Помойник. Мистический триллер

— Ты узнала о похищении Шуры от Марека?

— От него, — кивнула она. — Ну и сказала Кривоносу, что я дочь Виктора и что все его деньги находятся у меня. Отдала ему ещё долг отца, который он требовал с тебя.

— Вон оно что. То-то Генка так внезапно подобрел ко мне, — усмехнувшись, вспомнил я.

— Между прочим, Кривонос не такой уж плохой мужик, как ты, Володя, считаешь. Он, по-своему, честный и справедливый. С ним можно ладить, если только знать к нему подходы. Например, я его попросила, и он помог вам тогда на полигоне. Разобрался с Денисом и его приятелями.

— Погоди, Юля. Но я думал, что это Басмач и Кастра замолвили за нас словечко.

— Они, разумеется, тоже. Они позвали его в сторожку Виктора, — подтвердила она. — Но прежде, днём, с этим я обратилась к Кривоносу. Позвонила по мобильнику и обрисовала ему ситуацию. Потом, я ещё попросила его вызволить тебя и Геру из милиции.

— Теперь ясно, почему нас так легко выпустили. Признаться, я думал, что они действительно провели расследование.

— Смеешься, что ли?! Какое там расследование! Ничего они не производили! Они палец о палец не ударили! — не удержалась Юля от возмущённых восклицаний. — Просто Кривонос переговорил с кем нужно и дело против вас прекратили в два счёта.

— И много пришлось заплатить?

— Не очень. Поскольку вы были невиновны и в милиции это понимали. Ведь там, в органах, не круглые дураки сидят. Представь, кое-что они кумекают.

— Кумекают, не кумекают, но всё равно прими от меня и Геры нашу огромную благодарность. Неизвестно, как бы долго они с нами разбирались, — заметил я. — С их-то темпами, вероятно, не меньше года.

— Если не больше. Томились бы вы у них в казематах, дорогие, до скончания века.

— Сколько мы тебе должны за наше освобождение?

— Нисколько. Это бесплатная услуга, — сказала Юля. — А уж как обрадовался Паша Свисток, когда узнал, что ты мой двоюродный брат. Я передать тебе не могу. Он же всё это время страшно ревновал меня к тебе. Чуть ли не довёл себя, несчастный, до белого каления.

— Он что ухаживал за тобой?

— Почему ухаживал? Он и сейчас ухаживает. Разве ты не в курсе? Удивительно! Паша предлагал мне этой зимой выйти за него замуж. Вполне официально. Дал месяц на раздумья. И тут как раз появился ты.

— Выходит, что ты отказала ему из-за меня? — поинтересовался я.

— Однако самомнение у тебя, закачаешься. Нет, Володя, не обольщайся. Ты здесь не причем. Просто Паша мне не нравится. Не лежит у меня к нему сердце, — решительно произнесла она. — К тому же он постоянно ковыряет в ушах. Скажи на милость, как такое терпеть?

— Ну вот, здрасьте! Я смотрю, Юля, на тебя не угодишь. Нельзя джентльмену и уши прочистить.

— Можно. Но не прилюдно и не каждую минуту. Потом, если бы только это одно, — вздохнув, развела она руками. — Кстати, знаешь, больше чем половина магазина принадлежит теперь мне. Я показала бумаги отца Кривоносу и, он сказал, что всё правильно. Что у него нет никаких возражений. Требуется лишь оформить всё как полагается в нотариальной конторе. Сказал ещё, что готов уступить мне свою долю. Чтоб магазин был полностью моим. Осточертели ему до ужаса хлопоты с ним. Правда, сумму Генка заломил немыслимую. У меня аж потемнело в глазах.

— Ничего, сторгуетесь, — приободрил я её. — Вот так живёшь бок о бок с настоящей богачкой и не подозреваешь об этом. Позволяешь иногда себе по отношению к ней даже некоторые вольности.

— Да будет, Володя, меня уедать. Нашёл тоже объект для насмешек.

— Постой, дорогая, — вдруг осенило меня. — Если ты единственная наследница Виктора, стало быть, эта квартира также принадлежит тебе. Верно?

— Нет, не верно. Отец оставил её вам с Шурой, а мне деньги и магазин. Точнее, часть магазина. Поэтому как ты владеешь квартирой, так и владей ей дальше, — твёрдо ответила Юля.

— Не берусь возражать.

— Но о чём я, собственно, хотела с тобой поговорить, Володя. Мне известно, что ты собирался поставить у нас в посёлке игровые аппараты. Я случайно не ошибаюсь? Ну и давай ставь их, ради Бога. Желаешь, хоть в здании поселковой администрации. У них там весь второй этаж пустует. Я дам денег и всё устрою. Не сомневайся. Словом, не уезжай, не надо. Будешь помогать мне в магазине, и заниматься своими игровыми аппаратами. До собирания с бомжами пустых бутылок на свалке ты не опустишься. Я тебе обещаю.

