Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Что есть, то есть. Помойник не любит порядка.
— Какой Помойник? — спросил я. И вспомнил, что Шура тоже говорила о нём, когда навещала меня в больнице.
— Это у нас в посёлке бытует такая присказка.
— Понятно, местный фольклор.
— Во-во, типа того.
— Помойник не Помойник, но у вас всё тут дико перемешано. Это я вот к чему. Вы, Юля, можете запросто взвесить мне вместо мармелада, скажем, мелких гвоздей.
— Ну что вы, милый покупатель! Не волнуйтесь ради Бога! Я не ошибусь! Обещаю, что кушать гвозди вместо мармелада вы не будете. Равно как и болты с шурупами, — хихикнула она.
— Спасибо, это обнадёживает. Посоветуйте мне тогда что-либо на своё усмотрение, — попросил я. — Естественно, то, что пригодно в пищу.
— Обижаете, у нас все продукты пригодны в пищу. Отраву мы принципиально не держим.
— Однако, к слову, у того изделия не слишком свежий и аппетитный вид, — показал я на батон заветренной колбасы за стеклом витрины.
— Разве? — удивленно вскинула брови Юля. — Но это же — сущие пустяки! Перед употреблением это колбаску следует только сварить или поджарить. Делов-то на пять минут. И все болезнетворные микробы и бактерии мигом передохнут. Без остатка. И вы насладитесь настоящим колбасно-чесночным вкусом.
— Ваши сосиски-сардельки из той же серии? — спросил я.
— Как котлеты и пельмени, — ответила она.
— Признаться, по натуре я не экспериментатор. Судьбу испытывать не буду. Поэтому придётся мне ограничиться консервами, — сказал я, взял с прилавка банку тушёнки и повертел её в руках. Банка выглядела крайне подозрительно. У неё были деформированы бока и оборвана этикетка. К тому же, уже год как истёк срок её годности.
— М-да, — протянул я, возвращая банку на место. — А как у вас вон та селёдка, плавающая в бочке?
— Прелесть, а не селёдочка. С тонким ароматным душком. Любимая закуска всех наших здешних мужиков.
— С душком? Выходит, что протухшая?
— Ну, не совсем, есть можно. Пока ею никто ещё не травился.
— Отрадно слышать, что обходится без жертв. Геройский, однако, у вас народ, — заметил я. — Юля, вы не подумайте, что я чересчур привередливый человек. Но я попробую вашу селёдку как-нибудь в другой раз. А как насчёт обычного хлеба?
— Свежий хлеб нам не привозили уже неделю, — сказала Юля. — У нас есть пшеничная мука. Только её нужно хорошенько просеять.
— Ага, ясно. Ну а крупы у вас имеются?
— Пожалуйста. В самом широком ассортименте. Попадаются нормальные пакеты, попадаются — с малюсенькими червячками и жучками. Но это ерунда. Переберите крупу перед готовкой.
— Что у вас все продукты такие некачественные?
— Как же иначе, если почти все они со свалки, — невозмутимо произнесла Юля.
— Вы хотите сказать...
Я не договорил, потому что в магазине появилось новое лицо. Краснощёкая тётка с крупным мясистым носом, одетая в изящное пальто с шикарным воротником из чернобурки. Она поздоровалась зычным голосом и окинула меня заинтересованным взглядом. Потом, в мучительных колебаниях, постояла у прилавка и купила несколько осклизлых куриных окорочков, пачку маргарина, пакет чая и ещё какую-то мелочь.
Видно было, что тётка не прочь потолковать с продавщицей. Но не решилась делать этого при постороннем. С ухмылкой кивнула нам, шмыгнула носом и, семеня ногами, вышла на улицу.
— Так, Юля, ты говоришь, что ваши продукты с городской свалки? — спросил я, невольно переходя на "ты". Юля относилась к той категории людей, которые с трудом располагают к иной форме общения.
— Конечно, Володя. С неё, родной.
— Ты меня знаешь? — удивился я.
— А то, как же! Ты недооцениваешь наших местных жителей. Тебя сейчас в посёлке не знают разве что грудные младенцы. Да и они в курсе. Только сказать не могут. Ведь ты племянник покойного Виктора Бугримова, — улыбнувшись, произнесла рыжеволосая продавщица.
