Помойник. Мистический триллер

— Вика в Москве?

— Естественно. А ты, случайно, не надумал туда перебираться? — поинтересовался Марек.

— С какой стати? Меня и здесь всё устраивает.

— Ну-ну. Приятно слышать, Володя. Только ты, гляди, не увлекайся этим делом, — посоветовал он, щёлкнув себя пальцем по горлу. — Ни к чему.

— Не буду, воздержусь, — приложив ладонь к сердцу, пообещал я.

Попрощавшись с Мареком, я спустился с лестницы и вышел из дома.

На улице было прекрасно, хотя и прохладнее, чем накануне. Весь воздух, потому как ветер дул не с мусорного полигона, был пропитан свежими весенними запахами и ароматами. Звонко и весело щебетали птицы. По краям дороги зеленела ранняя трава. В палисадниках частных строений набухали почки на деревьях и кустарниках, а верба, росшая у пожарного пруда, и вовсе вся серебрилась.

В тени у заборов, столбов линий электропередач и стволов некоторых деревьев жалкими кучками лежал снег. Этот снег напоминал рис, сваренный недавно на ужин Татьяной. Он тоже был кое-где рассыпчатый, кое-где слипшийся, а кое-где и чёрный. Но я всё равно его съел и похвалил Татьяну за великолепное кушанье. Иначе бы обошлось себе дороже. Потом, возможно, что приготовленный так рис был даже полезен. Особенно, если ведёшь здоровый образ жизни.

Весной обычно Москва наводняется великим множеством молодых красивых девушек. Там они, группками и поодиночке, встречаются буквально повсюду. Но то в столице. Про посёлок Вихляево этого сказать было нельзя. Здесь они физически отсутствовали. Если, само самой, не набраться смелости и не причислить к молодым красивым девушкам тётку Ульяну, махнувшую мне рукой из проулка. Да чумазую девчушку-подростка, стоявшую у бесхозного сарая и проводившую меня долгим скучающим взглядом.

Показалась хотя бы Лариска. Есть же у неё, помимо розового пальто с воротником-чернобуркой, какая-нибудь соблазнительная юбка. Не отравляется же местная львица весной или летом в райцентр, а то и в Москву, в ватных штанах?

Но, как говорится, нет худа без добра. Зато ничто не должно было — в частности, девушки — отвлечь меня от моих мыслей о Мареке. Конкретно о том, может ли он быть замешан в похищении Шуры? Не мог ли он, скажем, навести на неё похитителей? Ведь ему было отлично известно обо всех делах и начинаниях дяди Виктора. Как другу и соседу. Впрочем, маловероятно. Марек по натуре своей не преступник. За исключением подпольной торговли самогона, он вполне законопослушный гражданин.

Так-то оно так. Но у Марека была горячо любимая дочь. Вика же особа честолюбивая. Судя хотя бы потому, с какой радостью она покинула родной посёлок и как страстно желала добиться успеха в жизни. Для чего, к примеру, встречалась с Гариком, который, по сути, был ей глубоко безразличен. Но который обещал сделать хорошую карьеру.

Однако использовать для достижения намеченной цели свои внешние данные — одно. Совершить ради этого преступление — совсем другое. Нет, не было у Вики достаточно веской мотивации. Да и зачем ей так рисковать, ставя на карту всю свою дальнейшую жизнь? Поэтому, скорее всего, Марек и Вика не имеют к похищению Шуры никакого отношения.

Придя к такому заключению, я решил поговорить с ещё одним человеком из лиц, возможно, причастных к этому преступлению. А именно — с Пахомом Максимычем. Не то, что бы я сильно его подозревал. Но он был заметной фигурой в посёлке. Не повредило бы выяснить, чем он сейчас занимается и как себя чувствует.

В здании поселковой администрации Пахом Максимыч занимал комнату на первом этаже, которая именовалась кабинетом N 5. На полу комнаты был расстелен потёртый ковёр багровых тонов. На стене, сбоку от окна, висел дешёвый портрет президента. На двух других стенах — пожелтевшие почётные грамоты о победах в социалистическом соревновании. В дальнем конце стоял книжный шкаф, заставленный запылёнными спортивными кубками и прочими наградами.