— Спасибо за предложение. Но, понимаешь, я раздумал ставить игровые аппараты. Ну их на фиг. Помощники же в магазин тебе и без меня найдутся, — сказал я и взглянул на Юлю: с такой-то деловой хваткой помощники вообще вряд ли ей понадобятся. Она вполне справится одна. Кроме того, у неё был сильный, твёрдый характер. Сумела же она так долго молчать о том, что деньги Виктора хранятся у неё. Соблазна проговориться наверняка было предостаточно.

— Но ты ещё подумай, — попросила Юля. — Хорошенько всё взвесь. Ладно?

— Извини, но я не вижу в этом смысла.

— Жаль. Значит, все-таки уезжаешь?

— Да. Я не люблю менять свои решения. Слушай, а не поехать ли тебе вместе со мной? Этот посёлок — не лучший уголок в мире. Стоит ли за него так держаться?

— Возможно, что не стоит. Но здесь мой дом, магазин, друзья и знакомые. Мать, наконец.

— Это не преграда, — убеждённо произнёс я. — Мать возьмёшь с собой, магазин продашь, на дверь дома повесишь амбарный замок. С друзьями и знакомыми попрощаешься — и вперёд, с песней. На завоевание новых земель. Какие проблемы?

— Как у тебя всё легко и просто.

— Потом, вспомни, посёлок граничит со свалкой, — продолжал я, — а на свалке обитает жуткое существо — Помойник.

— Что с того, Володя? — вскинула она брови. — Лично мне он нисколько не мешает. Я же не имею привычки бродить по ночам по свалке. Днём — тоже. Встреча с ним мне совершенно не грозит. Поэтому чего мне его бояться?

— Не спорю, встреча с ним тебе не грозит. Но неприятно всё же осознавать, что он бродит где-то по соседству. Мерзкий и кровожадный.

— Почему? Напротив, даже интересно. Помойник — наша главная местная достопримечательность. Наша слава и гордость. Он щекочет нам нервы, будоражит кровь и добавляет остроты в нашу жизнь.

— Что есть, то есть. Остроты он мне действительно добавил. Едва не довёл до инфаркта.

— С тобой, Володя, особый случай. Ты слишком близко с ним столкнулся, — заметила она. — Между прочим, Помойником иногда называли Виктора.

— Не вижу ничего странного. Помойник, так или иначе, живёт в любом из нас, — философски изрёк я. — Недаром вокруг нас сплошные мусорные свалки. Вообще, человек в процессе своей жизнедеятельности превращает окружающую среду в помойку. Куда деваться? Такова наша природа.

Юля не ответила. Молча поставила на колени свою сумку, порылась в её недрах, вынула на свет две тугие пачки долларов в банковской упаковке и протянула мне.

— Здесь в каждой пачке по десять тысяч долларов, — сообщила она. — Одна тебе, другая — Шуре.

— Может, не нужно? Мы как-нибудь обойдемся. У меня от дяди есть эта квартира. У Шуры с мужем — садовый домик на земельном участке, — смутившись, проговорил я. — Ты вовсе не обязана с нами делиться. Как единственной дочери все его деньги по праву принадлежат тебе одной.

— Бери-бери, не стесняйся. Не пионер на утренней линейке.

— У меня нет для них подходящего портфеля, как у Гарика. Чтоб из крокодиловой кожи и с золотыми застежками.

— Он тебе ни к чему. Бери, — настаивала Юля. — Вы с Шурой мои родственники. К тому же вы столько претерпели из-за этих проклятых денег. Было бы несправедливо, если бы ты и Шура остались совсем без ничего.

— Ну, благодарю, — растроганно произнёс я. — Ты мне прямо как мать родная. Разреши, впредь я буду тебя так и называть? Мама, мамочка.

— Ишь чего удумал — мамочка! Нет, не хочу. Ты живо сядешь мне на шею. Попросишь кормить кашей с ложечки и петь на ночь колыбельные песни. Оставайся лучше моим двоюродным братом. Но, Володя, если тебе понадобятся ещё деньги, обращайся. Как сумею, помогу. Приходи тогда с портфелем. Но небольшим.

— Чёрт побери, как хорошо иметь богатых родственников! Просто красота! — заметил я, взвешивая на каждой из ладоней по пачке долларов. Было самое подходящее время для того, чтобы сделать Юле ответный подарок. Но я его не сделал. Не стал дарить ей поношенные бюстгальтеры Татьяны. Смешно сказать, заробел. Мало ли какие причуды теперь могут возникнуть у разбогатевшей Юльки? Вдруг она возьмёт и с помощью силикона увеличит объем своей груди? Тогда, естественно, эти изумительные бюстгальтеры будут ей не по размеру. Будут жать и стеснять.

