Безграничье. Часть 2. Пирамида Силы

― Я так рада, что скоро у меня будет братик, ― отвлек ее веселый голосок Церики.

― Братик? Мышонок, ты так уверена в этом. А если это будет сестричка? Маленькая куколка?

Церика состроила забавную гримасу.

― Нет. Маленькая куколка ― я. А у меня будет братик. Я хочу братика!

Андиат подняла руки, словно сдаваясь.

― Молчу-молчу. Приказ получен. Сделаю все, что могу.

― Я уже даже знаю имя.

― Расскажешь?

Церика загадочно улыбнулась и зажала ротик руками, показывая, что не откроет секрет ни за какие сладости. Андиат весело засмеялась и поцеловала руки дочери.

Свет за окном стал немного светлее, заставив сердце Андиат встрепенуться. Спешно она раздвинула занавески и едва не вскрикнула от восторга при виде уже различимого впереди здания, окруженного лесом. Церика не оказалась такой сдержанной и радостно захлопала в ладоши, чем разбудила Нуару.

― Церика! Я же просила тебя!

― Прости, мамочка. Прости, Нуара, я не хотела тебя разбудить.

Девочка спрыгнула с сиденья и пересев к Нуаре, обняла девушку. Андиат наблюдая эту картину, не могла не умилиться.

― Маленькая подлиза, ― щелкнула дочку по носу женщина.

― Ничего, сестренка, ― потирала глаза Нуара. ― Я так понимаю, мы уже близко?

― Да! ― торжественно объявила девочка. ― Скоро мы будем дома!

― Мы гнались с такой невообразимой скоростью, что мне удивительно, если вы, нари Андиат, увидели хоть что-то из видов Эйвелиса, ― выглянула в окно дочь императрицы.

Андиат как-то загадочно улыбнулась, и Нуаре показалось или в ее улыбке действительно проскользнула грусть.

― Впервые за долгое время мне удалось почувствовать хоть какое-то подобие свободы. Мне нужно было это. Для себя. Чтобы быть готовой...

Волшебница не договорила, будто смутившись своих слов или подумав, что сказала лишнее. Нуара постаралась скрыть удивление и, кашлянув, кивнула:

― Свобода ― это хорошо. Только, если не вспоминать о том, какой защитной магией мы окружены. Я даже опасаюсь нос в окно высунуть. Бабушка наколдовала что-то такое, что растерзает и своих, и чужих.

Андиат хмыкнула:

― Несомненно. Амулет дэрати Инад горит праведным огнем, ― указала волшебница на большой каменный амулет, изображающий сплетенные руки, держащие оранжевый гуат, магически подвешенный в воздухе.

― А я думаю, что это мне так жарко. Бабушка гневается.

― Дэрати Инад злится, что я рискую не только своей жалкой жизнью, но и жизнями ее внуков, учитывая еще не рожденного.

Амулет задрожал, распространяя шипящие звуки.

― Нужно быть поосторожней, ― прошептала Нуара. ― Амулет стоит на страже чести своей хозяйки и, думается мне, может убить лишь за одно неподобающее упоминание о ней.

― Особенно от меня, ― не смогла скрыть печали Андиат.

Нуара как можно более беспечно отмахнулась от этих слов, зная какие непростые отношения связывали дэрати Инад и супругу Креда. Тому виной была сама старая волшебница, не только из-за того, что не прежде захотела признать Андиат, но и теперь, когда признала, не хотела этого показывать.

― Чтобы бабушка не говорила, вы ее семья, ― искренне проговорила Нуара. ― Она волнуется о вас не меньше, чем обо мне и Церике. А то, что у нее ужасный характер это признает и сама дэрати Инад.

Амулет снова задрожал.

― Ну ладно, не признает... хотя не мешало бы иногда.

Андиат с сомнением покачала головой, но, взглянув на побелевший амулет, решила промолчать.