Сам Пахом Максимыч сидел за письменным столом. Его рабочее место украшали отдельные части компьютера, среди которых не хватало процессора. Естественно, что компьютер находился в нерабочем состоянии. Но, по мнению хозяина кабинета, для придания солидности он вполне годился.

Я подождал, пока заместитель главы администрации обратит на меня внимание, и вежливо поздоровался:

— Моё почтение, уважаемый Пахом Максимыч!

— Взаимно, Володя! Взаимно! — ответил он. Приподнялся со стула, пожал через стол мою руку и тотчас гневно хлопнул ладонью по развёрнутой газете, лежащей перед ним. — Ну что скажешь?! По-моему, этот Хавьер Солана ведёт откровенно антироссийскую политику! Читал его последнее выступление на Совете Европы?

— Не успел.

— Что же, получается? Ты не следишь за международным положением? За внешней политикой нашей страны? Скверно! Это тебе жирный минус!

— Я исправлюсь.

— Верю! Иначе и мхом недолго обрасти! Свежую прессу необходимо читать каждый день. Нет, но каков гусь! Я о Солане. Обнаглел до предела! Непонятно, почему наши власти терпят эту его клевету? — возмущённо произнёс Пахом Максимыч. — Нет, скажи мне, почему они все к нам цепляются?! Почему не оставят нас в покое?! Змеюки!

— Точно, змеюки, — подтвердил я.

— Ну да ладно. Бог им судья. Чего пришёл-то? Опять возникли проблемы на коммунальном фронте?

— На коммунальном фронте, к счастью, нет. Судьба пока миловала. Трубы не протекают. Газ подают. Электричество не отключают. Я заглянул, чтоб просто поздороваться.

— Поздоровались уж, Володя. Что дальше? — спросил Пахом Максимыч.

Но если бы я сам знал, что дальше?! У меня не было никакого плана. Я даже не представлял, о чём буду с ним разговаривать. Вся надежда была на экспромт.

— Как жизнь? — поинтересовался я.

— Движется, и движется целиком в трудовом ритме.

— Как самочувствие?

— Благодарю, не кашляю. Чего и всем желаю. Ну, что у тебя там наболело?

Замявшись, я посмотрел через его голову в окно. На глубокое, бездонное небо и на голубую ель под окном, освещённую косыми лучами солнца. Потом мой взгляд упал на единственный ровный в посёлке участок дороги, что вёл к зданию администрации. И возникшую на нём ещё одну "девушку" из числа местных — дворничиху Земфиру, немолодую женщину азиатской внешности, которая вдохновенно орудовала метлой.

— Не стесняйся, дорогой, говори. А то мне некогда, — поторопил Пахом Максимыч. — Наступила весна, и работы с ней на нас свалилось непочатый край. Мозги прямо закипают. Поэтому давай не тяни. Я тебя внимательно слушаю.

— Задумка у меня, Пахом Максимыч, следующая. Я хотел бы поставить в нашем посёлке игровой аппарат. Желательно в центре. В районе автобусной остановки. Или, на худой конец, около магазина на улице Парижских коммунаров.

— Гора родила мышь, называется, — не скрывая разочарования, произнёс он. — Поставь, сделай одолжение. Законом не запрещено. С нашей стороны, обещаю, что преград чинить не будем. Разворачивайся. Только ты в районе зарегистрируй всё надлежащим образом, чтобы не было после нареканий от контролирующих органов. И занимайся на здоровье своим мелким бизнесом.

— Значит, ты не возражаешь?

— Нет. Зачем мне возражать? Я политику правительства понимаю правильно. Но нам здесь, на местах, от твоего бизнеса ни тепло, ни холодно. Все твои налоги будут утекать неизвестно куда. В Кремль, наверное, — сказал Пахом Максимыч и, помедлив, добавил: — Эх, нужно было бы тебе прийти ко мне домой как-нибудь вечерком. Посидели бы за рюмкой чая и обсудили всё по-людски. Потому как, я полагаю, у тебя могут появиться определённые сложности с одним человеком.

— И с кем же?

— Да с Генкой Кривоносом.

— Причём тут он? — удивился я.