— Точно, племянник, — согласился я.
— Ну а то, что в нашем магазине почти все продукты со свалки, мы не скрываем. Откуда бы у нас тогда взялись такие низкие цены? Нет, мы пробовали раньше торговать непросроченными товарами. Но их не брали — дорого. Эти же — пожалуйста. С великой радостью. Скажу больше, к нам приезжают отовариваться со всех окрестных деревень.
— И не травятся люди?
— От грибов гораздо чаще. Мы что — вредители, чтоб травить наш собственный трудовой народ? Заведомое гнильё в магазине никогда не предлагаем.
— Но мне любопытно, как на это смотрят контролирующие органы? — спросил я. — Та же торговая инспекция, к примеру?
— В контролирующих органах не люди работают, что ль? Им что, есть не нужно? Честное слово, ты будто из Америки приехал. Не знаешь, как это у нас делается.
— Стало быть, даёте взятки?
— Угу, взятки, — хмыкнула она. — Володя, ты надолго в наши края?
— Наверное. Но будущее покажет.
— Не сомневаюсь. Ничего, постепенно привыкнешь к нашей пище.
— Разумеется, привыкну, — кивнул я. — Сейчас же посоветуй, что мне у вас купить?
— Ну, возьми куриные окорочка, итальянскую лапшу и ещё красную рыбу. Если желаешь, ананас. Найду тебе с совсем маленьким лежалым бочком, — пообещала она.
— Отлично, беру. Потом, мне бы хотелось чего-нибудь выпить. Исключительно в целях подстраховки от болезнетворных микробов. Лучше всего подойдёт водка. Средство испытанное.
— Понимаю. Но помнишь, я говорила, что у нас почти всё со свалки? Под словом "почти" я имела в виду в том числе и водку. Она хоть и не со свалки, но палёная.
— Тогда не надо, — отказался я. — А как ваше вино?
— Вина у нас море разливанное. И красное, и белое, и розовое. Но всё оно кислое и с осадком, — состроила соответствующую гримасу Юля. — Но выход есть. Выход есть всегда. По-моему, ты живёшь по соседству с Мареком. Он у нас, так сказать, местный умелец и гонит приличный самогон. Но в основном, как утверждает, для личного употребления. Попроси, возможно, он продаст тебе бутылку, а то и ящик.
— Что ж, попробую. Но тогда уж логичнее — сразу целый эшелон.
— Благодарю за покупку, — хихикнула она, протягивая мне целлофановый пакет и беря деньги. — Володя, понадобятся овощи — спроси на нашем базарчике тётку Ульяну. Это моя мать. Мы живём с ней на краю Вихляево — в самом отдалённом от свалки месте в посёлке. Поэтому овощи у нас безвреднее, чем у других.
— Спасибо. До скорого свидания, — попрощался я со смешливой продавщицей и вышел из магазина.
Признаться, я был несколько озадачен новой, неожиданно возникшей проблемой: как и чем мне теперь питаться? Не продуктами же с мусорного полигона! С моим желудком, изнеженным за последнее время, ими недолго было и отравиться. Требовалось срочно искать какой-нибудь выход. Выход же, как верно заметила Юля, есть всегда.
* * *
Вечером, когда я гремел в потёмках связкой ключей в коридоре перед своей дверью, из квартиры напротив снова выглянула лысеющая голова Марека.
— Здорово, сосед! — с явным облегчением произнёс он слегка заплетающимся языком. — Чего припозднился?
— Привет, Марек! Дела задержали. Но я вижу, что ты бдительный мужик, — похвалил я его.
— Без этого сейчас никак нельзя, Володя. Жуликоватый у нас народ. Страсть! Вор на воре едет и вором помахивает. Ну, рассказывай, как твои успехи?
— Побывал, значит, в райцентре. Прописался по месту жительства и отдал документы на оформление пенсии.
— Молодец! Обычно это занимает больше времени.
— Чертовски повезло. Чиновники сидели по своим кабинетам и были в благодушном настроении, — поделился я. — Марек, деликатная просьба. Я слышал, что ты делаешь замечательный самогон. Не продашь ли мне пару бутылок? Для чисто медицинских целей.