― Бабушка любит тебя, ― зашептала Церика, словно выдавая страшную тайну. ― Когда мы уезжали, она мне поручила беречь тебя от всех-всех несчастий, слушаться и не обижать, потому что это причинит боль и ей тоже. А еще бабушка надеялась, что мы вернемся как можно скорее, потому что она за нами будет очень скучать.

Волшебница благодарно улыбнулась дочери и вновь посмотрела в окно, в котором уже явственно виднелся родной дом. Поместье не было вычурным, оно состояло из простых спокойных линий. Серый дикий камень и дубовый сруб делали Звездный похожим на кусочек природы, которая в свою очередь дивным образом обретала очертания поместья. Сейчас, при свете дня, в Звездном ничего не указывало на его удивительное название, но Андиат прекрасно знала, что как только наступит ночь все изменится. Ни в одном уголке Эйвелиса небо не лежало так низко над землей, казалось, что оно может раздавить тяжестью громадных звезд, которые каждый раз, даже в туман и дождь посещали Звездное.

Андиат почувствовала, что готова расплакаться и поспешила взять себя в руки. Но когда увидела небольшие фигурки, собравшихся на крыльце волшебников и среди них родителей, специально приехавших поддержать доч, осознала, что непослушные слезы уже бегут по щекам.

― Мама не плачь, ― жалобно попросила Церика, осторожно утерла слезу со щеки Андиат.

― Нари Андиат, что с вами?

Женщина наигранно улыбнулась, постаравшись взять себя в руки.

― Не переживайте, со мной все хорошо. Я уже давно не была так счастлива.

Церика пригрозила Андиат, потрясая пальчиком, а Нуара притворилась, что поверила, кивнув, пусть из ее взгляда и не исчезла тревога.

Как только ролда замерла у крыльца, Церика, не дожидаясь пока управляющий Лукрат откроет дверцу, выскочила на улицу и бросилась в объятья бабушки Лиры и дедушки Зуласта, а потом, расцеловав их, приникла к старенькой няне Фарте, которая дрожащими руками обвила 'свое драгоценное дитя'. Лукрат помог хозяйке выбраться из ролды, а затем подал руку Нуаре. Андиат же не заметила, как очутилась в любящих объятьях матери. Почему-то сейчас, несмотря на то, что она находилась среди близких, там, где хотела быть больше всего на свете, волшебница остро ощутила отсутствие Креда и даже на миг пожалела, что покинула Аларбо, будто супруг остался там.

― Что случилось? ― разволновалась Лира.

― Кред в беде...

Глава 6

Янтарная лит

5-й день арка Медоцветия,

Cеверо-запад Акваи.

Шел седьмой день их пути. Небольшой отряд медленно, но верно продвигался вперед. Лес становился все более дремучим и густым, но рекурту удавалось находить удобные тропки и обходить опасности. Последний был послушен словно пес, но зная это, даже чувствуя благодаря связи между ними, Дроак не мог оставаться спокоен, ни днем, ни ночью, ни, тем более, во сне. Но волшебник не мог не признавать, что лишь благодаря рекурту они с Тисом до сих пор живы. Именно он увел волчью стаю, которая несколько дней следила за ними, защитил Тиса от змеи, бросившейся на мальчика, когда тот случайно наступил на нее в траве. Больше всего Дроак должен был благодарить рекурта за то, что спас его от смерти, когда наступил черед расплачиваться за бабушкино заклятие и рана вновь открылась. Будь у Дроака надежда, он не позволил бы рекурту лечить себя, но ему, под боком с Тисом, посреди леса, было опасно так рисковать. Потому пришлось довериться слуге.

Рекурт с диким криком вырвал один из своих черных зубов и растер в пыль, словно это был не более чем песок. Когда слуга посыпал этим порошком рану, Дроаку показалось, будто к ней приставили раскаленное железо. Юноша и хотел бы показать себя героем, но сил совершенно не осталось, потому он возопил как младенец. Не стало и легче, когда рекурт, вырвав один из своих жестких, будто стальной прут волос, совершенно без иглы, сшил края раны корявыми, но прочными стежками. Каждый стежок отдавался молнией во всем теле, и Дроак только и мог, что скулить, как щенок, уже не чувствуя ни стыда перед Тисом и рекуртом, ни после и боли.