— Ты, Володя, будто несмышленое дитя, — укоризненно заметил он. — Господин Кривонос контролирует в нашем посёлке всю частную предпринимательскую деятельность. Негласно, конечно. А мне сорока на хвосте принесла, что ты с Генкой в раздоре. Вроде бы, даже на ножах. Поэтому поставить игровой аппарат ты можешь в любой момент. Но получишь ли от него прибыль? Большой вопрос. Вероятнее всего, через день-другой его сломают. Или украдут.

— Что ж, ясно, Пахом Максимыч. Спасибо за информацию к размышлению, — протянул я. Несмотря на то, что никакого игрового аппарата у меня и в помине не было, стало жалко его чуть ли не до слёз. Вот проклятый Генка! Вечно он лезет своими палками в мои колеса!

— В общем, договорись прежде с Кривоносом. А потом уж открывай хоть салон игровых аппаратов. Хоть бордель со стриптизом.

— Здесь как раз есть кому этим заняться.

— Понял твой намёк. Молодёжи, действительно, у нас не хватает. Но решишь как-нибудь эту проблему, — усмехнулся он. — Только по мне, вложил бы ты лучше собственные капиталы в сектор реального производства. В промышленное предприятие, а не в игорную индустрию. Вдохнул бы, тем самым, новую жизнь в наш посёлок.

— Я подумаю.

— Давай подумай, Володя. Иначе что? Смешно сказать, человек твоего масштаба тратится на мелочи. На один несчастный игровой аппарат. Нам всем пользы от него, как от козла молока.

— Это пока лишь пробный шар, — ответил я, едва не добавив, что у меня и на один-то игровой аппарат нет денег. Не говоря уж о борделе со стриптизом. Таков был мой нынешний масштаб!

— Попробуй, запусти.

— Кстати, Пахом Максимыч, вопрос. Почему у тебя на столе стоит неполный компьютер? — поинтересовался я.

— Что, заметно?

— Невооружённым глазом.

— Тогда уточняю, временно неполный, — улыбнулся он. — Кривонос обещал скоро принести к нему все недостающие части.

— Надеюсь, что Генка не подведёт. Он хороший добытчик. Всего тебе наилучшего!

На крыльце здания администрации я задержался, прислонился к перилам и закурил.

Визит к Пахому Максимычу убедил меня, что он не причастен к похищению моей сестры. Ни коим образом. Что ни говори, приятно было вновь обрести пошатнувшуюся веру в человека.

Но пройдоха и махинатор он был не из последних. Дурит здешнее население, прикрываясь громкими словами, почём зря. Наверняка берёт взятки. Правда, взятки небольшие. Скорее, напоминающие ни на что не обязывающие подношения. Проворачивает не совсем чистые делишки. Но всё строго в рамках приличий. Так, чтобы не уронить себя в глазах окружающих. Пойти же на серьёзное преступление у Пахома Максимыча не хватит решимости.

Ещё, я понял, что в некоторых вопросах он полностью зависит от Генки Кривоноса.

* * *

Я открыл тугую дверь магазина. Потом плавно её закрыл, оставаясь на улице.

Надо же, до чего удобно! Можно сберечь деньги и не тратиться на дорогостоящий тренажёр. Для чего следует ежедневно приходить в магазин и по нескольку раз открывать и закрывать его дверь. В результате окрепнут мускулы рук, ног и спины. Повысится тонус и аппетит. Улучшится самочувствие и настроение. Нормализируется кровяное давление. Наладится работа пищеварительного тракта. Для кучи: перестанут выпадать волосы и зубы. Возможно, что исчезнет даже перхоть.

Нет, какой, оказывается, Кривонос делает неоценимый вклад в оздоровление жителей посёлка! Какой, оказывается, он молодец! Только бы не узнал об этом. Ведь иначе обязательно сменит пружину на двери на другую — более мягкую. По причине врождённой вредности.

— Володька, угомонился? Скажи, ты почто ломаешь нам дверь? Замучаешься всякий раз по-новому присобачивать на ней пружину, — изображая возмущение, произнесла Юля. Она стояла, облокотясь о прилавок, и придавалась нашей национальной забаве. Грызла семечки, сплевывая шелуху в кулачок. Тоже очевидная претендентка в олимпийскую сборную в данном виде спорта.

— Исключительно ради того, чтоб сделать тебе приятное, — ответил я. — Чтоб ты подумала, что в магазин ломится толпа оголодавших покупателей.

— Мерси, тронута и польщена. Давай-ка, дружок, устраивайся к нам швейцаром.

— Спасибо за честь. За доверие. Дельное предложение. Люблю чаевые. Но я ещё потренируюсь, — с галантным поклоном произнёс я.

— Тренируйся, тренируйся.

— Слушай, пошла бы на улицу, погуляла. А то в посёлке совсем нет красивых девушек. Да и прочих разных — тоже. Как корова языком слизала. Подмигнуть даже некому.

— Я на работе. В выходные — непременно. Только наряжусь. Но ты можешь подмигивать мне и здесь. Я тебе разрешаю, — хихикнула Юля.

— Сейчас.

— Ну, подмигивай. Я трепещу от ожидания.

— Нет, не буду. Под открытым небом интереснее. Свежий воздух стимулирует половые гормоны.

— С тобой всё понятно, стимулированный ты наш. Единственное твоё спасение тогда — Татьяна. Перед сожительницей и распускай хвост. Выходи с ней на улицу под ручку и распускай.

— У меня нет хвоста. Увы, не вырос. Недоедал в детстве. Если лишь ты одолжишь свой.

— Бери, выдергивай с мясом мою последнюю красоту. Но шутки в сторону. Зачем пожаловал-то? Кроме, разумеется, выдергивания моего хвоста, — спросила она и со стоном распрямила спину, принимая нормальное положение. — Старость — не радость. Так что тебе? Приказывай, Володя.

— Мне-то... — замялся я, выгреб из кармана мелочь и принялся пересчитывать её на ладони. Чёрт побери! Попадались сплошь одни копейки. Натурально, на них ничего нельзя было купить. И это, смешно сказать, у местного богатея! У человека, которому требуется заплатить многотысячный долларовый выкуп, чтобы освободить свою сестру! Какое унижение!

— Ну, что ты желаешь?

— Пиво, — скромно пожелал я. — Имеется у тебя в продаже холодное свежее пиво?

— Ага, имеется. Баночное. Из личных запасов Кривоноса. Да ладно, не позорься ты с этими медяками — больно глядеть. Я тебя угощаю, — с ангельской улыбочкой, сменившей змеиную, произнесла Юля.

— Спасибочки, — поблагодарил я. Сел на подоконник, нагретый солнечными лучами, и стал открывать банку, любезно протянутую мне рыжеволосой продавщицей. Но открыл крайне неудачно. Пиво, шипя и пенясь, как джин из лампы, вырвалось наружу и где облило, где забрызгало мне полу куртки и верхнюю половину брюк.

— Ты ж говорила, что оно свежее, — упрекнул я Юлю. — Не умудрённое седой пеной.

— Свежее и есть, Володя. Это ты, безрукий, не умеешь у нас банку открыть.

— Умею.

— Вижу. Зачем тогда его взбалтывал? Горе ты луковое. Привык, наверное, к разливному пиву из бочки. Эх, темнота, — заметила она, покачала головой и кинула мне через прилавок тряпку. — Тебе помочь?

— Не беспокойся, пожалуйста. Справлюсь как-нибудь своими силами, — буркнул я и вытер тряпкой руки, куртку и брюки.

— Справился?

— Конечно, — кивнул я, сделал глоток из банки и спросил: — Юля, твои-то как дела?

— Да вот, раздаю малоимущим гражданам пиво на шару.

— Ну, теперь ты будешь до гробовой доски вспоминать об этом своём щедром поступке.

— И буду. Почему ты мне запрещаешь? Может, он греет моё девичье сердце, — ответила она. — Я сегодня добрая и сентиментальная. Что такого? Семечек отсыпать?

— Жареные?

— С пылу с жару. Из моего кармана.

— Спасибо. Но я бросил засорять себе желудок. Начал курить, — сказал я. — Юля, к тебе заходила Вика, дочь Марека? Она приезжала недавно навестить отца.