— Строго по секрету: доллары-то не фальшивые? — вежливо осведомился я.

— Надеюсь, что настоящие, — ответила она и, озираясь по сторонам, шёпотом спросила: — Кстати, знаешь, где отец хранил деньги?

— Откуда?

Юля ещё раз подозрительно оглядела кухню, будто опасаясь, что кто-то может прятаться в духовке газовой плиты или камере холодильника. Но от личного их досмотра решила все-таки воздержаться.

— Не поверишь, Володя. Под барельефом Помойника на фасаде нашего магазина. Там оборудован хитроумный тайник, — чуть слышно произнесла она.

— Да ты что?! — воскликнул я.

— Тише! Не кричи! Не то об этом проведает весь наш посёлок.

Ее шиканье заставило меня даже пригнуться.

Я вспомнил, что дядя питал удивительную слабость ко всякому роду тайникам. Один он устроил в своей квартире, второй — в сторожке на свалке, а третий, получается, — на фасаде магазина, под барельефом Помойника. Что ж, остроумно. Остроумно и логично. Но, без подсказки Юли, сам бы я никогда до этого не додумался.

— Только ты никому не говори, — попросила она.

— Я — могила.

— То, что нам требуется. Ведь его деньги лежат по-прежнему там. Представляешь, я до сих пор не знаю, сколько точно. Но много. Я не успела ещё посчитать. Сейчас о тайнике отца известно всего двоим: тебе и мне.

— Не опасаешься, что у меня появится желание в нём похозяйничать? — спросил я.

— Нет, Володя, не опасаюсь. Ты — не тот человек. Ты не станешь зариться на эти капиталы Виктора. Ну, до свидания. Не хочу долго прощаться, — сказала Юля, поднялась и неловко чмокнула меня в щёку. И стоя уже на пороге, со значением добавила: — Давай приезжай к нам чаще. Я буду рада снова тебя видеть.

Замечательная она всё же девушка, подумал я, когда за Юлей закрылась дверь. Всегда приятно, что ты в ком-то не ошибся. А к Юле у меня сразу возникла симпатия. Выходит, не напрасно. Наверное, я смутно предчувствовал, что однажды она одарит меня деньгами.

Теперь, имея на руках такую сумму, я мог немедленно отправиться хоть в Париж. Взобраться там на Эйфелеву башню и плюнуть на голову какому-нибудь зазевавшемуся французу. Впрочем, скорее всего, это окажется вовсе не француз, а наш российский турист. Спрашивается, на кой шут мне тогда тащиться в Париж и карабкаться на эту несчастную башню, чтобы плевать на своего собственного соотечественника? Можно и здесь, у нас, залезть на любую крышу и плеваться с неё, сколько душе твоей угодно. Опять же, это будет куда патриотичнее — иностранная валюта останется на родине.

Нет, шальные деньги определённо скверно действуют на мою психику. Однако, что было бы со мной, если бы я получил больше? Скажем, миллион. Страшно и представить!

Ладно, первым делом следовало съездить к Шуре и отдать причитающуюся ей пачку долларов. Дальше уж будет видно, чем мне заняться.

Но, в любом случае, в посёлок Вихляево рано или поздно я обязательно вернусь.

Эпилог

Когда на вечернем небе появлялась полная луна, самая большая куча мусора в центре городской свалки, словно оживая, начинала шевелиться. Шевеление это происходило из глубины кучи и с каждым часом становилось всё заметнее и заметнее. Когда же ночь окончательно вступала в свои права, из неё на поверхность выбирался Помойник. Мотал головой, отряхивался и, издавая слабые гортанные звуки, принимался счищать с себя когтистыми лапами то, что прилипло к его густой шерсти. Движения его были неторопливыми и заторможенными.

Потом Помойник находил известный ему одному участок земли, из которого выступала ядовитая зеленоватая жижа, и вставал на него. Постепенно ядовитая жижа наполняла его силой и энергией. Обостряла чувства. В нём просыпалась неистребимая злоба ко всему роду человеческому. Вместе с ней пробуждался и азарт охотника.

У Помойника красным пламенем загорались глаза.

Он поднимался на мусорную кучу и окидывал медленным взором округу, залитую причудливым лунным светом. Ничто не могло утаиться от него здесь, на свалке. Он ощущал её всю целиком и каждый её уголок в отдельности.

Теперь Помойник готов был заняться своим привычным делом — ожиданием. О, он был очень терпелив, и его терпение всегда вознаграждалось. Наградой ему служило очередное убийство.

Но почему тогда Помойник не убил в полнолуние того человека в сторожке на краю полигона? Почему позволил ему остаться в живых? Причина была проста. Он никогда не трогал и щадил тех, в чьих жилах текла кровь людей, что ему поклонялись. Даже, напротив, старался им помочь. Конечно, как он сам это понимал.

Итак, Помойник ждал.