Всю ночь Дроак провел между сном и явью. Тис не отходил от него ни на шаг и, крепко держа за руку, что-то беспрестанно шептал. Мальчик упорно боролся со сном, но ближе к рассвету последний все же пересилил, и Тис проспал на груди Дроака несколько миртов. Утром Дроаку стало немного легче и, несмотря на протест Тиса, елве решил продолжить путь. Он понимал, что ему нужен отдых, но страх не покидавший ни на миг и ощущение, что за ними кто-то следит не давали покоя. Каждый шаг отдавался в нем болью, но стиснув зубы, волшебник решительно шагал вперед.

Тайно даже для самого себя, Дроак надеялся, что магия вернется к нему, но этого не случилось. Потому, как и прежде, единственной их защитой оставался рекурт и юноша со страхом представлял, что могло бы случиться, не останови его тогда Тис. Что, если бы Дроак убил рекурта?

Неожиданно яркая извилистая молния прочертила небо белой лентой. Вслед за ней ударил гром, отчего Тис испуганно ойкнул и даже подпрыгнул на месте.

― Нам нужно найти, где укрыться, ― с улыбкой проговорил Дроак. Он сам не знал почему, но всегда очень любил дождь, пусть сейчас последний был и некстати. ― Наступает осень. В это время всегда сильные ливни

― Смотри, Дроак, какое большое дерево! ― воскликнул Тис, указывая на дикую старую яблоню, ветви которой расходились не менее чем на три торрга вокруг и росли так густо, что ни одно капелька бы не проникла сквозь листву.

― Прекрасно, Тис.

Словно предупреждая, что им следует поторопиться, в небе разразилась новая гневная молния, еще более сильная и громкая.

Не успели Дроак и Тис спрятаться под зеленой листвой, как первые капли застучали по земле, а через несколько мгновений дождь полил с такой силой, будто кто-то на небе вознамерился утопить лет, не менее.

― Красота, правда? ― счастливо улыбнулся старший елве, присев у самой кромки своего сухого островка и подставив руку ловил в ладонь кристальные слезы неба.

― Очень красиво.

Рекурт, кажется, был лишен подобных возвышенных чувств и, что-то недовольно шепча себе под нос, взобрался по веткам на самую верхушку яблони, оттуда обозревая окрестности.

― Дроак, расскажи что-нибудь, ― внезапно попросил Тис, устраиваясь рядом.

Елве потрепал его по волосам и спросил:

― Что рассказать? Прости, но я не знаю сказок. Никогда не любил, да и мама всегда рассказывала мне истории Акваи.

― Вот и расскажите мне.

Дроак задумчиво посмотрела на дождь.

― Помнишь ту картину в холле?

― Картину войны?

― Да. Войну Лагора Безумного. Мама много рассказывала о ней, ведь именно тогда наша прекрасная Аквая ступила в бездну, которая со временем поглотила нас. Когда сражение в Янтарном яру выиграл император Лагора и бросил Алруну томиться в темнице, а наш народ не воспротивился этому. Именно тогда артаритсы отдалились от остального народа и стали называть нас итари, на древнем наречье 'недостойными'. Только в их общине до сих пор живы мудрость и величие прежних елве. А итари платят за кровь, пролитую во имя власти и высокомерия, за муки Алруны и забытую верность лесного народа. Мы платим за самовлюбленность, копленную долгими торами господства в Безграничном мире.

Печальна и прекрасна,

Песнь янтарной лит,

В ней открывает не тая,

Что сердце говорит.

Она встречает песней утро,

И провожает ночь,

Она в ней грустная сестра,

И безутешна дочь.

В ней одинокая невеста,

Неосвященная вдова,

Ее мечты лишь только тень,

Любви лишь памяти зола.

