатками национального латвийского блюда. — Как, говоришь, называется?

— Курземес строганов.

— Красиво. Зря, Володя, ты ругаешь свою стряпню. Мне, например, она очень нравится. Почти как в ресторане. Не каждая женщина ещё сумеет приготовить так, чтоб было с хрустящей корочкой.

— Я рад, что не напрасно старался, — ответил я и вытер салфеткой повлажневший лоб.

— Слушай, Володя, я долго к тебе присматриваюсь и никак не возьму в толк. Ты на самом деле не знаешь, кем был твой дядя? Или лишь притворяешься, что не знаешь?

— Почему не знаю? Отлично знаю! Сначала он был зоотехником. Потом, по твоим словам, сторожем на мусорном полигоне, — сказал я.

— Да, верно, — кивнул Марек. — Официально он числился сторожем. Всегда только так себя и называл. Все же остальные — Голова. Потому как на этой городской свалке Виктор был царь и Бог. От его воли зависела жизнь и смерть её обитателей-бомжей. Все они ему подчинялись, и каждый месяц платили дань. У него были помощники. В том числе и Генка Кривонос.