— Соседу не могу ни в чём отказать. Давай заходи, — открыл он дверь шире. — Но кто тебе сказал про самогон? Это моя великая тайна.
— Да продавщица Юля. Рыженькая такая.
— Ясно, — буркнул Марек. — Главная наша местная осведомительница. Ну же, заходи.
— Погоди, занесу к себе только вещички, — ответил я и поставил в своей прихожей две полные неподъёмные сумки. — Вот запасся в районе на неделю продуктами. Не покупать же их в здешнем магазине.
В квартире Марека — по планировке: зеркальным отражением моей квартиры — стоял стойкий дух спиртного. Совсем как в цехе ликероводочного завода. Если, по словам Юли, самогон он гнал в основном для личного употребления, то каким же, чёрт побери, богатырём нужно было быть. Не иначе как Николаем Валуевым!
Я прошёл на маленькую кухоньку. Она была сплошь уставлена пустыми и полными ёмкостями. На полу лежали разобранные части самогонного аппарата. Марек усадил меня на колченогую табуретку и плеснул из огромной бутыли в стакан желтоватой пахучей жидкости.
— Попробуй. Чтоб не покупать кота в мешке. Недавно приготовил, тёплый ещё. Сам-то я уже принял свою норму, — сказал он.
Выпитый самогон обжёг моё горло и слизистую оболочку желудка. Немного закружилась голова, а на глазах выступили крупные слёзы.
— Ну, как? Забирает?
В ответ я сумел лишь промычать.
— Закуси, — пододвинул ко мне Марек алюминиевую миску с квашеной капустой.
— Откуда?
— Что "откуда"?
— Капуста, — пояснил я.
— Понял, учился в институте. Не пугайся, не со свалки. И не с местного базарчика, — усмехнулся он. — Кое-что я предпочитаю делать сам: квашеную капусту, маринованный чеснок, солёные огурцы и помидоры. Самогон, опять же. Кстати, как он тебе?
Марек вылил из моего стакана на блюдце остатки желтоватой жидкости и поднёс к ней горящую спичку. Жидкость тотчас вспыхнула голубым колеблющимся пламенем.
— Впечатляет. Возьму, пожалуй, пару бутылок. Сколько я тебе должен? — спросил я, нащупывая в боковом кармане пиджака бумажник.
— Ерунда, после сочтемся, — отмахнулся он. — Открою тебе мой секрет. Для улучшения вкусового качества продукта я добавляю в брагу сухофрукты. Но, между нами, возни с этим самогоном не оберёшься.
— Но зато, хоть на экспорт отправляй.
— Не те объёмы, Володя. Не те объёмы. Приходится им приторговывать. Куда деваться? Пенсия нищенская — концы с концами не сведёшь. А ведь мне надо ещё помогать дочери. Она живёт в Москве. Сам знаешь, сколько денег необходимо там молодой девушке.
— Знаю, — кивнул я. — Москва — не Вихляево. Цены здесь и там не сопоставимые.
— Ещё бы! Продукты же в нашем магазине главным образом с городской свалки, — невесело усмехнулся Марек. — Между прочим, ты накупил вот себе всего в райцентре. Выложил наверняка немалые деньги. Но тебе известно, откуда у них эти продукты?
— Неужели? Думаешь, что?..
— Не думаю, а уверен. Если в нашем магазине рыжая Юлька ещё постесняется предложить откровенную гадость, то в райцентре сделают это за здорово живёшь. Без зазрения совести. Там такие мастера трудятся. В особенности около станции, закачаешься. Например, из самого незначительного. Перебивают на консервных банках срок годности и переклеивают на них этикетки.
— Приятная новость — ничего не скажешь, — протянул я и для сохранения душевного равновесия выпил ещё полстакана самогона.
— Рассуждают следующим образом. Если из Москвы к нам в район на свалку свозят разную дрянь, то они вправе отправлять её назад. Не резонно ли? И продавать её стараются людям со столичной внешностью. Для своих же, местных, под прилавком у них имеются более-менее сносные продукты, — объяснил он.
— Обрадовал ты меня, Марек.
— Впрочем, не расстраивайся. Вообще мы в нашем посёлке считаем, что всё произведённое должно быть съедено и выпито.