Зовет смерть во спасенье,

И слезы падают во тьму,

За что красивую, как солнце,

Судьба оставила одну?

За что ты бросила в огонь,

Свое чудесное дитя,

И мучишь, душишь не жалея,

Надежды проблеск не даря?

И вновь перед глазами бой,

Кровавая гроза смертей,

И стоны, крики, горький плач,

Стенанья матерей.

Метанье копий, острых стрел,

Жестокий свист мечей,

Резки смертельные удары,

Угас блеск воинственных очей.

Бежит Алруна быстрым ветром,

В виденье, словно наяву,

Зовет всех ангелов небесных,

На битву в Янтарном яру.

Зовет и плачет, небо молит,

Безумье брата излечить,

Но крик Лагоры, ярко пламя,

И Диавар лежит убит.

Пусть сколь во сне она мечтает,

Не изменить теперь вовек,

Ту тень, что породил Лагора,

Тяжелой ношей сомкнув век.

Рассвет сквозь прутья нежно льется,

Слова печали кружат тьму,

За что красивую, как солнце,

Судьба оставила одну?

Проговорив последнюю строчку, Дроак замолчал. Тишина длилась около пала и Тис, чувствуя, что не стоит тревожить его, тоже молчал.

― С каждым новым поколением, высшие силы отбирали частичку долголетия итари, будто бы возвращая Алруне, взамен всех мгновений, счастливых, несчастных, что могла подарить ей жизни, погребенная в темной и сырой темнице. Она ведь хотела умереть, Тис, но сила ее была так велика, что в Безграничье сменилось не менее двухсот торов, пятидесяти Виира-Рат, прежде чем ее страшная мечта исполнилась.

Лагора долго правил страной, строго, жестко, со всем высокомерием, на которое только может быть способен елве. В те времена многие волшебники других народов, жившие и даже родившиеся в Аквае, покинули ее. Высокомерие елве не имело границ. Наследник Лагоры Хориус, а после и другие правители, сумели сгладить острые конфликты, которые отделили Акваю от остального Безграничья. Аквая вернула свой высокий статус в мире. Но внутри страны все так же царит вина и тень предательства. Память Алруны и Диавара, которого предали огню, как убийцу императора, до сих пор не отомщена и не оправдана.

Дроак посмотрел на Тиса и увидел, с какой серьезностью слушает он его. Хотя мальчик был еще совсем ребенком, юноша был уверен, что Тис все понимает, возможно, даже лучше многих взрослых.

― Дроак, я надеюсь, что Алруна счастлива в том другом мире, ― едва слышно прошептал мальчик.

― Рука об руку и сердце к сердцу. Навеки вместе непобедимый Диавар и прекрасная Алруна в мире света и мечты, ― вспомнил Дроак слова, вырезанные на могиле несчастных влюбленных в Янтарном яру.

Дождь прекратился через несколько миртов и отряд продолжил свой путь. До сумерек было еще как минимум два мирта и Дроак решил, что не стоит терять это время попусту. Земля была влажной, но плотный травяной покров и каменистая почва защищали от болота и потому единственное, что им грозило, это мокрые ноги. Лучи жаркого солнца, вновь озарившего небо, проникали даже сквозь плотный полог леса и понемногу высушивали землю после деяний дождя. Тис бодро вышагивал впереди, о чем-то тихо напевая себе под нос, и Дроак мог немного побыть наедине со своими мыслями. Невольно он задумался о Диаваре и Алруне, история которых, рассказанная когда-то Ларелией, никогда после не покидала юношу.

Диавар Валириус был предводителем Катриса, южного города Акваи, музыкальной колыбели елвийской страны, родиной лит — удивительных птиц-певуний. Однажды на берегу моря он встретил Алруну, которая слушала дивное пение янтарной лит. Девушка и сама напоминала хрупкую лит своим тонким, изящным станом и длинными рыжими волосами, так похожими на янтарное оперение морских птиц, за что Диавар и прозвал ее 'лит'.