— Ладно, тогда съедим и выпьем. Твои сухофрукты тоже со свалки? — спросил я после паузы.
— Извини, разумеется.
— Ты сам ходишь за ними?
— Зачем? — удивился он. — Сухофрукты мне приносят на дом в обмен на самогон. За самогон местные бомжи могут принести всё что угодно. Сам я на полигоне больше не бываю. Возраст уже не тот, ноги болят от долгой ходьбы. И атмосфера там вредоносная для здоровья. Потом, чтобы отыскать на полигоне что-нибудь стоящее, нужно сильно потрудиться.
— Я смотрю, весь посёлок существует за счёт свалки, — хмыкнул я.
— Да, так или иначе. И существуем в целом гораздо лучше, чем другие посёлки и деревни в нашей округе. Народ в них, не скрывая, завидует нам.
— Завидовать у нас любят.
— Особенно, когда есть чему, — подтвердил Марек. — Ещё до революции, при царском режиме, тут было богатое село. При коммунистах жили тоже терпимо. Был совхоз-миллионер. Я, между прочим, заведовал свинофермой. Твой дядя — птицефермой. Потом, в перестройку, всё развалилось. Что сгорело, что обанкротилось — остальное разворовали к чёртовой матери.
— Да это везде так.
— Точно. Хорошо хоть, что рядом с нами сделали мусорный полигон. Благодаря ему мы теперь и существуем. Жалко, конечно, что пропала пахотная земля. Сгинула рыба из нашей речки. Да и в огороде всё растет через пень колоду. Но, как говорится, нет худа без добра. Зато у нас появилась какая-никакая работёнка, — заключил Марек и налил себе полный, до краёв, фужер самогона. Очевидно, позабыв, что на сегодня уже принял свою норму.
Подумав, я присоединился к нему.
— За городскую свалку! За нашу кормилицу! — провозгласил он тост.
— За неё, матушку! — послушно поддакнул я, чокаясь с Мареком.
— Володя, ты уже решил, чем будешь у нас заниматься? — спросил он, морщась и жадно нюхая горбушку чёрного хлеба, втыкая её себе чуть ли не в самую ноздрю.
— Если честно, пока ума не приложу, — признался я. — На работу в Москву отсюда не наездишься.
— И то верно. Кстати, кем ты там был?
— Охранником в бутике.
— Это — типа магазина, что ль?
— Ага, типа.
— Вот названий нынче напридумали, — усмехнулся Марек. — Ничего хоть платили?
— Да так, терпимо.
— Тогда огорчу тебя. В наш магазин охранник не требуется. По-старинке обходимся без него. Мы же живём в Вихляево, а не в вашем бандитском городе.
— Понятно, что не требуется, — сказал я. И живо представил себя в своём английском костюме и при галстуке, стоящим в местном магазине между бочкой с протухшей селёдкой и тюками со списанной армейской формой. Одно слово — красота! Там мне и место. Правда, ещё лучше не стоящим, а сидящим в том же наряде в самой бочке и зорко выглядывающим оттуда, приложив ладонь ко лбу козырьком и держа во второй руке свежий носовой платок. Чтоб вытирать мочки ушей, мокнущие иногда в селёдочном рассоле. Доставляли бы неудобство только мои хлюпающие и соскальзывающие с ног итальянские ботинки.
— Да, Володя, ты знаешь, где работал твой дядя?
— Точно нет. Мне этого никто не говорил. Но по профессии, по-моему, он был зоотехником.
— Гм, было дело, — согласился Марек. — Но мало ли у кого какая профессия? Это имело значение прежде — при развитом социализме. В последнее же время Виктор работал сторожем на свалке.
— Что ж, вероятно, сторожить и охранять — наше семейное призвание, — усмехнулся я.
— Очень возможно. Твой дядя был хватким и смекалистым мужиком. Важной фигурой в посёлке и на мусорном полигоне. В общем, человеком авторитетным. Я его уважал и был многим ему обязан. Поэтому сразу отнёся к тебе по-доброму. По-отечески. Ты ж его родной племянник. Между нами, у Виктора осталось здесь немало должников, — понизив голос до шёпота, произнёс Марек.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |